Николай Родичев - Не отверну лица

Опустившись на порожнюю тачку в тени здания, когда показалось солнце, Мориц, все так же молча, извлек из кармана пакет с бутербродами и, не сказав ни слова, подал мне один бутерброд. Помнится, он понюхал его сначала. Возможно, кому-нибудь из вас, господа, это покажется обыкновенным, но меня потряс его поступок. Я даже отшатнулся в тот миг, как будто мне предлагали мину. Я был настолько ошарашен, что... решился заговорить с Морицем. Я отважился задать ему один вопрос. Вопрос этот тяготел надо мною, как проклятье.

— Мориц... Герр Мориц! — спросил я, глядя на кусочек хлеба, подаренный мне самой смертью. — Скажи, ты смог бы убить меня сейчас?

В глазах немца, с аппетитом уничтожавшего свой паек, мелькнуло недоумение. Тут же он справился со своими сомнениями и ответил с привычной убежденностью:

— Конечно... Если мне прикажут...

Как известно, Германия не испытывала недостатка в людях, которые считали себя призванными повелевать. Даже ефрейтор у них величался с прибавлением слова «фюрер». У Морица в данном случае помимо их генерального фюрера было еще два непосредственных повелителя. Некто из гестапо и фрау Бригитта.

По просьбе Курта либо по приказанию шефа Мориц прикладывал раскаленные пластинки к телу Андрея, рвал ногти. Фрау Бригитта, которая не расставалась с мыслью уберечь русского мальчика для продажи, посылала того же Морица в комнату Андрея с бинтами и примочками. Морицу-садисту не стоило большого труда переквалифицироваться в сестру милосердия.

Надо было видеть, господа, с каким старанием выполнял Мориц распоряжения той и другой стороны! Все, что прикажут...

...Мортон Лейк все чаще останавливался, утомленный не столько обязанностью говорить весь вечер, сколько переживаниями, нахлынувшими в душу обжигающей волной. В отдельные минуты он словно забывал о своих слушателях. Склонив голову еще ниже, он беззвучно шевелил губами, как будто советовался с кем или силился припомнить нечто, ускользающее из памяти.

В одну из таких пауз женщина, сидевшая справа от миссис Каролин и похожая на хозяйку дома, вероятно, не преодолев любопытства, а может, желая прискорить повествование, спросила:

— Неужели этот мальчик был действительно обречен на бесконечное страдание. Существовали же и в самой Германии благотворительные организации?

Мортон Лейк бросил на нее гневный взгляд.

— Помочь Андрею мог только я... И вы, Эллен, со своим мужем... Но вы, к сожалению, не получили моего письма!

Последняя фраза была сказана Лейком с откровенным раздражением. Но не тон этой фразы, а ее смысл внес замешательство в группу, которая сосредоточилась вокруг столика, где сидела Эллен и хозяйка дома.

Миссис Каролин попыталась ликвидировать конфликт между гостями, однако ей это долго не удавалось.

— Не будьте так жестоки с моей подругой, дорогой Мортон, — сказала Каролин, взглядом прося помощи у мужа. — Не забывай, что только благодаря исключительным способностям Эллен, мы могли сегодня собраться здесь.

— И не только сегодня проявила себя Эллен. — Мужчина с глубокими залысинами, сидевший справа от Эллен, поднялся с полупоклоном. — Когда мы получили письмо, моя жена вместе с покойной супругой Мортона ездили в Калифорнию просить деньги у дядюшки Самюэля...

— Весьма благодарен, — оборвал эту тираду Лейк. — Но я предупреждал в том, новом, в пропавшем письме, что речь может идти только о полутора миллионах, которые запросила Бригитта за меня и Андрея. Ведь я решил не возвращаться без мальчика... Где это письмо?

Господин с круглым лицом, изрезанным глубокими складками, и с глубокими залысинами, болезненно воспринимавший неожиданно возникшую перепалку Лейка с женщинами, завозился в кресле и опять встал. Прежде чем сказать слова оправдания, он тщательно отер голову и шею платком, хотя в комнате было прохладно.

— Вы всегда были непоследовательны, Мортон, — с мягким упреком начал он. — Сначала надо было сделать одно, потом браться за другое... Я просто не понял всей этой истории с русским подростком по письму. Поэтому и утаил письмо от Эллен и Сюзи.

Услыхав свое имя, Эллен принялась кричать:

— Он готов съесть моего мужа за это письмо. А Джон так много работал, выполняя русские заказы в войну. Джон имеет благодарность от президента за это... Ты ведь извинился потом перед Мортоном, милый? — театрально спросила она у мужа.

— О да, да! — наклонился к ней Джон. Они одновременно с явным осуждением посмотрели на Лейка.

Хозяйка сказала примирительно:

— В самом деле, Мортон, стоило ли сегодня вспоминать об этом письме?

Мистер Хьюз, все время сидевший в глубокой задумчивости, как бы встрепенулся:

— Но, дорогая, сегодня вечер откровений. Кажется, об этом мы договорились с самого начала.

Лейк, почувствовав поддержку Хьюза, уставился враждебно в лицо тучного господина, получившего поощрение президента за свою деятельность в период второй мировой войны, хотя слова его были ответом миссис Каролин.

— А что вы мне посоветуете делать, если это все не забывается? И вы все знаете, почему не забывается. Потому что растут новые Андреи по ту и другую сторону океана. А фрау Бригитта здравствует себе. Она тоже получила от канцлера благодарность за свою благотворительную деятельность во время второй мировой войны!

Джон оскорбленно засопел, не выдержав такого сопоставления. Он круто повернулся спиной к Лейку и зашагал к выходу. У дверей его догнала супруга, которую напрасно пыталась остановить миссис Каролин.

Берлик Хьюз, не торопясь, поднялся со своего места и пошел вслед за гостями.

Возвратился он лишь со своей супругой.

Мортон извинился перед ними за резкость своих суждений. Большинство слушавших его попросили продолжать рассказ об Андрее.

— Так вот, господа, — связывал обрывки своих мыслей Мортон Лейк, — из нашей неприятной дискуссии с господином Джоном Грошманом вы уже догадались о моей попытке помочь Андрею.

Но не все так происходит в действительности, как подчас нам хотелось бы. Забегая наперед, я должен заметить, что никто из нас — ни враги, ни друзья этого мальчика — не достиг своей цели. Андрей будто одеревенел в ответ на побои. Потерявший представление о времени, он сутками высиживал на неубранной, свалявшейся постели или просто на досках. Мориц иногда уносил матрац. Всякий раз, когда приходилось убирать в камере Андрея, я находил пищу разбросанной по полу или нетронутой в солдатском котелке. Один или два раза Андрей брал из рук моих припасенные для него бутерброды, но ел их нехотя. Так же нехотя он рассказывал кое-что о себе. Он постоянно твердил о том, что хотел бы поскорее умереть и один раз даже попросил у меня что-нибудь пригодное для самоубийства. Мои слова о возможном выкупе за американские доллары он не воспринимал всерьез. И все повторял:

— Убейте меня, дядя Мортон... Прошу вас: убейте!..

По ночам мы с Морицем выносили Андрея во двор подышать свежим воздухом. Но это не помогало. Он таял на глазах, усыхал, словно старик. Кожа на скулах его натянулась и стала тонкой. Мориц разжимал зубы Андрея кинжалом, чтобы влить в рот какую-то питательную жижу. По приказанию фрау Бригитты, конечно.

В камеру несколько раз спускался фон Кессинг. Он развлекал узника сводками с фронтов, как бы между прочим упоминая в этих сводках фамилию генерала Величко... Фон Кессинг не замечал никакой реакции на свои слова.

И тогда фрау Бригитта решилась на последнее средство, господа. Бригитта нашла способ вывести Андрея из состояния оцепенения, в котором он находился более двух недель под влиянием пыток, голода и собственных мыслей об обреченности.

Андрей был очень юн, почти мальчишка. Фрау Бригитта имела основания предполагать, что угасающая в слабом теле жизнь в какие-то мгновения противилась смерти. Андрей не мог не думать об отце. Мальчик видел, каким в сущности ничтожным объектом является одинокая усадьба Святого ордена под Грюндорфом.

В их доме когда-то гостил летчик, который опустился на японской территории близ Халхин-Гола. На глазах у ошеломленных врагов, летчик подобрал своего напарника по полету, покинувшего подожженный зенитками самолет.

— Может, как раз в такой момент, — раздумывал вслух Мортон Дейк, — когда состояние Андрея было наиболее критическим, в решетке, окруженной ангелами, послышался треск, словно кто-то пытался ее вырвать. А затем... Что произошло затем — трудно выразить словами. В затхлую тишину подземелья ворвалась пахнущая полуденным солнцем, травами и дорожной пылью степь. Заметьте, что это уже не чудилось, а отчетливо слышалось... Невдалеке от усадьбы, возможно, на той самой дороге у леса, по которой везли юного пленника в немецкой автомашине, по следам Андрея шел эскадрон русской конницы... Стучали копыта русских коней, звенели бубенцы русских тачанок... Бойцы устало и вдохновенно пели, сокрушая подземелье: