Владимир Лавриненков - Шпага чести
— Скоро к нам прибудет еще пополнение. Можно ожидать новой рубки дров. Так вы, Агавельян, поберегите своих парней: не беритесь в безнадежных случаях за ремонт самолетов.
— Слушаюсь, товарищ командир. Прошу только одно: разрешите мне самому определять степень безнадежности машины.
— Это право остается за вами.
Через несколько дней действительно прибыли новые летчики — Банер, Бурдье, Брией, Лебра, Мартело, Муане, Ирибарн, Пьеро. Все они разными путями пробились в «Нормандию», о которой уже шла большая слава в ВВС «Сражающейся Франции». А самая интересная судьба была у летчика Андре Муане. Еще в 1940 году вместе с полковником Мармье он комплектовал в Африке группу «Эльзас». Затем сражался с фашистами в небе Англии, откуда и прибыл в Россию. Теперь не де ля Пуап, а он стал самым молодым по возрасту летчиком полка.
И что еще важнее — Лефевр убедился: прибывшие схватывают все правила пилотирования с первого полета. Лефевра назначили командиром звена, в состав которого вошел и Франсуа де Жоффр.
Лефевр, Альбер, де ля Пуап, Риссо, Беген продолжали «вывозить» молодежь.
Как-то в разгар летного дня на аэродроме приземлился Ли-2. Пьер Пуйяд, ожидавший гостей из Москвы, поспешил на джипе к самолету, из которого уже выходили генералы Пети, Шиманов и Левандович. Поздоровались.
— Как идут полеты?
— Сегодня нормально.
— Редко бывает «нормально»?
— К сожалению, да.
— В чем же причины?
— Главная — недоученность летчиков. Они скрывают это, а потом расплачиваются.
— Какие меры принимаете?
— Тщательно проверяем каждого вновь прибывшего и обучаем по специально разрабатываемым индивидуальным программам.
— В этом, пожалуй, единственно правильный выход, — согласились генералы.
Они некоторое время понаблюдали за ходом полетов, прошлись по стоянке, посмотрели, как трудятся авиаспециалисты.
— Как обстоит дело со снабжением горючим, запасными частями? — спросил у Агавельяна генерал Левандович.
— С бензином проблем нет, с маслами тоже. А вот лимит запасных частей не мешало бы увеличить.
— До меня дошли слухи, что вы кое-что сами изготовляете.
— Слухи преувеличены, товарищ генерал. Когда дело идет о прокладках, шайбах и другой мелочи — обходимся, но не все сделаешь своими руками.
— А вы подбросьте шайб и прокладок восемнадцатому полку взамен дефицитных частей.
— Так уже все, что могли, выменяли у них, — улыбаясь, чистосердечно признался Сергей Давидович.
— Хорошо. Вашу просьбу постараемся учесть. Но смотрите, чтобы на складах не залеживались запчасти, — хитро подмигнул Левандович.
На что Агавельян твердо ответил:
— Наш полк — единственный в своем роде, товарищ генерал, а мой долг — обеспечить его нормальную боевую работу.
— Молодец! — не удержался Эрнест Пети, слушавший разговор. — С таким инженером наши летчики могут не беспокоиться за технику.
— Мы знали, кого направить сюда, — отозвался генерал Шиманов.
Сергей Давидович слушал похвалы, а сам соображал, какую бы еще пользу извлечь для полка из доброго к нему отношения высокого начальства. И уже собирался обратиться с просьбой о присылке нового оборудования для ремонтной мастерской, но тут Пети сказал подошедшему Пуйяду;
— Пьер, дело к обеду, прекращай полеты, строй весь личный состав.
Через час в морозном воздухе над летным полем, под трепетание на ветру французского и советского флагов торжественно зазвучала «Марсельеза», а затем — Гимн Советского Союза. Они исполнялись в честь награждения летчиков полка.
Генерал-полковник авиации Н. С. Шиманов, объявив Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля 1944 года, вручил ордена Красного Знамени подполковнику Пуйяду, капитану Бегену, старшим лейтенантам Альберу, Лефевру, лейтенанту де ля Пуапу. Вместе они сбили 45 вражеских самолетов. Лейтенант Риссо и младший лейтенант Фуко удостоились ордена Отечественной войны 1-й степени, Жаннель и Матис — Отечественной войны 2-й степени.
— Младший лейтенант Жеральд Леон! — зачитывали далее наградные документы.
— Младший лейтенант Леон погиб на поле брани за Отечество, — прозвучало в ответ из строя.
— Младший лейтенант Жеральд Леон посмертно награжден орденом Отечественной войны второй степени и орденом Почетного легиона.
То же самое повторилось, когда прозвучали имена Бальку, Бона, Дени, Ларжо… Их останки, как и тех, кто погиб раньше, покоились в русской земле. Далеко не у всех был могильный холмик. Одни превратились в пепел. Другие, замурованные в кабинах, бесследно канули в леса и топи. Третьи в числе безымянных солдат похоронены в братских могилах.
К сожалению, так уж устроен мир: правое дело без жертв не отстоишь. Много лет спустя после войны «нормандцы» будут петь:
Ну, а тем, кому выпало жить,Надо помнить о них и дружить…
Торжественное построение закончилось обедом, веселым чаепитием из подаренного тульского самовара.
Гости улетели, а летчики были приглашены в Дом Красной Армии на балет Чайковского «Лебединое озеро» с участием Ольги Лепешинской.
После того памятного дня в полку целый месяц не было происшествий.
— Награды подняли дух, — констатировал Лефевр.
— А может быть, это результат вашей работы? Помогли новичкам встать на ноги, — высказал предположение Пуйяд.
— Старожилы полка сделали, конечно, все, что было в их силах. Дай бог, чтобы и дальше все шло, как сейчас.
— Завтра, Лефевр, восемнадцатое марта. Генерал Пети обещал, что в этот день к нам прибудет еще группа летчиков.
— Так, смотри, мы перерастем рамки полка.
— К тому все идет, дорогой.
— Выходит, работы у нас никогда не убавится?
— Выходит, так.
По злому стечению обстоятельств вновь прибывшим пришлось начинать службу в «Нормандии» с участия в похоронах.
Жуар и Бурдье — неразлучные друзья. На земле и в воздухе — вместе. Ни один не признавал за собой права ведущего. Оба равны. Потому по очереди летали в качестве ведомого.
Это шло вразрез с наставлением по производству полетов, но Пуйяд поощрял такую дружбу, видя в ней залог неуязвимости в бою. Полковые же шутники реагировали по-своему.
— А как у вас с девушками? — то и дело «подначивали» их.
На это оба отвечали:
— Не волнуйтесь, и тут полный порядок.
Вокруг Жуара и Бурдье всегда была атмосфера душевного, сердечного притяжения. Они всегда — центр веселой компании, где в почете шутки и смех. Оба симпатичные, ладно скроенные, они могли и спеть и сплясать. На этой почве Жуар и Бурдье быстро нашли общий язык с Лораном — обладателем великолепного голоса. Александр исполнял целые арии из опер, Жуар и Бурдье с удовольствием подпевали ему.
В тот день, 18 марта, они с утра, бреясь, дружно спели знаменитую каватину Фигаро из оперы «Севильский цирюльник».
Ничто не предвещало беды. Но она пришла как гром среди зимы.
Жуар в Бурдье поднялись в небо, начавшее затягиваться тучами. В наборе высоты им пришлось пробивать облака.
— Бурдье, подтянись, не отрывайся, — предложил по радио Жуар.
Самолеты ныряют в серую пелену.
Что произошло в следующую секунду, не видел никто. Только два «яка» на глазах у всех, беспорядочно переворачиваясь, вывалились из плотных облаков и неуправляемо понеслись к земле. По всей вероятности, Бурдье, прибавив обороты, чтобы не отстать от Жуара, столкнулся с ним.
На аэродроме все оцепенели от ужаса. Вздох облегчения вырвался у многих, когда от самолета ведущего отделилась черная точка и над ней раскрылся белый купол. Ждали, что вот-вот покинет борт и пилот ведомого. Но тут произошла еще одна трагедия: пылающая машина Бурдье задела раскрытый парашют, и тот вспыхнул как спичка.
Более страшного зрелища в небе никому видеть не приходилось. Это была катастрофа из числа тех, которые надолго выводят всех ее свидетелей из душевного равновесия.
Тела погибших друзей положили рядом на трехцветное национальное полотнище. И в смерти они неразлучны.
Потрясенные летчики стояли вокруг. В ушах каждого продолжало звучать «Фигаро там, Фигаро здесь», а уста тех, чьи задорные голоса они слышали еще утром, были сомкнуты навсегда.
Черный траур царил в полку.
Он привел в крайне угнетенное состояние и только что прибывшую группу летчиков во главе с капитаном Луи Дельфино. Чем-то отдаленно схожий с Пьером Пуйядом, он стоял, в скорби склонив голову, а рядом в глубокой печали застыли Гастон, Жецес, Пинон, Лемар, Эмоне, Перрен, Мансо, Меню, Микель, Табуре. С первой минуты пребывания на тульской земле они получили жестокий урок того, как можно сложить крылья, даже не побывав в воздушном бою.
С новым отрядом летчиков прибыл и кюре Патрик. Вместо первой проповеди ему предстояло отпевать погибших. Среди французов верующих почти не было — проявляли уважение к религиозным обрядам лишь традиционно. Этого не мог не заметить проницательный служитель культа. Заботясь об укреплении своего престижа, он хотел было и похороны организовать согласно религиозным обычаям. Но этому помешало одно непредвиденное обстоятельство.
