Владимир Шатов - Возвращение
- Плотно зажали! - Мишка Ерёменко, спрятавшись за широкую колонну, набивал круглый диск автомата.
- Попали в мышеловку…
Он доставал патроны пригоршнями из обгорелого солдатского «сидора» и выдал:
- Теперь без помощи снаружи нам не вырваться...
- Будем держаться, сколько сможем!
Три дня и две ночи они почти без еды и боеприпасов, сдерживали атаки озлобленных "эсесовцев" сверху и снизу... В перерывах между стрельбой бойцы разговаривали, вспоминая разные военные случаи.
- Зимой 44-го года произошёл со мной необъяснимый случай. – Начал разговорчивый Шелехов. - Под Новый год наш батальон отвели от переднего края на отдых, километров на десять вглубь. Сижу со своим отделением в блиндаже, наскоро вырытом в красивейшем сосновом лесу. Кругом вечерняя тишина, лёгкий как тополиный пух падает нерусский снежок.
- Как будто на свете нет войны, и никогда не будет... – вставил боец их отделения Лёша Сотников.
- Точно, - согласился Петя и уточнил: - Конечно, по такому случаю выпили «наркомовские» сто грамм, закусили американской тушёнкой "второй фронт". Вдруг слышу возбуждённый женский голос, который настойчиво звал меня:
- Петенька! Петенька! - так жалобно звучит. - Где ты?
Шелехов сидел на засыпанном осколками полу, прижимаясь спиной к кирпичной стене под окном. Товарищи, сидевшие рядом, сделали большие глаза.
- Вот-вот и я сам подумал, - подтвердил их законные сомнения рассказчик. - Откуда здесь взяться женщине?.. Закурил самокрутку, слушаю разговоры сослуживцев, опять меня кто-то зовёт... Смотрю на хлопцев и понимаю, что они ничего не слышат. Решаю точно показалось, после контузии и не такое почудится. Через пять минут опять тот же голос и какой-то он смутно знакомый. Я сказал: «Пойду до ветра, хочу по маленькому».
Шелехов отвлёкся для того чтобы выпустить длинную очередь по каске показавшегося в лестничном проёме немца.
- Вышел осмотреться, отошёл метров на десять в сторону отлить, вдруг раздаётся вой заблудившегося за линией фронта снаряда. Пробил накат в три ряда толстых сосновых брёвен и взорвался внутри. Я метнулся назад, а там воронка метра три глубиной и тошнотворный запах горелого мяса...
Всё повидавшие за войну солдаты и те сидели, словно придавленные тяжестью рассказа.
- Видать, не судьба мне тогда умереть, - признался Шелехов и пошутил: - Где же ты бродишь моя смертушка?
- Не кличь её рогатую! – предостерёг друга Николай.
Жующий сухари Василий Костевич посмотрел на притихших товарищей и предложил:
- Хотите я вам весёлую историю расскажу?
- Давай
- Иду я месяц назад мимо толпы немцев, присматриваю бабёнку покрасивей и вдруг гляжу: стоит утончённая фрау с дочкой лет четырнадцати. Хорошенькая, а на груди вроде вывески, написано: «Syphilis». Это, значит, для нас, чтобы не трогали. Ах ты, гады, думаю, беру девчонку за руку, мамане автоматом в рыло, и в кусты. Проверим, что у тебя за сифилис!.. Аппетитная оказалась девчурка…
- Шёл бы ты Вася отсюда! – не глядя в сторону Костевича сказал Петя.
- Вы чё ребята? – удивился он и привстал.
- Иди, иди. – Посоветовал ему Сафонов.
… Только на четвёртый день командование полка установило с ними связь. На решительный штурм пошла соседняя, 150-я дивизия генерал-майора Шатилова.
- Соседи нам помогут! - обрадовался уставший Николай.
- Где они так долго лазили?
С огневой поддержкой 23-й танковой бригады и полковых миномётов их батальоны сумели ворваться в здание, и соединится с остатками первой группы. Из всех солдат, прорвавшихся в Рейхстаг строю осталось четверо.
- Значит, будем жить! – обрадовался Петя.
- Не сглазь…
Ещё семерых раненых, в том числе Сотникова и Костевича сразу отправили в тыл.
- Вот повезло же им, остались в живых! – позавидовал Шелехов и захотел уйти с ними.
- Скоро всё закончится.
На рассвете следующего дня всегдашнее везение Пети закончилось...
- Господи, - на войне быстро начинаешь верить в Бога. - Как есть хочется!
- Старшина паёк доставил, – крикнул в ответ Колька. - Айда к нему!
Пригнувшись ниже линии окон, они начали рывками перебегать в большую комнату, где раньше располагался какой-то чиновничий кабинет. Старшина роты Осипенко там выдавал сухой паёк на целый день, снабжали их только по ночам. За два метра до желанной цели Петю настигла глупая пуля...
- Какая горячая! - удивился он и внезапно увидел в мозгу незнакомую картинку.
Чёрная от грязи и пороховой гари рука сорокалетнего немецкого рабочего из Нижней Саксонии, как в замедленном кино передёрнула отполированный затвор.
- Я вижу прошлое? – мелькнула кричащая мысль.
Секундой ранее тот дослал в патронник снайперской винтовки новенький, блестящий патрон... Свинцовая пуля гордо венчала латунную гильзу, словно купол на покосившейся колокольне сельской церкви.
- Как обидно! - разорванное сердце Петра остановилось, но мозг по инерции ещё жил пару минут. - И страшно...
Отлитая на огнедышащих заводах Рура, она прошла, проехала, протащилась волоком сотни километров на встречу с ним. Тысячи человеческих рук участвовали в её срочном рождении. Добывали руду, плавили металл...
- Люди точили, сверлили, собирали и упаковывали. Что было бы, если кто-нибудь из этой гигантской очереди людей заболел, умер, не вышел на работу?.. Не выполни он свою часть общей работы и моя пуля не родилась бы вовремя! Её не доставили бы на встречу со мной, и я бы остался жив.
К сожалению, она не опоздала... В Петином умирающем мозгу бились последние мысли:
- Господи, какая несправедливость! Я прожил на Земле двадцать два года, видел только боль, кровь и слёзы. На этих несчастливых ступенях я оказался абсолютно случайно. Тысячи препятствий могли увести меня в стороны от них... Я мог воевать в любом месте Европы, где проходили советские солдаты. Обязан был до этого дня получить ранение и лечиться в госпитале. Наконец мог погибнуть раньше или попасть в любое другое место, но оказался именно в это мгновение и в этом месте. Почему?.. Кто ответит кому это вообще нужно?
Больше Петя ничего не чувствовал и ни о чём не думал. Подскочивший к нему Николай тряс его за плечо, в суматохе не замечая маленькой дырочки под левым нагрудным карманом на изорванной, потной и грязной гимнастёрке.
- Петька! Петька! – звал он друга.
Шелехов уже не увидел, как через несколько часов, их однополчане Григорий Савенко и Миша Ерёменко установили на конной группе Рейхстага штурмовое Красное знамя полка.
- Настоящее Знамя Победы! – подумали они, но оказались неправы.
Будущие герои Советского Союза Егоров и Кантария, только после полного подавления немецкого сопротивления, понесли на купол разрушенного здания официальное Знамя.
- Надо же всё сфотографировать...
… Рейхстаг стоил нескольких тысяч жизней здоровых и сильных мужчин. Находившаяся в Берлине артиллерия могла бы в пять минут сравнять его с землей вместе с оборонявшимся гарнизоном. Но надо было сохранить это здание - символ Германии - и водрузить на нём флаг победы.
- Поэтому его атаковала пехота, - сказал плачущий Николай, - грудью пробивая себе дорогу.
Многие расписывались на Рейхстаге или считали своим долгом обоссать его стены. Вокруг образовалось море разливанное. И соответствующая вонь. Автографы были разные:
- «Мы отомстили!», «Мы пришли из Сталинграда!», «Здесь был Николай Сафонов!».
Лучший автограф, который всем понравился, находился на цоколе статуи Великого курфюрста. Здесь имелась бронзовая доска с родословной и перечнем великих людей Германии: Гёте, Шиллер, Мольтке, Шлиффен и другие. Она была жирно перечёркнута мелом, а ниже стояло следующее:
- Имел я вас всех и сразу! Сашка Иванов.
Глава 13
8 мая 1945 года капитулировали остатки немецкой 18-ой армии в Курляндскому котле в Латвии. Это был долгожданный день. Маленький немецкий 100-ваттовый передатчик был предназначен для ведения переговоров с Красной Армии об условиях капитуляции.
- Второго котла мне не пережить! – подумал Иоганн Майер глядя на обстоятельные приготовления к сдаче в плен.
Всё оружие, снаряжение, транспорт, радиоавтомобили и сами радостанции были, согласно прусской аккуратности собраны в одном месте, на площадке, окружённой соснами.
- Где же русские? – волновались обязательные немцы.
- Может просто разойтись по домам? – робко предложил Иоганн.
- Это противоречит условиям капитуляции! – высокомерно отрезал надменный полковник.
Два дня не ничего происходило. Затем появились советские офицеры и проводили пленных в двухэтажные здания. Они провели ночь в тесноте на соломенных матрацах. Ранним утром 11 мая немцы были построены по сотням, считай, как старое распределение по ротам. Начался пеший марш в плен.
