Владимир Шатов - Возвращение
- Сколько мы ещё продержимся? – гадал уставший Майер. - Как долго это ещё продлится?
- Пока не закончится…
Эти ночные часы казались им бесконечными. Работа была утомительной и нудной. Чтобы подогнать медленно двигавшихся работников краснощёкий охранник громко закричал:
- До наступления дня вагоны должны быть полностью загружены.
Разбившись по два человека, пленные носили на плечах двухметровые стволы дерева до вагона, а затем просто задвигали его без подъёмника в открытые двери вагона. Два особо крепких военнопленных складывали дерево внутри вагона в штабели.
- Не укладывайте чересчур аккуратно, нам важно просто заполнить эшелон целиком. – Шипел он на педантичных товарищей.
- Тогда состав будет перевозить воздух! – не понимал требований Милов.
Вагон медленно заполнялся. Наступала очередь следующего вагона. Погрузочную площадку освещал прожектор на высоком столбе. Это была какая-то сюрреалистическая картина: тени от стволов деревьев и копошащиеся военнопленные, словно некие фантастические бескрылые существа. Когда на землю упали первые лучи солнца, они зашагали назад в лагерь.
- Хорошо, что следующий день для нас выходной.
- Лишь бы дойти живыми…
Мороз был настолько крепок, что после работы не заводились моторы грузовиков. Полная луна освещала равнодушную землю. Группа из 50-60 пленных плелась, слепо спотыкаясь о ледяные торосы. Люди всё больше отдалялись один от другого. Майер уже не мог даже различить силуэт идущего впереди.
- Я думаю, что это конец. – Безразличный к своей жизни решил он.
Иоганн без сил упал на спину и внезапно увидел кроны склонившихся над ним деревьев. Они набросили на объёмные головы хрупкие жемчужные одежды из инея
- В воздухе ничто не шелохнётся. – Отметил страдалец. - Тишина и безмолвие… Царство сказочной снегурочки.
Вокруг него стояли, словно невесты в подвенечных уборах, светлые берёзы. Непоседливый ветер, налетев на них, словно замер от восторга на месте и утих.
- Если в мире столько красоты, - сказал себе Иоганн, - значит нужно жить, чтобы увидеть это…
Он встал и, двигаясь как автомат, совсем как в конце своего пребывания в Сталинграде, пошёл по следам ушедших вперёд товарищей. Каким-то чудом он смог не отстать от колонны, а это бы означало верную смерть.
***Лесоповал. День за днём. Бесконечная зима. Всё больше и больше пленных чувствовали себя морально подавленными. Остатки гордости окончательно покинули бывших высокомерных офицеров Вермахта. Зачастую спасением от голодной смерти теперь стала «командировка». Так называли работу в расположенных неподалёку колхозах.
- Там можно раздобыть еду. – Думал каждый из измождённых людей.
Мотыгой и лопатой немцы выковыривали из промёрзшей земли картофель или свёклу. Много собирать не удавалось. Всё собранное трепетно складывалось в кастрюлю и подогревалось. Вместо воды использовался подтаявший снег. Молодой охранник ел приготовленное вместе с ними.
- Ничего нельзя выбрасывать. – Иоганн давно понял главную житейскую мудрость.
Очистки собирались, тайком от контролёров на входе в лагерь проносились на территорию и после получения вечернего хлеба и сахара дожаривались в бараке на двух докрасна раскалённых железных печках.
- Настоящая «карнавальная» еда в темноте. – Мечтательно сказал его товарищ Милов.
- Главное поедим…
Большинство пленных к тому моменту уже спали, а они заступили на очередное дежурство около печек. Иоганн и Ганс Милов сидели, впитывая измотанными телами тепло, словно сладкий сироп.
- Я никогда и нигде, ни в одном месте СССР не замечал такого явления как ненависть к немцам. – Немного отогревшись, сказал Иоганн - Это удивительно!.. Ведь мы немецкие пленные, представители народа, который в течение столетия дважды вверг Россию в войны.
- Вторая война была беспримерной по уровню жестокости, ужаса и преступлений. – Поддержал его тщедушный бывший лейтенант.
- Если и наблюдаются признаки каких-либо обвинений, то они не «коллективные», - продолжил потрясённый Майер: - Не обращены ко всему немецкому народу.
Он проглотил печёную картофелину и начал рассказывать недавний случай.
- Я работал в соседней деревне и зашёл в добротную с виду хату. Попросил молодую хозяйку дать что-либо из еды. Мужчина сидел на табуретке, и было видно, что у него нет ноги. Женщина, указывая на мужа, зло сказала мне: «Вот посмотри, что вы сделали».
Милов перевернул подрумянившиеся очистки и поднял на Иоганна заблестевшие глаза.
- Она не хотела дать тебе еду.
- Инвалид жестом остановил её и сказал: «Успокойся, он не виноват. Он такой же солдат, каким был и я, и у него, наверное, тоже есть семья».
- Правильно сказал! – оживился Ганс.
Майер с минуту молчал, заново переживая боль и унижения побеждённого.
- Женщина успокоилась и объяснила мне, что дать ничего не может, у самих ничего не осталось. Во дворе лежала кучка сахарной свёклы, собранной с огорода. Свёклу парили в русской печке, и все пили чай с этой «овощной добавкой». Она дала мне три свёклы, и я тут же стал есть, приговаривая: «Danke! Danke».
Милов от чего-то весело рассмеялся, и Иоганн непонимающе уставился на него:
- Я рассказал что-то смешное?
- Просто вспомнил смешной случай, - извиняющим тоном произнёс Ганс, - не обижайся…
- Ради Бога!
- Осенью я возил на бывшей нашей «легковушке» одного русского офицера, так как своих водителей у русских не хватает. Еду я один раз в город и тут ломается машина. Я выяснил причину поломки и сказал офицеру, что не могу починить. Мелкая деталь в карбюраторе вышла из строя и нуждалась в замене. Вдруг навстречу едет другая машина. Останавливаю её и мой начальник попросил помочь. Русский водитель глянул, почесал затылок, посмотрел кругом и вырезал эту деталь из свеклы, что росла рядом на поле.
- Тут вам не далеко - доедите, - сказал он и запылил дальше.
Иоганн возмущённо завозился рядом с пылающей жаром печкой.
- Что за бред?!
- Вот и я, смеясь спросил офицера, как можно на таком доехать...
- А он?
- «Давай попробуем» - ответил тот.
- Шутник…
- Я сел за руль, завёл мотор и спокойно доехал до пункта назначения. – Выдержав паузу, закончил Милов.
- Не может быть!
- Теперь я понимаю, почему вы в войне победили!!! – признался я офицеру.
- Ну, победили они по другим причинам, - с плохо скрытой иронией подтвердил Майер, - но мы никогда до конца не сможем понять логику русских…
- Это точно!
… В начале мая 1946 года Иоганн работал в составе группы из 30 военнопленных в одном из колхозов. Длинные, крепкие, недавно срубленные стволы деревьев, предназначенные для строительства домов, должны были быть погружены на приготовленные грузовики.
- Меня шатает от слабости! – признался он напарнику.
Тот лишь недовольно буркнул что-то в ответ. Ствол дерева они несли на плечах. Майер находился с «неправильной» стороны. При погрузке ствола в кузов грузовика его голова внезапно была зажата между двух стволов.
- Как больно!
Иоганн лежал без сознания в кузове машины. Из ушей, рта и носа текла густая кровь. Грузовик доставил его обратно в лагерь. Лагерный врач, австриец, был убеждённым нацистом. Об этом все знали. У него не было нужных медикаментов и перевязочных материалов. Его единственным инструментом числились ножницы для ногтей. Врач сказал сразу же:
- Перелом основания черепа.
- Надежда есть?
- Тут я ничего не могу сделать...
Ожидая завершения столь неутешительного диагноза, Иоганн неделями и месяцами лежал без лечения в лагерном лазарете. В первые недели боль была просто непереносимой. Он не знал, как лечь поудобнее.
- Я ничего не слышу. – С ужасом констатировал больной.
Речь его напоминала бессвязное бормотание. Зрение заметно ухудшилось. Ему казалось, что предмет, находящийся в поле зрения справа, находится слева и наоборот.
- Мир перевернулся!
… Русский врач с середины лета начал регулярно посещать лазарет. Однажды он объяснил Иоганну, что тот будет находиться в лагере до того времени, пока его можно будет транспортировать.
- Я попытаюсь отправить тебя домой. – Обнадёжил он пациента.
- Если доживу…
В течение тёплых летних месяцев его самочувствие заметно улучшилось. Иоганн смог вставать и сделал для себя два открытия. Во-первых, он осознал, что остался в живых. Во-вторых, нашёл маленькую лагерную библиотеку. На грубо сбитых деревянных полках можно было найти всё, что русские ценили в немецкой литературе: Гейне и Лессинга, Берна и Шиллера, Клейста и Жан Пола.
- Кто бы мог подумать, что я смогу впервые читать сколько душе угодно именно в русском лагере! – поделился он с Гансом невиданной удачей.
