Николай Рубан - Тельняшка для киборга
И я понял, что никуда мне от этого прыжка не деться. Хоть и не надо уже ничего бормотать про гланды, достаточно просто сказать «Не хочу». Дразнить никто не будет. Только от себя-то куда денешься?
Я засопел и, стиснув зубы, вцепился в инструкцию.
* * *Аэродромная жизнь несколько удивила меня обыденностью. Первым нас встретил лохматый вислоухий пес неопределенной расцветки — деликатным тявком изобразил бдительное несение службы, после чего резво завилял хвостом и принялся вертеться вокруг, подхалимски заглядывая в глаза и опрокидываясь на спину. В одну секунду сожрал даденный бутерброд и совсем развесил слюни от преданности.
Несколько сборных щитовых домиков, выкрашенных облупившейся зеленой краской, да стоянка с маленькими самолетиками — вот и весь аэродром. Из-за крайнего домика вышла тощая курица, подозрительно глянула на нас и принялась царапать лапой траву. Следом за курицей появился коренастый пузатый дядька, которого я сразу узнал — инструктор Михалыч-Портос. Поглаживая на ходу свою мушкетерскую бородку, инструктор направился к нам. Он заметно прихрамывал.
— Привет, Михалыч! — широко улыбнулся Сергей.
— Здорово, разбойник! — облапил его «Портос». — Куда пропал-то?
— Да дела все…. Вот, знакомься, это Саша, мой подшефный. Я тебе говорил, помнишь?
Пожатие «Портоса» было мощным и цепким — я аж крякнул.
— Решил прыгнуть, значит? Это хорошо. Раньше-то прыгал?
— Не доводилось, — ответил я, втайне надеясь, что инструктор даст мне от ворот поворот.
— Ну что ж, когда-то же начинать надо, верно? — развеял он в пыль мои тайные надежды. — Заполнишь бумагу и — вперед. Какой ему купол-то дать? Дэ-один-пять-У пойдет? Или с тандемером прыгнет?
— Не, сам. Дуб в самый раз будет.
— И правильно. Дешево и сердито. А то на прошлой неделе приехал один новый русский — на джипаре, весь из себя такой навороченный — мы рты разинули. Снаряжение! Экипировка! Наш весь аэроклуб, наверное, как один его комбез, стоит. Купол свой притащил — «Пэсьют», новейший. Во, думаю, мастер — как это я его раньше не видел? Оказывается, перворазник. Я говорю, бери, мол, парашют попроще — для начала-то в самый раз будет, а он такую рожу скорчил, что ты! Западло, мол, с каким-то барахлом совковым прыгать, когда фирменный имеется. Ну, мне что? Деньги платит — пусть прыгает. Бумагу только подпиши и хоть вообще с одной переносной сумкой сигай, жалко, что ли? Прыгнул, раскрылся, вроде, нормально, а как управлять — фиг его знает. Дав-вай рулить! Хрен знает куда улетел, весь в коровьих лепехах извозился — где нашел? Ладно, ноги не переломал.
— Понравилось хоть? — поинтересовался я.
— Говорит: «Круто!» Обещался еще приехать и девку свою привезти. Ну, так пойдем на склад, что ли?
Мой парашют Сергей переукладывал сам («а то ты до обеда с непривычки провозишься»). Я же выполнял обязанности «помогающего», то есть старался не очень мешать Сергею возиться с полотнищем желтоватого цвета. Раньше я думал, что парашюты бывают исключительно белые.
Черт, все же что за абсурд — как можно доверять свою жизнь вот этому довольно потрепанному клоку ткани с тремя десятками шнуров? Взгляд болезненно цеплялся за мелочи: крохотная дырочка у кромки купола, разлохмаченные концы строп, похожих на бельевые веревки, выгоревший, словно рыбацкий дождевик, зеленый брезент ранца. Каждая такая мелочь мгновенно разрасталась в моем воображении до катастрофических размеров.
— Сергей, — нерешительно задал я идиотский вопрос, — а этот парашют, вообще как — надежный хоть?
— Э. Машина — звэр, слющай! — бодро откликнулся Серега. — Бывает, что и раскрывается!
— Да ну тебя! Я серьезно!
— Надежный, надежный, — успокоил меня Сергей, — Как ложка надежный, можно сказать. Его еще сокращенно называют «ПП» — парашют пенсионера. О! Кажется, наши катят.
Вынырнув из-за деревьев, прямо к нам подкатил «Газелевский» фургончик. Лязгнув, отъехала назад боковая дверь, и в открывшемся полумраке проема ослепительно сверкнула Задница. Нет, это было не совсем то, что вы подумали. Она не была необъемно-арбузообразной, — напротив, была она сухой и поджарой, обтянутой белоснежными спортивными брюками. Но так как располагалась она аж у самого верхнего обреза двери, и подпирали ее ноги ТАКОЙ длины, да обутые в кроссовки ТАКОГО размера, что производила она впечатление исключительно самостоятельной части.
Пятясь, выбрался из фургона ее хозяин — высоченный негр с окурком за ухом. Легко, словно пустую авоську, выхватил из чрева фургона пузатую синюю сумку и направился к нам.
— Только не вздумай его Джорданом называть или Тайсоном, — торопливым шепотом предупредил меня Сергей. — Он этого терпеть не может.
— Здорово, Серый! — облапил его парень. — Куда пропал?
— Здорово, здорово. Это мой товарищ, знакомься.
— Александр, — торопливо протянул я руку.
— А я Витек! — и моя ладонь потонула в его лапище, словно в перчатке хоккейного вратаря.
— Витька, ты со своим бычком все расстаться не можешь! — напустилась вдруг на него появившаяся следом рыжая Зинка. — Как маленький. Выкинь сейчас же!
— Зин, да ты че — такой королевский бычок выкидывать! — возмутился Витек и торопливо спрятал свое сокровище в карман, словно боялся, что сердитая Зина его отнимет.
— Что за привычка, я не знаю…
— Да с детства, Зин, — охотно пояснил Витек. — Когда я начинал курить, я был вот такой, — приподнял он кроссовку над травой, показывая, какого он был роста в то время, — и все, кому не лень, меня дразнили: «Витя, ты такой маленький, а такие большие сигареты куришь». Меня это достало, и я стал курить пропорциональные бычки. Потом я немножко подрос, а привычка все равно осталась. Только я их не подбираю, а делаю сам из целых сигарет.
Говорил он без малейшего акцента. Казалось бы, откуда взяться акценту у парня, который родился и вырос в России? А ведь все равно, как-то невольно стараешься его уловить, что совершенно глупо и, наверное, не совсем порядочно.
Пока я слушал обстоятельные Витькины разъяснения, вылезли из фургона и обступили нас еще шестеро. Первым был маленький носатый черноглазый парень с синими от жесткой кавказской щетины щеками и дивным именем Лаэрт Наполеонович. Затем до безобразия аккуратненький — от прически с идеальным пробором и очков в тонкой интеллигентной оправе до новеньких желтых кроссовок, похожий на изящную девушку — китаец Мо Ася. С ударением на «Я», как деликатно уточнил он. Все звали его просто Мося. С ударением на «О». Далее, по росту: румяный кругловатый златокудрый Вадик — ни дать, ни взять — молодой Нижегородский купец; застенчивый, молчаливый Толяныч; деловитые улыбчивые близнецы Юра и Гера; и, наконец, рыжеусый Паша с добрым лошадиным лицом. Роста он был гренадерского, но рядом с ценителем бычков Витьком смотрелся вполне скромно.
Познакомились со мной деловито, без церемоний, но вполне доброжелательно, по-свойски. Узнали, что я — перворазник, и тут же принялись оспаривать право «выпустить» меня. Я думал, подерутся.
Спор я слушал слегка ошалело. Главное, меня не спрашивали. Посмеиваясь, Сергей помог мне надеть парашют (вначале он показался мне легким, потом будто стал незаметно набирать вес), показал, как застегиваются карабины подвесной системы, и лениво посоветовал спорщикам отдыхать: Саня — его подшефный и выпускать будет сам.
— У-у, жадина! — фыркнула хорошенькая Зина. — Вот вечно ты так! — И мстительно добавила:
— Подвесную лучше бы помог подшефному подогнать, ножные обхваты вон — у колен болтаются…
— Ох, Зинуль, ты права! — мгновенно переменил свой снисходительный тон Сергей. — Помоги ему, будь ласкова, а? А то я свой еще не уложил… — голос Сергея стал совершенно сиропным.
— Ага, как что, так сразу: «Зинуль!» Лодырь… — она махнула рукой, встала передо мной на колени, ловко расстегнула карабины широких лямок и сосредоточенно засопела, что-то там передвигая и подтягивая. Я попытался заглянуть себе между ног, но Зина сердито дернула меня за лямку.
— Не вертись! И так неудобно…
Я полыхнул ушами. Нет, ну в самом деле… Молоденькая девушка вот так запросто стоит передо мной на коленях и своими ручками елозит… Я затравленно оглянулся и с облегчением заметил, что никто не обращает внимания.
— Так, ну, вроде бы, нормально должно быть, оценивающе пробормотала снизу Зина. — Пригнись маленько.
Я послушно наклонился, Зина сдвинула заднюю лямку (главный круговой обхват!) пониже и глухо клацнула карабинами ножных обхватов.
— Все, выпрямляйся, скомандовала она. — Нормально.
И, напевая, принялась распаковывать свою сумку.
А я глянул на себя и уши мои заполыхали совсем уже нестерпимо. Широкие лямки плотно обхватили мои ноги в паху, вызывающе обтянув тканью все то, что между ними находится. Руки сомкнулись сами собой, словно у футболистов, выстраивающих «стенку», а в голове издевательски заскакала строчка из наставления для парадов, которое, якобы, написал сам Петр Первый для гренадеров Преображенского полка: «…Усы всем сажею с салом чернить, а под срамное место — брюкву подкладывать, дабы вид иметь грозный!»
