Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская
Осень подходит к концу. Я приеду в Кременную в середине ноября и буду рыдать на плече у Варзы так отчаянно, что сердце начнет сбиваться с ритма. Без видимых на то причин — все живы, я вроде бы люблю и как будто любима, но какая-то мелкая трещина будет становиться все шире и шире. И будет уже все равно на работы «градов» и прилеты стволок. Я задам только один вопрос: мы будем как взрослые? И он ответит — да.
Мы оба забудем в этот момент, что Бог задумал нас детьми. Ибо «…кто не умалится, как это дитя, не войдет в Царствие мое». В моей песочнице начались подземные толчки — пока совсем небольшой магнитуды, но довольно ощутимые: вера подвергалась очень серьезному испытанию. И те, кто называл себя друзьями, одной рукой утирал слезы, а другой — раскачивал лодку. Чтобы поймать момент переворота и дать веслом по голове. Убедиться, что утонула и… И ничего. Просто убедиться.
Дома в тихом Подмосковье, на месте моего личного стыка мирной и военной жизни, традиционно спокойно. «Там» «за лентой» времени думать нет — все внимание сконцентрировано на людях рядом: набыться, наглядеться, наобниматься, наговориться как бы впрок, что в принципе невозможно. Но каждый раз пытаешься. Внутри войны идеальное место ощутить то самое пресловутое «здесь и сейчас» — никакого «там и потом» нет в обе стороны. Прошлое теряет значение. Будущее — реальность. Совершенство бытия по заветам всех мудрецов.
Дома мысли возвращаются. Словно беря реванш, громоздятся многослойными конструкциями. Вернуться в ощущения получается иногда совершенно внезапно в самых неожиданных местах.
Шла к машине по парковке — и вдруг так меня накрыло. Декабрь, снегопад, грязно и холодно, я заруливаю на эту же парковку, устраиваюсь поудобнее багажником ко входу и следующие минут сорок пакую десятки худи в фирменные коробки транспортной компании для того, чтобы обменять их на что-то очень нужное на фронте. Этой зимой и всегда. Скоро в дорогу. В машине уютно играет лаунж. Светлый пуховик равномерно покрывается слоем грязи. На календаре пятница. Люди приехали сюда за покупками, вином и мясом на выходные. Я пакую худи и улыбаюсь сама себе: все еще будет однажды и очень скоро. Просто сейчас время для нас такое, а для них — такое. Мое время ехать в пятницу на дачу еще не пришло. Как не пришло их время ехать праздновать Новый год на войну. Придет оно или нет — ведомо только кому-то большему, чем мы сами. И я просто закрываю еще одну коробку, не переставая улыбаться своим мыслям.
Все будет, мама, и будет — лучше ожидаемого. Просто до рая надо чуть помытариться в чистилище.
2024
Варза
Мы познакомились в мае и сразу сблизились до уровня давно знакомых хороших друзей. Есть такие мужчины, которые словно твои лучшие подруги. При этом с гендерной ориентацией у них, вероятно, все нормально, но иначе, чем друзей, ты их не воспринимаешь. Варза был один из таких мужчин в моей жизни. Сексуального подтекста — ноль. Уровень доверия — 100%. Однако казалось, что первое не устраивало его, а второе и вообще было зря. Не помню, в какой момент я поняла, что наши с ним ожидания от этой дружбы максимально разные. То ли когда он начал давать действиям другого какую-то негативную оценку, подогревая мои страхи и недовольство, вызванное накопившейся усталостью и бесконечными тревогами. То ли когда в ход пошла откровенная ложь. Или, может, когда в сердцах, в ноябре в Кременной, я сказала: «Уеду, а канал продам! Сил нет!» И Варза радостно ответил: «Конечно! Это лучшее решение, пусть поживут без тебя».
Могло ли решение оставить без поддержки тыла — в том числе материальной — боеспособное подразделение быть «лучшим»? И тогда я впервые включила режим наблюдения. Осторожного равноудаления от слишком тесной «дружбы».
— Кать, давай познакомим их с Мусей?
— Можем. Но мне кажется, затея не очень хорошая.
— Ну почему же? Она нам так предана, отряду, делу, нашей дружбе…
— Лена, я в это не очень верю. Слишком много в ней восторга и пафоса. Отдает уездным театром драмы.
Идея оказалась не просто не очень хорошей. Идея оказалась ужасной и привела к трагическим последствиям. Варзу с Мусей мы все-таки познакомили. Принесли их друг другу под елку на Новый год.
— Плохая идея, — Варза звучит очень испуганно, — я не хочу никаких отношений. Почти никаких… И она такая… не в моем вкусе вообще!
— Это же нефтегаз, дорогой! — В ход пошли запрещенные аргументы. — Мало ли что, а так хоть при валюте.
— Ну я не знаю…
Безнадежная влюбленность или природная жадность? Жадность победила. 2023 год доживал последние 6 часов. Мы сидим в маленьком селе почти на границе со старыми территориями России в гостеприимном доме родственников нашего Соловья. Я оставляю здесь машину на неделю и буду праздновать Новый год с моей фронтовой семьей. А после 4-го подъедет Катя и мы закончим эти каникулы вместе. Мы едим вкусный Галин борщ, гладим круглую кошку Глафиру, и надо успеть в Кременную до боя курантов. Выезжаем в ночь. Пока едем, я снова и снова прокручиваю в памяти этот год и думаю: как?
Как я оказалась на войне по абсолютно доброй воле?
Мои друзья из жизни «до» поделились на два лагеря. Одни считают меня кем-то вроде национального героя своих мещанских микромиров. Вторые уверены, что мой врач — психиатр.
Должен быть третий вариант. И он есть.
Я — жуткая трусиха.
Машина выезжает из Рубежного Впереди 5 километров и минимум три точки, куда прилетает рандомно и регулярно. Я покрепче сжимаю в руках Мелентия (плюшевого снеговика, которого мне подарила Галя, тетя нашего Соловья). Пару часов назад было весело, ясно, звездно и впереди — приключение. Въезжаем на заминированный мост. Как вдруг впереди из-за обломков леса поднимаются в воздух два снопа ярких красных искр.
— Ого, как красиво! — Я завороженно смотрю в небо.
— «Грады», — спокойно говорит Варза, — над нами пролетают к ним.
Я сползаю. Просто и молча сползаю под сиденье вместе с Мелентием.
С другой стороны, над лесом и кажется, что совсем рядом, рассыпается зеркальный сноп, только теперь искры — белые.
— А это уже не наши. И не «грады».
— А что?
— Кто бы знал. У них там всякого
