Владимир Полуботко - Железные люди

У многих было ощущение, что самое страшное в этой жизни для них уже позади.

Глава тридцатая

Новые жертвы

Тихо душа, излетевши из тела, нисходит к Аиду,Плачась на жребий печальный, бросая и крепость и юность.

Когда матроса Гнатюка подвели к задней крышке торпедного аппарата, на которой была изображена сатанинская красная звезда, и стали что-то объяснять, он почувствовал неописуемый ужас. Торпеда — это Смерть тем, кому она адресована. И свой путь она начинает в этой трубе. И знаком начала этого пути является красная кремлёвская звезда, обязательная для всех задних крышек всех торпедных аппаратов в Союзе Советских Социалистических Республик. И вот теперь его хотят сунуть в эту красную звезду и в эту трубу!.. Его язык в который раз покорно повторял наизусть всё то, что полагалось сделать, но душа отказывалась повиноваться разуму.

Парень был чрезмерно религиозным и богобоязненным — это все в его экипаже знали. Всегда находилось множество вещей, которые он был не в силах сделать: обмануть — не мог, схитрить — не мог, двинуть по морде обидчику, даже, если тот был явно слабее его, — не мог… Многие потешались над его странностями, некоторые уважали — за честность и исполнительность. Но сейчас — ко всем чертям все странности! Сейчас надо спасаться!

Парня из тайной религиозной секты подвели к трубе.

Помогли влезть в неё.

Он повиновался.

Железо и непроглядная тьма. И — полное одиночество. О том, что спереди и сзади были живые люди, он забыл. Видел только самого себя наедине с железом и тьмою…

О том, что это всё делается для его же спасения, тоже забыл. Или не понял.

Море, железо, красная звезда и я сам. И ничего больше! Лёжа в могильной чёрной тьме с локтями, выставленными вперёд, в противоестественном для человека снаряжении, он ответил своим металлическим кольцом утвердительно на первый вопрос.

А потом условным стуком задали основной вопрос: можно ли теперь открывать переднюю крышку торпедного аппарата, чтобы подвергнуться перегрузкам тем, что бывают у космонавтов?

Последовало два ответа:

— можно,

— можно.

Затем возникла большая и непонятная пауза. И только после паузы прозвучало третье:

— можно!

Четвёртого же ответа так и не дождались.

Что это означает?

Нельзя открывать — вот что означает! Один из четверых находящихся в трубе — не разрешает!

Открыли заднюю крышку торпедного аппарата, по счастью, ещё не заполненного водою.

Стали извлекать оттуда людей — назад, на верхнюю палубу носового отсека атомной подводной лодки «ДЕРЖАВА».

Первый вылез сам.

Второго вытянули с величайшим трудом за ноги, и он был неподвижен.

Третий и четвёртый — те, которые были ближе к выходу в море, тоже вылезли сами.

Корабельный врач осмотрел неподвижное тело матроса Гнатюка и констатировал смерть. Позже, уже на суше, будет установлено, что он скончался от разрыва сердца.

Один человек погиб также и в другом конце подводной лодки — в седьмом отсеке.

Мичман Краснобаев спросил: кто добровольно полезет первым через спасательный люк, чтобы выпустить из люка буйреп с поплавком?

Старослужащий матрос Сотников из Баку вызвался сделать это.

Краснобаев тщательно проинструктировал его.

Сотников, проделав целый список нужных действий, вылез из горизонтальной трубы наружу. Вытянул трос. Сделал всё, как надо. Он всегда был сообразительным и дисциплинированным матросом.

Но трос, словно бы он был живой и выполнял чью-то зловещую волю, взял да и обмотался ему вокруг шеи.

И задушил его.

Глава тридцать первая

Смерть идёт на хитрость!

..Но лишь толькоСладко-медвяного лотоса каждый отведал, мгновенноВсё позабыл и, утратив желанье назад возвратиться,Вдруг захотел в стороне лотофагов остаться, чтоб вкусныйЛотос сбирать, навсегда от своей отказавшись отчизны.Силой их, плачущих, к нашим судам притащив, повелел яКрепко их там привязать к корабельным скамьям…

В последнюю ночь был момент, когда у людей в первом отсеке возникло ощущение, будто всё самое страшное уже позади. Простые матросы и старшины срочной службы, офицеры и мичманы из числа больных, раненых, слабых, трясущихся от страха, малоопытных и начинающих — были благополучно выпущены на волю. Да, конечно, в носовом отсеке был один смертельный случай, были обмороки, были возвращения людей из торпедного аппарата назад, были застревания, были травмы и переломанные кости ступней при неудачном закрывании краснозвёздной крышки торпедного аппарата, но худо-бедно, а основную часть людей выпустили. И теперь оставались самые опытные и самые сильные. Офицеры и мичманы.

Сверху поступило сообщение о том, что сейчас у водолазов будет пересмена и людям на подлодке следует немного подождать и передохнуть.

И вот, руководствуясь ощущением своей силы и удовлетворением от сделанного, люди стали располагаться на отдых. Не самовольно, конечно, а с санкции капитана второго ранга Берёзкина, который ещё прежде того взял на себя командование первым отсеком.

— Пока они там спускаются и поднимаются, давайте-ка, ребята, позволим себе пятнадцать минут отдыха, а уже тогда — снова за работу!

Это была вполне разумная мысль, потому что люди были истощены непосильным многочасовым физическим трудом и очень плохим воздухом. Подумать только: шли уже третьи сутки, как они не спали! Как, впрочем, и почти ничего не ели (никакая пища не лезла в рот при таких запахах!), а пресную воду пили далеко не самого лучшего качества, а именно — слитую из торпед, где она, как известно, служит балластом.

И вот, люди взобрались на эти самые торпеды, легли на них и задремали, забылись.

Ожидалось, что отдых будет коротким, и о нём не было ничего сообщено тем немногим людям, которые ещё оставались во втором отсеке с его более хорошим воздухом. К слову сказать, Рымницкий и Лебедев были именно там. А командир «вспомогательного экипажа» — капитан второго ранга Полтавский — был здесь.

Итак: все заснули на пятнадцать минут.

Но будильника у них не было.

И дежурного они не оставили.

Почему мичман Ляхов проснулся — одни только олимпийские боги знают эту тайну. Ляхов был единственным среди всех, кто сумел сделать это; он взглянул на свои светящиеся часы и понял: прошло уже полтора часа! И обнаружил при этом странную вещь: он не может встать со своей торпеды!

И даже более того: не хочет! Ему было необъяснимо хорошо на душе. Почти светло и почти радостно. Между тем, ещё не угаснувший разум подсказывал: поводов для оптимизма очень мало. А уж для радости — ну совсем нету.

Он лежал весь в поту на покатом металле торпеды, а вовсе не на пуховой перине и, казалось, не ощущал кошмара и холода, окружающих его. В отсеке было шесть градусов тепла, но, несмотря на это, — лежать было хорошо, а вставать не было ни сил, ни желания.

И всё-таки мичман Ляхов встал.

Мрак и зловоние… Мерзость, вместо воздуха… И тишина, нарушаемая храпом спящих людей…

Ляхов позвал кого-то — просто так, наугад, кто ответит, тот и ответит:

— Эй, кто здесь?

Но ему никто не отозвался.

Заподозрив неладное, стал кричать, стал тормошить спящих — никакой реакции. Все спят.

Стал кричать и тормошить сильнее — бесполезно!

В числе спящих был и мичман Семёнов — его не отправили во внешний мир среди первых, а оставили здесь именно как одного из самых надёжных и нужных, и это несмотря на то, что левая рука и левая нога у него были парализованы. Правые-то конечности действовали! Он лежал сейчас под потолком на своей торпеде и просыпаться точно так же, как и все остальные, не собирался. К нему-то и бросился мичман Ляхов, как к единственной надежде.

— Витя, просыпайся! — кричал он. — Уже полтора часа прошло. Пора вставать!

Семёнов не слышал. Спал.

— Витя, проснись же! — Ляхов кричал ему в самое ухо.

Семёнов лишь сонно пролепетал:

— Дай ещё немного поспать… Рано ещё… — Ему снилась семья, снилась уже не беременная его жена Лариса со старшею дочкой и уже родившимся ребёнком, и просыпаться — значило для него расстаться со всем этим. — Рано… Ещё немножко…

— Да какое ж рано, когда уже полтора часа прошло! Ты слышишь: полтора часа!!! Все спят, и я никого не могу добудиться!

Семёнов пробормотал:

— Женя, всё хорошо! Не паникуй, Женя… Всё идёт нормально!..

— Да ничего нормального! Я тебе говорю: всё очень плохо! Просыпайся!

— Не гони волну, Женя! Пусть ребята поспят, да ты и сам отдохни…