Борис Крамаренко - Плавни
— Тимка!
— Ера, родной! Не убивай его, слышишь? Не убивай!
— Ты с ума сошел! Нас могут услышать. Да потом, что за вздор? Не я, так другой убьет. Да пойми, что он большевик, он — наш враг. Пока у власти. такие, какой я и твой отец будем скитаться по плавням, а ты будешь ежедневно рисковать своей жизнью.
— Ерка, не убивай, не надо!
— Отстань, сумасшедший!
— Ерка!
— Вот я расскажу отцу, он тебя уздечкой…
— Ну и рассказывай… Душегубы! Баб только вам расстреливать!
— Урядник Шеремет!
— Я сейчас не урядник, а ординарец председателя ревкома.
— Я тебя арестую!
— Ну и можешь.
Георгий не знал, что сказать. «Эти большевики испортили мальчишку, научили дерзить… Надо самому взяться за его воспитание, растет ведь среди гарнизонной банды… да еще ежедневно рискует быть расстрелянным».
Ему стало жаль брата, и он примиряюще спросил:
— Когда домой едешь?
— Сейчас.
Тимка пошарил за пазухой и вытащил Полино письмо:
— На. от Поли, чуть не забыл.
— Тяжело ей, бедной, — печально произнес Георгий, прочитав письмо. — Жена офицера, а работает, как последняя наймычка.
— Еще тяжелей будет.
— Почему?
— А ты думаешь живым уйти? Да если тебя не словят до того, как убьешь председателя, так после не только в плавнях, в Крыму отыщут.
— Скоро вся Россия будет Крымом.
— Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь. Вас — кучка, а их — вся Россия…
…В станицу Тимка вернулся поздно ночью, вместе с
Василием Кваком. Георгий же должен был выехать из
хутора лишь на другой день.
Тимка и Квак расседлали коней, растерли им спины и ноги соломенными жгутами и положили в ясли сена получше.
— Приехали, хлопцы, вот и добре! — раздался позади них голос Бабича. — Тебе, Тимка, батько передал, щоб ты добре за его Ураганом ухаживал.
— Я и так за ними добре смотрю, дядя Павло… А надолго председатель уехал?
— Да, казав, дней на пять…
Тимка улыбнулся: пять дней… Это как раз тот срок, за который его брат должен убить председателя. Что бы ни говорил Георгий, Тимка твердо решил сделать все, чтобы не допустить убийства такого дорогого для него человека, как председатель.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Тихий майский вечер. Только что допылала вечерняя заря. Легкий ветерок принес со степи слабый запах полевых цветов и смешал его с одуряющим ароматом белой акации.
Тимка подходил к воротам Хмелевой хаты. Четвертый день он не видел Наталки и теперь шел к ней в надежде застать ее дома.
Прошло уже пять дней со дня отъезда председателя в Каневскую. Несмотря на все уговоры Тимки, Георгий твердо решил дождаться возвращения Семенного в Староминскую и убить его во что бы то ни стало.
Знал Тимка о том, что в ночь приезда председателя в Каневскую полковник Гринь произвел налет на станицу, но был с большими потерями отброшен сотней Капусты. Знал Тимка и то, что после митинга, устроенного председателем, полковник Гринь не досчитался в своем лагере доброй сотни хлопцев. Тимка понимал, что председатель и дальше будет мешать на каждом шагу осуществлению планов белых. Понимал — и решил попытаться спасти его жизнь.
Он злился на брата — за его упорство, на генерала Алгина — за его приказ убить Семенного и, наконец, на самого себя — «за свою раздвоенность».
У ворот Хмеля чуть не столкнулся с Наталкой. Она схватила его за ухо:
— Ага, попался?! Ты где пропадал? Вот я тебя! Наталка больно потянула ухо вверх. Тимка обнял
девушку.
— Далеко собралась?
— В школу. Пойдем вместе.
— Идем, мне все равно.
Но до школы они не дошли. Поворачивая по переу.1-кам то вправо, то влево, Тимка и Наталка незаметно очутились на окраине станицы. Наталка остановилась.
— Я дальше не пойду, боюсь. Идем назад.
— Ну пойдем, — нехотя согласился Тимка. Он шел задумчивый, отвечал невпопад. Наталка угадывала, что у него какое–то горе.
Когда они вернулись к Хмелеву двору, была уже ночь. Наталка прислонилась спиной к калитке и потянула к себе Тимку?
— Говори, что случилось?
— Ничего…
— Неправда! Скажи, легче будет. — Она обвила его шею руками.
Тимка был растроган ее нежностью. Гордая, насмешливая девушка, не удостаивающая лучших парней станицы даже приветливым взглядом, ласковым котенком прижималась к его груди. «Когда придут белые, они не пощадят дядю Семена, а ведь для нее он — и отец и мать. Кто знает, может, сам Ерка убьет ее брата?»
— Да скажи, что с тобой?
— Помнишь, я тебе говорил, что мой батько убит, а брат — неизвестно где?
— Помню… — прошептала Наталка и выпрямилась.
— Так вот, они оба живы… и здесь — в плавнях.
— И ты это знал? — Да.
— А они знают, что ты в отряде?
— Знают.
В свете взошедшей луны лицо Наталки казалось мертвенно бледным, а в ее широко раскрытых глазах он прочитал удивление, испуг и гнев.
— И ты видишься с ними?
— Да… — скорее поняла, чем услыхала Наталка.
— Значит, ты только притворяешься нашим, а ты — ихний, ихний, да?!
Тимка молчал, опустив голову.
Наталке показалось, что земля под ее ногами шатается, словно доска качелей. А Тимка чувствовал, что она нетерпеливо ждет от него ответа, отречения от отца и брата и клятвы верности ее брату, Андрею Григорьевичу, большевикам. Но он не мог больше лгать и притворяться перед любимой девушкой.
Они стояли друг против друга, и не хватало у них сил переступить ту черту, за которой могла оборваться их любовь.
И вот с губ Наталки слетело то страшное слово, которое он так боялся от нее услышать. Наталка уже не опиралась рукой о калитку, чтоб не упасть. Она стала как бы выше ростом и казалась Тимке совсем взрослой.
— Бандит! — с ужасом и отвращением повторила Наталка и, отворив калитку, быстро прошла к дому. А Тимка продолжал стоять, низко опустив голову. Ему казалось, что вместе с ней ушло его счастье, все, ради чего стоило жить и бороться.
— Наталка! Вернись, Наталка! Я все расскажу, все!.. Наталка не слышала его крика. Вбежав в хату, она
повалилась в кухне на пол и беззвучно заплакала.
Андрей вернулся в Староминскую в воскресенье, к вечеру, и, не найдя в ревкоме ни Семена Хмеля, ни председателя ячейки, поехал домой. Дома Хмеля тоже не оказалось — он еще утром выехал с Бабичем из станицы в сопровождении двух взводов и ожидался к ночи, председатель же ячейки был вызван в Ейск.
Андрей снял черкеску, чекмень, смахнул тряпкой пыль с сапог, умылся холодной водой, принялся вытирать голову поданным Наталкой полотенцем..
Наталка чувствовала на себе внимательный взгляд Андрея, и ей стало не по себе.
— Больна?
— Нет. — Наталка вызывающе взглянула на Андрея. — А если б и болела, вам–то какая беда?
— Ты сестра моего старого друга и, значит, моя сестра. — Наталка покраснела.
— Я не хотела вас обидеть, дядя Андрей. Мне… правда… очень нездоровится. *
— Вижу. Похудела… глаза запали, печальные.
В кухне стоял накрытый стол, но есть им не хотелось, и они прошли в зал. Андрей сел на койку, а Наталка — на табурет возле него.
— Тимка давно был?
— Ну его…
— Поссорились? Эх, ребятишки! Чего не поделили 0
— И делить–то с ним, бандитом, нечего.
— Что?!
У Наталки дрогнули губы, а в глазах вспыхнули злые огоньки.
— И батько его, и брат в плавнях, и сам он бандит!
— Откуда узнала?
— Сам рассказал. Вечером раз пришел он, ровно туча, стала допытываться, ну, он и рассказал.
— А ты?
— Бандитом его обозвала и ушла.
— Да, дела!.. О батьке его и брате мы с Семеном давно знали.
— Значит, он вам раньше, чем мне, рассказал?
— Выходит, так. Скажи, ты на него очень сердишься?
— Нужен он мне… бандит! Пусть и на глаза не показывается!
Слезы набежали на глаза Наталки. Она вскочила и убежала в свою комнатку. Андрей снял сапоги и лег на койку. Засыпая, он думал о том, если Тимка открыл свою тайну любимой девушке, да еще такой, как Наталка, — значит, в его сознании наступил крутой перелом, — такой, когда люди и постарше его ставят порою крест на прошлую жизнь.
На столе перед Андреем лежал клочок сероватой бумаги, на клочке крупными буквами было выведено:
«Товарищ председатель, вас хотят убить при выходе из ревкома или на улице. Не допускайте к себе незнакомых людей!»
Подписи не было. Андрей еще раз прочитал записку и позвонил. В комнату вошел дежурный конвоец.
— Председатель ячейки приехал?
— Уже в ревкоме.
— Зови ко мне.
Председатель партячейки вошел в кабинет с большим свертком и торжественно положил его на стол.
— Книги и брошюры, Андрей. На весь гарнизон хватит!
