Владимир Лавриненков - Шпага чести
— А он посчитал бы за счастье сгореть с такой красавицей, — бросил де ля Пуап. Лоран молчал.
Новый, 1944 год встречали всем полком в своей столовой на первом этаже. В центре русские механики установили красочно наряженную, ярко иллюминированную елку. Под нею пыхтел подарок туляков — самовар. Все, вместе взятое, доставило французам немало радости.
Пуйяд не остался в долгу: перед открытием вечера торжественно вручил каждому механику добротно исполненный герб «Нормандии». Авиаспециалисты принимали подарок как высокую награду, искренне благодарили.
Первый тост командира полка был за русских боевых друзей-соратников. Агавельян в свою очередь провозгласил тост за летчиков «Нормандии», за их новые победы в небе России.
Потом допоздна звучали песни. Все вместе пели «Катюшу», «Марсельезу», «О Париж, мой Париж!..». Где-то под конец Пьер Пуйяд рассказал о программе Дома Красной Армии, вспомнил и о концерте, сбор с которого пойдет на оборону СССР.
— Любопытно, — отозвался Жозеф Риссо. — Мы ведь тоже можем принять в этом участие?
— Не можем, обязаны! — развались голоса.
— И не только тем, что купим билеты на концерт, — отдадим свои премии за сбитые самолеты, — поднялся с места Марсель Лефевр.
Предложение, внесенное недавним участником московского Международного конгресса антифашистов, вызвало у французов большой энтузиазм.
Они тут же стали подсчитывать, какую сумму может составить взнос «Нормандии». Даже по первой примерной прикидке вырисовывалась солидная цифра. Ведь за каждый сбитый фашистский самолет определялась премия в тысячу рублей.
Пуйяд был доволен таким оборотом дела, однако не знал, какой будет реакция генерала Пети.
На следующий день командир полка послал ему запрос по этому поводу. Глава французской военной миссии связался с отделом внешних сношений Народного комиссариата обороны и, получив там поддержку, обратился со следующим письмом непосредственно к И. В. Сталину:
…Имею честь сообщить Вам это пожелание пилотов «Нормандии» просить Вас дать согласие на их участие в усилиях, которые прилагает советский народ… для производства вооружения. Для них будет большим удовлетворением узнать, что по мере своих возможностей они приняли участие в производстве вооружения, которое в руках героических бойцов Красной Армии обеспечит победу Советскому Союзу, а также демократическим странам и моей родине.
Верховный Главнокомандующий дал «добро» патриотической инициативе «нормандцев».
И на концерте в тульском Доме Красной Армии подполковник Пьер Пуйяд смог торжественно объявить, что летчики его полка к огромным средствам, собранным тружениками страны в фонд обороны СССР, прибавляют и свой скромный взнос в сумме восьмидесяти двух тысяч рублей.
В январе начались тренировки на Як-9Т. Летчики форсили в своих новых темно-синих штормовках, любовно сшитых лучшими тульскими мастерицами. Рая, Катя и Валя, сняв мерки со всех «нормандцев», каждый из которых пытался назначить им свидание, сумели зажечь своих подружек стремлением побыстрее «приодеть французских мальчиков» и все вместе за счет отдыха сумели в кратчайшее время выполнить заказ Пьера Пуйяда.
Чем мог отблагодарить девушек командир полка? Шутливо пообещал при случае покатать их на самолете и добавил, что не будет мешать своим ребятам встречаться с ними.
«Нормандцы» каждый раз с благодарностью надевали аккуратные куртки с застежками-«молниями». Им казалось, они намного теплее оттого, что сшиты нежными руками мастериц, вскруживших многие горячие головы.
Тертый жизнью, Пуйяд умел многое предугадывать и предусматривать. Но предположить, что представительницы прекрасного пола могут как-то влиять на безопасность полетов, не мог.
Риссо и Лорану он поручил перегнать в Москву «яки», выработавшие боевой ресурс. Оба «нормандца» как следует подготовились к полету, продумали все до мелочей и в назначенное время стартовали.
В небе было абсолютно спокойно. Риссо и Лоран без приключений шли по маршруту. Но у самой Москвы Риссо, оглянувшись, не обнаружил ведомого. Не на шутку встревожившись, он развернулся, прошел немного назад — ищи ветра в поле. Что за чертовщина?! Куда мог деваться Лоран? Так ничего и не поняв, пригнал самолет к месту, сдал его, вернулся в полк и доложил обо всем командиру.
Присутствовавший при этом Марсель Альбер многозначительно заметил:
— Шерше ля фам, мой командир!
Знаменитое выражение «Ищите женщину!» вначале не произвело на командира никакого впечатления.
— При чем тут это? — переспросил он. — Что, с полдороги вернулся к возлюбленной? Где же, в таком случае, разрешите спросить, он приземлился? Не под ее ли окном?
Крыть было нечем, Марсель даже почувствовал неловкость: товарищ наверняка попал в беду, а он злословит.
Ясность внесла телеграмма из московского госпиталя: Александр Лоран, совершивший вынужденную посадку, доставлен туда в бессознательном состоянии. А через несколько дней этот стройный красивый брюнет заявился в полк с перевязанной головой.
— Что случилось, Алекс? — был первый вопрос Пуйяда к нему.
— Мой командир, я размечтался о тулячке Рите и забыл переключить бензобак…
— Значит, все-таки виновата женщина, — сокрушенно констатировал командир. — Дорого обходятся ваши сердечные дела!
— Виноват, мой командир, больше мне сказать нечего.
— Как нечего, если по глазам вижу: не решаешься отпроситься к своей Рите.
— Мне для полного выздоровления предоставлено пять дней.
— Она, наверное, уже ждет за воротами?
— Думаю, да.
— Ну что с вами поделаешь… Не забудь пригласить на свадьбу.
Добрая, ласковая Рита была потрясена случившимся. Сослуживцы по шахтоуправлению, где она работала секретаршей, не знали, как утешить ее. Не находила слов утешения и мать. Только одно могло успокоить — живой Саша Лоран. И Рита, никого не стесняясь, бросилась ему на шею, как только он вышел за проходную.
Пять дней девушка, не считаясь ни с какими расходами, потчевала пострадавшего любимыми им яйцами всмятку и блинами. Лоран был на седьмом небе от счастья. К концу лечебного отпуска он спросил Риту:
— Ты согласилась бы стать моей женой?
— Сейчас война, Саша. Кроме того, ты — иностранец.
— А в мирное время мы могли бы быть супружеской четой?
— Давай, Саша, вернемся к этому разговору позже.
Зима снова начала допекать французам. Когда новички говорили Альберу, Риссо, де ля Пуапу, что им морозы не страшны, у них-де есть уже закалка, те отвечали:
— Чтобы привыкнуть к русской зиме, надо прожить здесь сто лет.
Правда, ветеранов-«нормандцев» утешало отсутствие их бывших механиков. За них-то больше всего приходилось переживать. Сейчас совсем другое дело. Русским ребятам стужа нипочем. Никто еще не обморозился, не заболел, хотя морозы доходили и до тридцати пяти градусов. Особо следует отметить: еще не было случая, чтобы самолет к назначенному времени оказался не готовым к вылету. В хозяйстве Агавельяна все шло четко и слаженно. Правда, давалось это нелегко. Ведь поломка следовала за поломкой.
Молодой, задорный, острый на язык Франсуа де Жоффр, как и многие другие, сказал, что имеет немалый налет. Заместитель комэска Лефевр, скептически относившийся к подобным заявлениям, почему-то поверил де Жоффру на слово. И вот они, как ведущий и ведомый, взмыли в первый тренировочный полет. Попали в снегопад. Срочно развернулись, пошли на посадку. И Франсуа «приземлился» прямо на Ла-5, выруливавший на старт. Никто не надеялся на спасение летчиков, но они остались живы.
— Хорошо же ты начинаешь! — зло прошипел Лефевр.
Пуйяд приказал своему заместителю больше никому не верить на слово, самым строгим образом проверять навыки пилотирования каждого «нормандца» из пополнения и соответственно налаживать обучение. Лефевр, таким образом, превратился в «штатного» летчика-инструктора с правом допуска новичков к самостоятельным вылетам, что накладывало на него исключительную ответственность.
Жак Андре, Рене и Морис Шалль, Морис де Сейн, Леон Кюффо, Робер Марки и другие вошли в строй сравнительно быстро. У них чувствовалась хорошая летная школа. Новая машина и совсем другие условия полетов не вызывали у них напряженности, скованности, растерянности. Правда, службе Агавельяна и они подбрасывали работенки, но это было ничто по сравнению с такой заботой, какую принес Франсуа де Жоффр.
Инженер полка категорически отказался списывать разбитый истребитель и взялся за его восстановление.
Это обошлось почти всему техническому составу в несколько бессонных ночей, однако де Жоффр смог вскоре возобновить полеты на своем истребителе.
Пуйяд откровенно восхищался золотыми руками механиков, не знал, как благодарить их руководителя — Сергея Давидовича. Но нашел нужным и предостеречь его:
