Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед

Потом крылатую машину попытались отбуксировать к горам. «Впрягли» десантную самоходку. Ни с места. Вызвали еще две. И Степанов увидел такую картину: три машины, надрывая свои мощные двигатели, медленно волокут брюхом по земле изуродованный самолет, словно муравьи гигантскую стрекозу.

Под горами попытались поджечь останки «Ан-двенадцатого». Но ни тут-то было. Чем его только ни поливали! А потом махнули рукой — ценного ничего нет. Пусть стоит себе. Этого только и ждали десантники. После во многих палатках можно было найти часть обшивки. Остальное довершили афганцы. У них металл в большой цене. Для ремесленника, кустаря дюраль как находка. Растащили все до последней заклепки.

Вот об этом трагическом случае и вспомнил Степанов, болтая со своим закадычным другом.

— Так выпьешь? — спросил Русинов.

— Немножко можно. Но самому как-то не с руки…

— Почему — «самому»? Вон подполковник-советник. Наш, из Гродно. С афганцами пришел… Да и я составлю компанию.

Капитан позвал советника. Предложил выпить. Тот охотно согласился. Еще бы! Со своими… Русинов вскрыл ножом банку с кашей, разогрел ее на сухом спирте. Налил в кружки.

— Хватит, хватит, — остановил Степанов. — Днем, в жару с ума сойдешь. Да и вообще — пить до двенадцати дня…

— Брось свои интеллигентские замашки… И не делай умное лицо. Ты же советский офицер…

Алексей послал подальше приятеля, выпил спирт и принялся закусывать. Стало тепло. Закурил. Советник, не заставивший себя долго упрашивать, сразу разговорился.

— Мне бы взвод ваших хлопцев, чудеса бы с ними делал… — хвалил подполковник десантников. — А с этими, — он кивнул в сторону афганцев, — и не знаешь… Доживешь ли до утра или тебя найдут на помойке с перерезанным горлом. А то еще и пошинкуют, как капусту…

— Что бы вы делали, дай вам взвод десантников? — заинтересовался старший лейтенант.

— Во-первых, хорошо бы их подготовил. Оттренировал бы в горах. Не один месяц для этого нужен. А потом со взводом одиночными перещелкал бы любую банду. Заметьте, одиночными… Не очередями…

— Оно понятно, — согласился Степанов.

— Мне бы с полгодика их потренировать… — продолжал советник.

— Полгодика… — Русинов скривился. — Нас подняли и сразу бросили сюда. Какая там подготовка… Только на аэродроме выдали карты. И то не всем. Тогда, наконец, мы поняли, куда летим.

— Вот это точно, — подтвердил Степанов, — а готовили нас воевать в лесисто-болотистой местности.

— Да что зря кулаками махать? — прервал разговор «вэдээсник». — Может, еще понемногу?

Лицо советника оживилось.

— Давай, — сказал он.

На этот раз старший лейтенант отказался.

После второй подполковника, как говорится, повело. Он достал фотографию красивой шатенки лет тридцатипяти, показал десантникам: «Жена». Те посмотрели на нее, потом на советника. Он казался значительно старше супруги, хотя кто знает, сколько лет назад сделана фотография.

Подполковник начал перечислять то, что он уже переслал в Гродно. Сколько дубленок, какую радиоаппаратуру. Похвастался, что у него еще наберется и на «ГАЗ-двадцать четвертую». Это уже было лишним. Степанову стало неприятно слушать хвастливые откровения. А Русинов, мужик деловой, практичный, начал расспрашивать, сколько советник получает афганей, какие вещи лучше покупать здесь, чтобы с выгодой продать дома. Налил гостю еще спирта. Алексей остановил было, дескать, хватит, но на него уже не обратили внимания. Разговор перешел в следующую стадию, когда подвыпившие начинают «понимать» друг друга и постукивать кулаком в грудь. Правда, больше это касалось советника. Русинов был мужиком крепким…

В рейде память Степанова запечатлела не то, как ночью выходили из района, а трассеры прошивали колонну и с боков, и спереди, и сзади. Как подрывались на минах танки. Как в перевернувшемся «бэтээре» задавило начальника штаба полка. Как погибли еще восемь человек… Нет, Алексею запомнилось не это. В последний день, когда проходили через какой-то кишлак и машины с трудом переваливали через глубокий, разбитый гусеницами арык, у дороги стоял старик-дехканин и лопатой бросал под колеса землю. Он улыбался всем своим добрым морщинистым лицом, и улыбками отвечали шурави, благодарно кивая головами. На обочинах стояли афганские ребятишки. Десантники бросали им с машин пачки с галетами и сухарями, банки с консервами, сахар, сигареты. А те ловили на лету скромнне солдатские дары, смеялись, махали на прощание руками, бежали за машинами, соревнуясь, кому больше достанется… Все это напоминало о чем-то мирном и теперь уже далеком. Когда были те «теплые» ученья? — Месяцев девять назад. Стан-ция Скрибовцы под Лидой, улыбающиеся дети, взрослые с цветами… И яблоки… Много-много яблок, которые сыпали прямо ведрами в люки боевых машин…

Глава шестая

Канули в Лету май и июнь 1980-го. Боевые действия, начавшиеся в конце зимы, с наступлением тепла достигли наивысшего напряжения. Редкий, наверное, выпадал день, чтобы не происходило вооруженных стычек с душманами. Потери несли и те, и другие. Степанову тоже приходилось несладко. Хватало и работы в штабе, и ночных патрулирований, и проверок в Кабуле, в частях, боевых охранениях, и различных выездов в другие провинции Афганистана.

Лето 1980-го было жарким — и в прямом, и в переносном смысле. Десантники постоянно меняли тактику борьбы с противником. Не оставался в долгу и он, всячески изощряясь в сопротивлении советским войскам. Отвоевали весь июль и август, нелегким выдался и сентябрь. В октябре вроде бы стало немного потише.

Однажды Степанову вспомнилось, что когда-то в суворовском военном училище он вел дневник. «Не возобновить ли это занятие вновь? — подумалось ему. — Кто знает, как мы отнесемся к этим событиям лет эдак через двадцать…» А тут как раз пришло письмо от Лины и, прочитав его, Алексей утвердился в своем решении. В политотделе он нашел три какие-то небольшие инвентарные книги и вечером принялся за дело. Острым десантным ножом отрезал в них ненужные графы. Получились неплохие разлинованные тетради в жесткой обложке. Как раз то, что и требовалось. Дождавшись, когда в палатке за маленьким раскладным столиком освободилось место, он пристроился у самого краешка его и раскрыл будущий дневник. Казалось, писать было особо-то и не о чем, но только начал, как сразу же увлекся. Эти записи частично сохранятся и некоторые из них он привезет в Союз. Вот что он будет читать спустя два десятилетия:

25 октября 1980 г.

Вчера получил от жены письмо. Она в серванте нашла старые дневники и неожиданно зачиталась, чуть не опоздав на работу. Пишет, испытала такое ощущение, будто слышала мой голос. И я подумал: Афганистан когда-нибудь кончится. Это сейчас мы материмся, говорим друг другу: «Вычеркнем все из памяти». А удастся ли? Уже десять месяцев позади, но просвета нет. Условия, в которых живем, побуждают говорить откровенно хотя бы с самим собой. Сейчас, когда все немного затихло, рейды пошли на убыль, появилось время поразмыслить о многом. Глупо, конечно, доверять бумаге свои чувства, переживания. И все-таки…

Для начала — о дне минувшем. Сегодня с Терентьевым и Батуриным не пошли на зарядку. Они почему — не знаю. А я ночью проверял боевое охранение. Кончи-лось тем, что в палатку ворвался начопер. Поднял нас, как мальчишек, и пригрозил: если не будем вставать на зарядку, станет посылать каждую ночь на проверки. Таким образом, настроение испортили с самого утра.

Сделаю «лирическое» отступление: в лоб, словно «мессер», пикирует муха. Атакует по всем правилам воздушного боя. Мухи здесь очень наглые. На человека кидаются, как на падаль. Хотя в этом что-то, наверное, есть… Имею в виду наши особые условия.

Пишу дневник в «греческом зале». Мы отгородили угол палатки досками из-под разбитых ящиков для артиллерийских снарядов, заклеили стенки вырезками из «Плейбоя». Кстати, никакого секса и женщин. Даже намека на них. Лишь реклама автомобилей, радиоаппаратуры и прочих благ цивилизации. В палатке топится печка, из радиоузла Коровина доносится песня: «А мне не надо от тебя… Наверно, выдумали мы весну, весну, когда шумела вьюга, наверно, выдумали мы от одино-чества друг друга…» Тоска, поручик, тоска…

До обеда работал в рембате. Разговорились с замполитом. Мужик толковый, но, по-моему, неудачник. Хотя в сравнении с тем, что здесь в любое время можно стать покойником, это ерунда.

Сегодня праздник. Получил два письма. От побратима Коли Мартынова и однокашника по училищу старшего лейтенанта Сашки Феденко. Последний пишет, что жизнь у него прекрасна, надоедлива, все есть, но «хочется чего-нибудь такого». Играет в русскую хандру. А я бы не прочь побывать в ее объятиях на месте Феденко в Ленинграде. Здесь, в Кабуле, по-настоящему понимаешь, что такое Родина. Отечество — это прекрасно. На чужбине, в пыли, холоде я часто вспоминаю слова Петра Первого: «Природа произвела Россию только одну: она соперницы не имеет!»