Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская
Мчимся. Светает. По дороге думаю: пусть будет два такси. Два больше одного, если в Лялю поместилось, поместится и в два багажника плюс салон. Дать сверху немного, чтобы помогли. Но решение приходит само. Нам дают телефон водителя «газели». По цене — приемлемо. В 20.00 подъезжаем к парковке. Выдохнуть, размяться, выгрузка. Ждем водителя, стоя около наших сидоров с поклажей. Приезжает усталый циничный армянин. С раздражением смотрит, как мы таскаем в четыре женские руки нашу поклажу в кузов. Помощи не предлагает. Принтер Катя берет на руки. Я мертвой хваткой впиваюсь в прибор. «Газель» подскакивает на ухабах, маневрирует, как на треке «Формулы–1», но с поправкой на вес. Мы силой мысли и боками притираемся друг к другу и стараемся не вылететь в лобовое стекло. Около границы все повторяется. Тележки, поклажа. Водитель смотрит с раздражением. Помочь по-прежнему не разбегается. Спины вышли из чата еще в Москве.
— Спасибо. До свидания, — протягиваю купюры.
— Бывайте, бабы.
Смеемся. Бабами нас еще не называли. До комендантского часа остается 50 минут. Тащим, как два ослика, свою поклажу к дверям КПП. Пограничники, дай им Будда всех благ подлунного мира, распахивают двери настежь при виде нашего каравана. Никого нет, мы проходим контроль за 10 минут. Звоним Варзе. Он подъезжает. Опоздали мы примерно часа на три.
От той поездки и прохода границы остались обалденные селфи. Там мы — трое, веселые, как будто 10 часов в дороге с тремя погрузками-разгрузками и не бывало вовсе.
— Давайте пить шампанское? И праздновать жизнь!
В Краснодоне открываем бутылку.
— Мы почти молодая гвардия. Из новых.
Пузырики щекочут горло. Мы снова справились. Еще три часа — и мы «дома». В Луганске комендантский час. Останавливаемся через несколько сотен метров после поста на въезде. «За окном девочка в бежевом платьице…» — поет в динамиках. На город спускается туман — весь день тут шли дожди, а к вечеру превратились в дымку. Разливаем остатки на двоих. Шампанское выстреливает в усталый организм миллиардами дофаминовых пузырьков и хочется обнять весь мир. Голоса в динамике поют, я танцую, Варза снимает на телефон, Катька смеется. Мы молоды, счастливы, мы в городе без света, в мире, которого нет, на дороге без машин и людей танцуем, а через три часа в соседнем дворе будут рваться танковые снаряды. Но эти минуты, часы они бесценны. Они и есть — квинтэссенция жизни. Тот самый утерянный пятый элемент. Когда есть только здесь и сейчас и все у нас здесь и сейчас есть. Наше абсолютное безвременье.
Летим в Кременную. Над полями яркая луна, Глухой удар в капот раздается неожиданно, машину чуть выбрасывает на встречку, но Варза не снижает скорости.
— Лиса какая-то, бешеная.
— Хвост давай заберем. — Катя алчно смотрит в окно.
— Да она улетела. Пойдем искать — мало ли что там в траве. Как бы завтра от нас хвосты после мин не собрали.
В динамиках — «Ночные снайперы».
«От рассвета до заката я люблю того, кто рядом…»
Подпеваем громко. Песня окажется почти пророческой.
«…почему эйфория максимум два года,
мы не друзья, не враги, просто звери не одной породы…»
Два года спустя я буду снова куда-то ехать, а она в динамиках — петь:
«…а от наших встреч случайных
Остается на прощанье грусть-усталость,
И той девочки влюбленной, преданной и раскаленной
Не осталось…»
Но пока нам нравится только первая часть припева.
Кременная. Темно — хоть глаз выколи. Самые страшные моменты для меня — и я до сих пор не знаю почему — это секунды между остановкой машины и моментом входа в подъезд. Или наоборот — от подъезда до начала движения. Клаустрофобией я никогда не страдала. Машина останавливается под деревьями, Варза выключает свет. Я выскакиваю на улицу, но совершенно не понимаю, куда бежать.
— Иди за мной.
Варза ведет нас к железным дверям в подвал. Закрыты. Звонит в звонок.
— Кто там?
— Свои. Варза, Лена, Катя.
Дверь распахивается. На пороге Юрист. Обнимаемся на бегу — я тороплюсь в спасительный подвал штаба. На улице что-то гулко и отчетливо, уже, казалось бы, привычно бухает. В Штабе — летучая мышь Вергилий, неизбежные коты и полно наших. В несколько рук перетаскиваем гуманитарку. Командир злой.
— Вы где были? Вас где носило столько времени? Я чего только не передумал и уже хотел группу на поиски отправлять!
— Мы ехали!
— Четыре часа?!
— Да. Мы еще немножко танцевали…
— Я зол! — Однако глаза говорят, что нет.
Ночевать едем в Рубежное. Оттуда война как раскаты далекой грозы — слышно хорошо, но точно знаешь: это далеко.
Через пару дней домой. Едем молча. Воспоминания, как драгоценный нектар, переполняют настолько, что даже колебание воздуха может их расплескать.
Ростовская область встречает ливнем. Ехать невозможно, дорога превращается в море. С заправки звоним дядюшке-волшебнику.
— Адис, помогите! Надо как-то хотя бы до Воронежа доехать, а там… Кате завтра уезжать.
— Сейчас разгоню тучи.
Можно смеяться, но дождь, по карте не обещавший ничего утешительного, буквально расступается, и до Москвы мы долетаем, не замочив даже бампера Ляли. Я туда-сюда катаю в памяти прошлый разговор.
— Может, ты все же скажешь, что это за дама и почему она называет себя моим именем? Почему снова и снова пишет эти душераздирающие сторис?
— Я не знаю. Ты пытаешься найти у меня объяснение действиям сумасшедшей сталкерши.
— Точно?
— Конечно.
Я верю. Потому что, если сейчас исчезнет эта вера, у меня совсем ничего не останется.
Где-то ближе к Москве пишет Грин. «Ты вернулась?!»
«Почти, — отвечаю, — проехали Ефремов. До Тулы — 70 км, до дома — 300».
— Кать, почему? Что это за безумные фантазии? Или не фантазии?
— Лен, это психически ненормальный человек. Сталкер. Никакой логики. Увидела тетя знаменитого дяденьку и решила влюбиться. Передача «Пусть говорят», да и только.
— Но назвать себя Селеной… когда все на канале знают, откуда это название и почему возникло. Писать моими словами в сторис, придумывать какую-то ахинею?
— Ну какая Селена? Солоха как есть.
Не судите, да не судимы будете. Червячок сомнений, поднявший было голову, уползает под корягу. Ты либо веришь, либо нет, и по вере твоей тебе дано будет. Виктор Франкл считал, что
