Генерал без армии - Александр Александрович Тамоников
Бежала, оглядываясь, темноволосая Татьяна Стрельникова, машинально приклеилась к своему начальнику подполковнику Муратову. Женщина запыхалась, уже набегалась за эти недели, жирный пот стекал по осунувшемуся лицу.
Семенила повариха Воронова, непонятно как оказавшаяся в этой компании, надувала щеки.
Генералы безропотно подчинялись приказу старшего лейтенанта. Боев держался прилично и физическую подготовку для своего звания имел неплохую. У Алферьева дела шли неважно, сказывались возраст и истощенность. Он шатался, держался за живот.
«Зря они наелись, – подумал Глеб. – От этого только хуже. Постепенно надо насыщаться после голодухи».
Генерал Власов бежал последним, под ноги не смотрел, часто спотыкался, сделал остановку, чтобы отдышаться, и вразвалку припустил дальше.
Только в этот момент до Шубина и дошло, какой груз он на себя взвалил. Эти люди носили военную форму, но были беспомощны, как дети. По крайней мере большинство из них.
«Они дошли до того состояния, когда человек не понимает, что происходит вокруг, ему безразлично, кто им руководит. Эти люди не выживут, не смогут выйти за кольцо, и задание окажется проваленным! Еще немного, и они начнут отставать, пререкаться, позабудут про необходимость маскировки. Понять их можно, они измотаны в хлам, психика на грани». – Шубин выбросил из головы эти невеселые мысли, скрипнул зубами, выпрыгнул из кустов и побежал догонять колонну.
На этом участке противник отсутствовал. Мобильный пост, ликвидированный разведчиками, был единственным препятствием. Шубин не сомневался в том, что погоня будет, но только после того, как полицаи обнаружат пропажу. Это может произойти через несколько часов.
Группа шла по оврагу. Люди выдохлись, тащились как черепахи. Покрикивать на это сборище старших по званию Шубин все же стеснялся.
Власов снова стал раздражительным, прикрикнул на Марию, путающуюся под ногами. Та отшатнулась, села в грязь. Генерал опомнился, помог поварихе подняться, дико извинялся, ссылался на нервы. Женщина бледно улыбалась, несла какую-то чепуху.
Смотреть на карту Глебу было страшно. Обратный путь состоял из сплошных препятствий. Болота и непроходимые чащи стояли стеной. Дорог было мало, и уповать на них не стоило. В деревнях дислоцировались солдаты и полиция. Через котел немцы перебрасывали на восток свежие части.
Танки шли по проселкам, пустошам и перелескам. При этом танкисты забавлялись, гонялись друг за дружкой. Выстрел из орудия кто-то из них произвел случайно, заигрался. Взрыв прогремел на вершине косогора, хлынула земля, покатились комья глины.
Мария запищала, зачем-то заткнула уши. Вместе с осыпью скатился оглушенный красноармеец Панин, потрясенно уставился на присутствующих, полез обратно.
– Все в порядке! – крикнул сверху Малинович. – Забавляются эти черти.
– А если бы чуть выше взяли? – пробормотал начальник артиллерии Боев.
Думать об этом никому не хотелось. Возьми танкист чуть выше, и все проблемы автоматически отпали бы.
Власов погрузился в какой-то глухой ступор, привалился к откосу, сунул руки в карманы, долго, муторно смотрел в одну точку. В мозгу у этого человека что-то происходило, бились смертным боем враждебные противоречия. Но когда прошла колонна, он был бодр как никогда, первым выбрался на косогор, а потом подгонял людей, даже пошутил пару раз. К перепадам его настроения Шубину следовало привыкнуть.
До леса они добежали без приключений, а потом многих рвало, мучила одышка. У подполковника Муратова вскрылась рана на боку, он сидел, прижавшись к дереву, а Татьяна Стрельникова склонилась над ним, меняла повязку.
Власов не утратил бодрости, обходил людей, справлялся о здоровье, настроении. Как ни странно, бодрая пробежка с видом на танковую колонну придала ему решимости.
– Что, лейтенант, может, и прорвемся, как считаешь? – спросил он, пристроился рядом, стал протирать очки носовым платком.
– Прорвемся, товарищ генерал. Нужно думать только о лучшем, – ответил Глеб. – Но идти еще далеко, расслабляться нельзя. Деревни обходим стороной, там повсюду глаза и уши. На ночлег встанем в лесу, часа через полтора.
«Если доживем до ночлега», – подумал он.
Но пока удача им не изменяла. В лесу у них появлялось хоть какое-то чувство защищенности. Группа медленно одолевала чащу. Шубин через каждые полчаса объявлял привалы.
Татьяна решила отойти по нужде в кустики, вернулась бледная.
Но ничего нового в овраге не оказалось. Тела красноармейцев уже разложились, скалились черепа, с которых свисали лоскутья кожи.
– Души неприкаянные здесь витают. Я их чувствую, – пробормотал, меняясь в лице, красноармеец Панин.
– Отставить этот старорежимный вздор! – процедил сквозь зубы подполковник Муратов. – Не насмотрелся еще, боец? Всякий раз тебе мерещится что-то потустороннее. Ничего, мы эту дурь из тебя выбьем!
Власов снова погрузился в себя. Смотреть на мертвых ему было противопоказано. Как ни крути, а это он командовал этими людьми, отдавал им приказы, пусть и дублировал полученные сверху, видимо, чувствовал ответственность за каждого погибшего подчиненного. Эта вина сжирала его изнутри, превращала в безвольное существо. Он плелся, погруженный в свои переживания, отгородился от мира. Люди старались держаться от него подальше, даже повариха Воронова.
Закончился еще один день в котле. Радость от того, что Власов нашелся, быстро прошла. К Глебу возвращались предчувствия, выстраивались новые проблемы, требующие решения.
Ночевали в сосновом лесу, там нашлась подходящая покатая ложбина. Июль – единственный месяц в России, когда тепло даже ночью. Не стоило разводить костер.
Шубин озвучил свое мнение во всеуслышание. Штабисты ворчали, им не нравился такой поворот. Женщины тоже предпочли бы погреться. Вздыхал и кутался в шинель генерал-майор Алферьев. Помалкивал Боев, в глубине души понимал, что Шубин прав. Сосняк разреженный, отблеск костра можно засечь за версту. Да и дым ощущается, если нюх тренирован.
На сторону Шубина, как ни странно, встал генерал Власов.
Ему надоело слушать непрекращающееся нытье, и он раздраженно воскликнул:
– Отставить! Что вы тут разнылись, как кисейные барышни? Забыли договор? Мы должны во всем слушаться старшего лейтенанта Шубина. Быстро спать, и никакого ворчания. Вас, Мария и Татьяна Викторовна, это тоже касается.
Люди нагребали на себя мох, заворачивались в грязные шинели. Ночь была беспокойной, хотя ничего тревожного не происходило.
Глеба мучили навязчивые сны с продолжением. Он просыпался, снова засыпал, и кошмары стартовали с того места, на котором прервались. Он ворочался, обнимал автомат.
Посреди ночи сон отрезало. Шубин привстал. Было как-то неестественно тихо, потом что-то хрустнуло в лесу. Блуждал часовой, кто-то из его команды. В другой стороне вспыхнул огонек сигареты. Там не спал один из бойцов Власова.
Генерал сидел на пригорке, обняв колени, высокий, нескладный, держал спину прямой и неподвижно смотрел в одну точку. В эту минуту он напомнил Глебу памятник. Ну что ж, может, когда-нибудь и поставят.
