Григорий Покровский - Развал
— Коль так, пригласи их сюда.
Офицеры тихо зашли в кабинет, и также, без шума уселись на стулья, стоявшие вдоль стен. Все устремили взгляд на Бурцева. Они с нетерпением ждали, что скажет командир. В кабинете наступила такая тишина, что было слышно, как жужжит, от чего-то проснувшаяся, муха. Впервые за весь день Бурцев улыбнулся, ему в унисон заулыбался Черняк.
— Скажите, Василий Петрович, не травите душу, — сказал он.
— А что говорить, ребята. Дела не очень хорошие. Выводим полк в Смоленскую область, на полигон. Между Москвой и Смоленском, к последнему чуть поближе.
— Ух, разом вздохнули офицеры. Это же хорошо, — загудел народ, — не Сибирь.
— Чего же хорошего-то? — ответил Бурцев, — иная Сибирь лучше, чем это место.
Полигон, кругом непролазные болота, комары величиной с пчелу. Километрах в десяти, забытая Богом, деревушка в три дома, а остальные развалились или заколочены. Вот вам и Смоленск, и Москва, все разом будут. Жилья нет, работать жёнам негде, школы для детишек нет. Летом можно ещё в палатке как-то прожить, а как зимой?
— Немцы городок будут строить для дивизии, — вмешался Айдман.
— Построят, только когда он будет. Может через год, а может и через два,
а эти два года надо прожить в нечеловеческих условиях. Русские зимы, это вам не зима в Германии. Я в Афганистане пожил в палатке, правда, там другое — жара. Знаю, что это такое.
— А куда же я эту бухгалтерию дену? — зашумел Черняк.
— Куда дену, куда дену, к себе под подушку, — ответил вечный оппонент Туркин.
— Оставьте вы свой словесный турнир, — сказал Бурцев, — не до него сейчас.
Есть у меня одна идея. Если хорошо поработаем, то можно выйти из положения.
Я когда в Афганистане был, мы строили штаб, общежитие и казармы из щитов.
— А где их взять, эти щиты? — спросил Айдман.
— Самим делать, а кровлю, стропила и шифер со старых хранилищ поснимаем. Эшелоном отправим, а там соберём. Я думаю, барака три осилим. Год целый не стреляли, на мишенях много сэкономили, фанеры полный склад. Сколачиваем с бруса раму, обшиваем фанерой с двух сторон, а вовнутрь утеплитель: стекловата, опилки, что угодно. Вот и готов щит. Танковой краской снаружи покрасим, чтобы фанера не размокала; год-два простоит.
Все идею одобрили. Бурцев, Черняк и Айдман два дня не выходили из штаба. Готовили чертёж элементов щитового барака.
Вскоре в полку закипела работа. Созданные бригады плотников день и ночь колотили щиты. Айдман ездил по всем немецким организациям и привозил много стройматериалов. Немцы очищали склады оттого, что раньше принадлежало строй организациям ГДР, и были очень довольны, когда им предлагались услуги российской армии. Айдман завозил в полк ДСП, фанеру, стекловату, краску, окна, двери шифер, даже трубы, батареи отопления и котлы. Всё это уже не вписывалось в стандарты новой Германии и подлежало вывозу на свалку. Спустя месяц, три комплекта щитовых бараков были готовы. Всё это было загружено в эшелон и отправлено к новому месту дислокации. С первой группой убыл Черняк. Он за двадцать дней поставил три барака. Один из них полностью оборудовали по штаб: в нём установили батареи отопления, рядом построили землянку для кочегарки. Проверив всё в работе, он доложил Бурцеву по телефону. Для этого пришлось ехать в штаб в Смоленск. Вместо него готовился убыть заместитель командира полка Туркин.
На погрузке стоял новый эшелон. К Бурцеву зашёл только что прибывший Черняк. Он, как обычно, просунул голову в дверь, несколько секунд окинул взглядом кабинет, а затем появлялось всё туловище.
— Разрешите? — Черняк расплылся в улыбке.
— Заходи, Евгений Иванович, докладывай, как там дела.
— Штаб стоит. Теперь я спокоен, всю эту бумажную чепуху есть куда разместить.
— Ты всё за бумажки печёшься, картонная душа?
— Ну, а как же. Пропадёт какая-нибудь секретная бумажка, беды не оберёшься.
У нас легче человека списать, чем эту бумажку. Отопление проверил, всё работает. И машину угля за спирт выменял. Машины с платформ снимали, смотрю, рядом огромные кучи угля. Подошёл к работягам, две бутылки спирту им дал, а они мне в самосвал два ковша угля. Остальные два барака тоже поставил, но только коробки. В палатке по ночам сыро, и комары достают. Офицеры из палаток сразу в штаб перебрались. Хорошая идея, Василий Петрович. Если честно сказать, я в начале к вашему предложению отнёсся скептически: думал, чушь какую-то несет командир. А сейчас, когда пожили в палатке, а потом переселились в барак, всё осознал, и офицеры с облегчением вздохнули. Стали работать, как лошади, даже перестал подгонять. Надо остальные бараки достроить.
— Я сказал Туркину, он всё необходимое загрузил: и батареи, и трубы и обои.
— Скажите Айдману, пусть у немцев насос разыщет. Там вода близко, метра три, не больше. Колодец выроем, насос поставим и можно водопровод сделать. А остальное, конечно, плохо — кругом болото, дорог нет. А главное, нет бензина, по крохам собирал. Такое впечатление создаётся, что там наверху, начиная от министра, враги народа. В баках бензина хватило, чтобы технику с платформы согнать, а дальше думай, как хочешь. В округе на довольствие не ставят, бензин не дают, продуктов не дают, кормить солдат нечем, бегал картошку у бабок за свои кровные покупал, чтобы хоть как-то людей кормить. Хорошо, что отсюда взяли немного продуктов, вот тем и жили. Ездил в штаб, там сидят такие мордовороты — не пробьёшь. Отвечают одно — нет директивы ГШ. Дивизию выводят в чистое поле, а им трудно бумажку написать. Создаётся впечатление, что это все специально делается, чтобы разбежались или передохли. Один генерал, знаете, как мне ответил: «Мы вас сюда не звали, там, у немцев отъелись, теперь поголодайте». Я понял, почему страна так плохо живёт. Потому, как завистники все, и ненавидят из-за зависти друг дружку.
— Евгений Иванович, это же один из семи грехов, от которых Христос предостерегал человечество. Преодолеем, начнём жить хорошо. Не преодолеем, так и будем жить зверем друг на друга смотреть, завидуя и творя, друг другу пакости.
— Надо, Василий Петрович, с этим эшелоном загрузить контейнер с продуктами. Туркин парень нерасторопный. Они там с голоду перемрут.
— Пожалуй, так. Я сейчас дам команду Айдману, пусть готовит. И, наверное, бочки с бензином и соляркой в пятитонный контейнер загрузим.
— А если бензовоз поставить на платформу?
— Попробуем и бензовоз, но я боюсь, обнаружат и заставят снять. Главком запретил вывоз топлива из Германии.
— Я это знаю, Василий Петрович. Они топливо немцам продают, а спишут на вывод войск. Я думаю попробовать надо, а контейнера для страховки.
Зазвонил телефон. Бурцев взял трубку. Звонил дежурный.
— В полк прибыл командующий армией, — доложил он.
Новоиспечённый командарм генерал Пиманский смотрел на Бурцева гордо и, не подавая руки, поздоровался.
— Всё-таки помог московский генерал, — подумал Бурцев. — Какой гордый Пиманский стал, земли перед собой не видит.
— Эшелон грузишь? — спросил командующий.
— Жду подхода платформ.
— Свяжись с начальником перевозки, закажи ещё десять платформ.
— Я не подготовил столько техники.
— Загрузишь КАМАЗы, бывшая техника ГДР. Укажешь в документах, как техника полка. Там встретят и заберут их у вас. Сейчас их пригонят, колонна на подходе.
— А кто заберёт? По каким накладным их передавать?
— Это вас не касается, — буркнул Пиманский.
Командарм уехал, а Бурцев стоял раздумывая.
— Приказ начальника — закон для подчинённого, даже если этот начальник ворует.
Эшелон был загружен и к вечеру убыл. Утром Бурцева разбудил телефонный звонок. Звонил Туркин.
— Ты откуда звонишь? — спросил Бурцев.
— Пока из Германии, ещё от станции не отъехали. Тут такие дела. Комендант прислал бензовоз, хотят перекачать топливо из нашего бензовоза.
— А комендант какое отношение имеет к нашему эшелону? И где он взял бензовоз, у него, что техника есть?
— Говорит, получил приказ с группы. Кто-то, наверное, настучал, что бензовоз с топливом стоит на платформе.
— Выставь караул и никого не пускай.
— Выставил. Сам приехал и с пеной у рта кричит, что за простой эшелона с меня и с вас деньги взыщут.
— А чего его так наши деньги волнуют?
— Не знаю, говорит, что надо срочно эшелон отправлять. Но он что-то темнит, тут ещё четыре эшелона стоят, раньше нас прибыли.
— Ему не спится? Прямо спозаранку прибыл приказ выполнять?
— Да, в пять утра приехал.
— Я догадываюсь, чего он такой ретивый. Деньгами запахло: эшелон уйдёт, а пять тонн солярки останется. Продадут, «бабки» будут. Пусть не всё ему достанется, но все равно заснуть трудно. Туркин, никому без меня ничего не выдавать. Сейчас приедет начальник ГСМ полка с бензовозом и откачает топливо. Я сейчас приеду, жди меня.
