Эмманюэль Роблес - Однажды весной в Италии
— Вы правы, — хрипло сказала она. — Я должна вам передать то, что мне поручено. Лука действительно приходил двадцать четвертого. Я объяснила ему, почему вам пришлось перебраться из этого дома. Он просил предупредить, что двадцать шестого будет вас ждать на Центральном вокзале. Я должна была отправиться вместе с вами, чтобы облегчить встречу, но в Париоли я вас не застала и, уступив велению сердца, ничего не сообщила вам. Нет, позвольте мне договорить. Лука добавил, что если по какой-либо причине вы не сможете явиться со мной на вокзал, то вы должны сделать все возможное, чтобы встретиться с ним в Сульмоне до десятого апреля. Я записала место встречи и те данные, которые он мне оставил.
Сент-Роз был так удивлен услышанным, что долго молчал. Значит, еще не все потеряно! Это его несколько успокоило, но впечатление осталось прежним: Сандра «играла» так же, как и в тот вечер с танкистами. Он продолжал смотреть на нее, а она покачивала ногой. Маленькая ножка с голубыми прожилками и подкрашенными ноготками соблазнительно высовывалась из-под халата.
— Почему же, — спросил Сент-Роз, — вы скрыли от меня эту встречу?
— Ни о чем меня не спрашивайте.
— Вам не хочется объяснить причину?
— Вы ее никогда не узнаете.
— Пусть так. Гораздо важнее для меня быть уверенным, что вы мне рассказали все.
— Я вам сказала все. Что касается Сульмоны, то записку с адресом и указаниями Луки я надежно спрятала в своей комнате. Я отдам вам ее перед вашим уходом. Насчет того, как туда добраться, я поговорю с мужем. Можете не сомневаться, он вам поможет.
Легкость, с которой менялось ее настроение, обычно приводила в замешательство. Но вот Сандра перешла на свой обычный насмешливый тон. Однако теперь казалось, что она смеется над самою собой.
После разговора у Сент-Роза осталось какое-то горькое недоброе чувство, которое он даже не пытался подавить, а, наоборот, поддерживал в себе, снова и снова перебирая какие-то мысли, какие-то воспоминания; несмотря на то что Сандра выразила сожаление о содеянном и пыталась исправить ошибку, он ей не доверял. Сандра больше не приходила в Париоли, и он был признателен ей за это. Если бы она явилась, он не смог бы скрыть враждебности. Он видел ее мельком в палаццо, куда время от времени наведывался — конечно, соблюдая осторожность, — чтобы навестить маркизу, уже немного успокоившуюся, и переговорить с Луиджи относительно предстоящей поездки. Безусловно, Сент-Розу понадобятся другие документы взамен тех, на имя Марчелло Гуарди, которыми снабдил его доктор Мантенья, ибо полиции это имя уже, видимо, известно. Сандра сообщила мужу о встрече, которая будет у Сент-Роза в Сульмоне, естественно умолчав о том, что поддалась «слабости», помешавшей свиданию на Центральном вокзале. Луиджи согласился сопровождать Сент-Роза и с этой целью подготовил вполне официальную командировку якобы для решения с местными властями кое-каких финансовых вопросов. Он намеревался достать для Сент-Роза все необходимые документы и пропуск на имя депортированного шофера из министерства финансов. Опытная рука кое-что подправит в них и заменит фотокарточку.
Но еще одна мысль не оставляла Сент-Роза. Мари уже вернулась и однажды утром сама подошла к телефону. Вряд ли он когда-нибудь забудет, с каким блаженством слушал ее голос. Мари назначила ему свидание на следующий день в шестнадцать часов, но по старому уговору встреча должна была произойти на день раньше, в полдень, и не в баре «У Пьетро», а на виа Мадзини. Сент-Роз никогда в жизни не был по-настоящему влюблен и считал себя человеком не сентиментальным, не подверженным тем пламенным вспышкам, которые приписывают любви, но сегодня он не желал скрывать своих чувств и надежд. Может быть, понадобились эти месяцы одиночества в Риме, чтобы он освободился от сердечного оцепенения и постиг самые сокровенные, самые чудодейственные законы жизни? И кто знает, быть может, Сандра отчасти способствовала этой перемене, этому превращению?
Добравшись до улицы Мадзини, он увидел, что по указанному адресу находится церковь Христа Вседержителя, и без колебаний вошел внутрь. В тот час в церкви было мало верующих. Сент-Роз оглядывался по сторонам, но на него никто не обращал внимания. Затем он стал в маленькой часовенке, где среди цветов ярко горели свечи, образуя как бы светящийся куст; все это было красиво, но рассудок подсказывал ему, что надо вести себя осторожно. Странная мысль — выбрать для встречи подобное место! Он надеялся, что скоро узнает причину такого решения, но главное сейчас было дождаться Мари, и он почти с болезненным напряжением ждал ее, прислонившись к стене, покрытой мраморными дощечками с короткой надписью всего из трех букв — Р. G. R.[21], и в своем длинном поношенном пальто был, конечно, весьма заметен на ее белом фоне.
Вскоре в часовенку, чуть сгорбившись, во всем черном, вошла какая-то женщина, скрестив руки на груди и спрятав ладони под мышки, чтобы немного их согреть. Она шепнула Сент-Розу, чтобы он следовал за ней в ризницу. Там и стояла Мари со старым священником, который поздоровался с Сент-Розом и исчез. В ризнице было так холодно, что у Сент-Роза сразу сдавило виски.
— Мари! — воскликнул Сент-Роз, взяв ее за плечи.
В ответ она печально улыбнулась ему, и несколько секунд они молча стояли, глядя друг на друга. Сент-Розу показалось, что она стала еще более красивой, более земной и сияющей. Из-под шапочки ниспадали ее длинные волосы, и ему так хотелось зарыться в них лицом. Высоко под самым потолком висела огромная потемневшая от копоти картина, изображавшая ночь в Гефсиманском саду.
— Может, пойдем в другое место? — спросил он.
— Мне нужно встретиться здесь еще с одним человеком.
Сент-Роз знал, что и на этот раз она тайком ушла с работы и что ей дорога каждая минута.
У стены стояли хоругви с золотым шитьем, вышивка на них сверкала, и холодом, казалось, веяло от темной живописи, находившейся выше. Мари сказала, что брала недельный отпуск, чтобы на свободе заняться розысками Филанджери, но, хотя имя его не значилось ни в одном из самых подробных списков заложников, которые ей удалось раздобыть, следов его не было нигде, даже в тюремных лазаретах. Возможно, Филанджери вывезли в Германию, но это предположение до сих пор ничем не подтверждалось. К тому же капитана Рителли перевели на Север, и Мари лишилась его ценной помощи. Она упросила Джину и Адриано поговорить с Таверой. Тот мог по крайней мере помочь выяснить место заключения. Но Тавера отказался.
— Разве Фило не выставил меня за дверь? Да или нет? Там, за дверью, я и останусь.
Мари рассказала и о том, что в последовавшие за покушением и репрессиями дни любые попытки хлопотать в официальных инстанциях вели лишь к бесконечному ожиданию и безрезультатным встречам. Повсюду низость, безразличие, лицемерие. И все же Мари будет искать Филанджери наперекор всем препятствиям, и ее вера в успех не иссякла. Но эти новости огорчили Сент-Роза.
Когда Мари узнала, что на следующий день он уезжает в Сульмону, у нее вырвалось:
— Берегите себя, Жак! Прошу вас.
— И вы тоже себя берегите, — ответил Сент-Роз, взволнованный тем, как она это сказала.
Оставалось несколько часов до их разлуки. Неужели она не догадывалась, какое могучее чувство проснулось в нем?
— Я вернусь, — сказал Сент-Роз. — Вернусь ради вас.
— Ради меня?
Мари улыбнулась без всякого кокетства, и он подавил в себе желание прижать ее к груди, заключить в свои объятия.
— Освобождение Рима для меня неотделимо от встречи с вами. Они неотделимы друг от друга, как любовь и свобода.
За легкостью тона он постарался скрыть тревогу. Мари смотрела на него сейчас очень серьезно, несколько раз кивнула головой — видно было, что и она взволнована не меньше его.
— Не говорите так, — сказала она под конец. — Я не легкомысленна, и есть слова, которые имеют для меня абсолютный смысл.
— Как и для меня.
Она задержала на нем взгляд, словно желая убедиться, что он говорит искренне. Глаза ее лихорадочно заблестели, щеки внезапно покрылись румянцем. И его пронизал трепет, он ощутил бурный бег крови. В эту минуту снова появился старый священник и подал знак пальцем. Он был почти лыс, только по бокам на голове еще сохранились серые прядки.
— Меня ждут, — сказала Мари. — Пора идти.
— Мари!
Мари молчала, словно прислушиваясь к эху, которым отозвался в ней этот возглас, полный тоски и страсти. Потом она сказала:
— Возвращайтесь, Жак.
— Вы этого действительно хотите?
— Да.
— Скажите еще раз, что вы на самом деле этого хотите.
— Хочу всем сердцем.
Он взял ее руки и поцеловал их, одну за другой.
— Я вернусь, Мари.
— Я уже жду вас.
При этих словах она слегка придвинулась к нему и коснулась губами его губ. Это было едва уловимое прикосновение, но он успел почувствовать ее дыхание, вдохнуть нежный запах ее кожи. Мари отстранилась, толкнула дверь, и ему показалось, что хлынувший поток света исходит не из соседнего помещения, а от нее самой, от ее тела.
