Вадим Шарапов - Команди Особого взода
Особист молча курил.
Увидев меня, подбородком указал на стул, придвинул ближе к себе лампу. Развязал картонную папку, пошелестел бумагами.
- Значит вы, Васильев Андрей Николаевич, утверждаете, что повели боевую машину по лесной дороге, потому что хотели сократить путь? - голос его звучал монотонно, как скрип мела по школьной доске.
- Да! - я слышал этот вопрос уже несчетное количество раз, и теперь не сдержался. - Сколько можно-то, товарищ капитан? Чего вы из меня врага лепите? Ошибся, давно это признал, и готов вину искупить. Но не враг я! Та дорога разведкой на сто раз была проверена, в тылу находилась... - тут голос у меня сорвался, я захрипел как подстреленный и замолчал, глотая воздух.
- Успокойтесь, - не было в голосе у Меркулова ни гнева, ни раздражения. Вообще ничего не было, словно и не человек. - Продолжим...
- Предлагаю малость повременить.
Голос прозвучал прямо за моей спиной. От неожиданности я дернулся и привстал. Кто-то вошел в кабинет так незаметно, что даже скрипучая дверь не издала ни шороха. Меркулов вскинул голову и впервые я увидел на его сухом лице тень эмоций - досады, и... опасения?
Должно быть, мне показалось. Тем временем, человек обошел меня и встал сбоку от стола. Щурясь от света лампы, я все-таки сумел его разглядеть. Среднего роста мужчина - крепкий, жилистый, со светлыми волосами и простецким, неприметным лицом. Без усов и бороды, да и вообще, выбрит чище некуда. Аккуратно выправленная под ремнем старенькая гимнастерка, орден Красной Звезды. До блеска начищенные сапоги. И серо-ледяные, безжалостные глаза. Раз поглядев в них, я с трудом смог оторваться от этого взгляда - точно вывернули наизнанку, обшарили, обмерили и оценили. А потом отпустили - мол, все с тобой, Андрей Васильев, понятно.
Потом я понял, что показалось странным. На гимнастерке у мужчины были всего лишь погоны старшины, но вел он себя так, словно капитан Меркулов был ему ровней по званию.
Словно прочитав мои мысли, незнакомец улыбнулся, тускло блеснув железом в глубине рта - коронка, похоже на то. Особист тем временем оправился от неожиданности.
- Я веду допрос согласно инструкциям, и... - тут мужчина перебил Меркулова на полуслове.
- Уже не ведете, товарищ капитан. Андрей Васильев вне подозрений. Проверено. Я его забираю.
Лицо Меркулова исказилось, и он вскочил из-за стола так резко, что стул под ним с грохотом опрокинулся.
- Что вы себе позволяете, старшина? - крикнул он так, что я снова дернулся. Не ожидал такого от вечно спокойного следователя. Но старшина мгновенно оказался рядом с особистом, глядя в упор.
- Позволяю... капитан, - сказал он, и голосом словно оттолкнул того к стене. Потом бросил на стол лист бумаги. - Ты сюда глянь, Меркулов. Вот твои доказательства, приобщи их к делу.
Медленно, словно нехотя, капитан взял лист со стола. Долго читал, под конец его лицо разгладилось и стало таким, как всегда - невозмутимым. Дочитав, он вскинул глаза на старшину.
- Голем? С панцерфаустом? Бред... Как такое возможно, Нефедов?
- Выходит, возможно, - отозвался тот, кого назвали Нефедовым, - раньше нам такие не встречались. Мы-то думали, что им только ножи или топоры можно давать. А теперь, оказывается, что кто-то их научил на спуск нажимать.
- Взяли? - жадно спросил Меркулов.
- Какое там, - я увидел, как у Нефедова дернулась щека, хищно искривилась верхняя губа, - дуролом из разведбата попер на голема со своими - мол, стрелять-то ему больше нечем. А мы подтянулись только через пять минут. Пока добежали, тот уже успел руки-ноги половине ловцов повырывать, все кругом кровищей залил. А от крови они крепнут...
Он помял в пальцах папиросу. Я сидел и слушал, даже дыхание затаил, пытаясь понять - кто же он такой, старшина этот?
- Пришлось мне, - продолжил Нефедов, - стрелять. В рот, чтоб в табличку. Сам знаешь, промахиваюсь редко.
- И что потом? - вопрос вырвался у меня сам собой, я прикусил язык, но было поздно. Нефедов снова глянул на меня, мазнул ледяными зрачками. Помолчал, но ответил.
- А потом - суп с котом, лейтенант. Куча обломков и больше ничего. Табличку-то я разбил, голем и тю-тю, - старшина снова перевел взгляд на Меркулова, - а полковник потом мне...
Тут оба одновременно глянули на меня. Старшина замолчал и сунул папиросу в зубы.
- Короче. Забираю у тебя Васильева.
- Да бери, мне-то что? - особист равнодушно пожал плечами, укладывая новую бумагу в папку. Не глядя на меня, он захлопнул картонную обложку и глухо сказал:
- Вы свободны, лейтенант.
Напоследок я хотел что-нибудь сказать, но пальцы Нефедова - твердые, будто стальные - легко вздернули меня за локоть со стула, и спустя секунду я оказался в коридоре. За спиной хлопнула дверь.
- Счастливая мамка тебя родила, Андрей Васильев, - насмешливо, но по-доброму сказал старшина, сунув руки в карманы галифе и раскачиваясь передо мною на каблуках. Тут и меня взяла обида - вспомнилось, что звание лейтенанта не в тылу заработал. Накатила волна злости.
- Знаете, что, товарищ старшина? - процедил я медленно, стараясь не обращать внимания на вернувшуюся боль. - Я, между прочим, уставы учил...
- И что? - Нефедов снова не дал мне договорить. Глядел он на меня через плечо, прищурившись, и вроде даже весело. Только где-то на самом дне зрачков чувствовалось, что устал этот человек смертно и шутить со мной никакого желания у него нет.
- Отдыхай, лейтенант. Теперь ты по всем законам чист, а все прочее - не твое дело. Лечись давай, крестник.
Старшина было шагнул прочь, но остановился. Повернулся ко мне и протянул руку.
- Степан.
- Андрей... - я пожал крепкую ладонь, а глаза не мог оторвать от потертой, заштопанной гимнастерки. Как же так... пропустил я, не заметил, что кроме "звездочки" на груди у старшины было и еще кое-что. Тускло и страшно сверкающее лучами из кованого серебра.
Знак Охотника.
18. Везучий
Серегу Осинникова, "Осину" - зарезали картонным ножом прямо у меня на глазах.
Расскажи про такое кому-нибудь - не поверят. Картонным? Это как?
А вот так.
Когда я опустил дымящийся "шварцметалл" и повернулся, он стоял, привалившись спиной к бревенчатой стене, и подошвы его ботинок медленно, очень медленно скользили по траве. А руками он зажимал горло, и я увидел, как между пальцами сочатся ручейки крови - яркой, точно нарисованной на серой коже перчаток. Осина всегда носил перчатки - это было в его "козырном" стиле.
Потом кровь изо рта плеснула ему на подбородок, и он съехал спиной по бревнам, оставив на случайном гвозде длинный лоскут пиджака.
- Осина! - я рванулся к нему, но наткнулся на взгляд серых глаз. Кроме боли там было еще что-то. "Не подходи!" Второй рукой он шарил по земле, будто что-то искал, не сводя с меня глаз. Я понял, что это, когда он сжал в кулаке прозрачное лезвие.
Нож вспыхнул и переломился. Черные капли горящего картона текли по кожаной перчатке, выжигая в ней дорожки, и воняло чем-то невыносимо, и Осина все сильнее щурился в судороге, а лицо его белело.
За спиной у меня кто-то заворочался, и прыгнув в сторону, я увидел Кольку-Винтореза, который стоял на коленях и качался, держась за грудь. Лицо у него было все в крови, но бандюга на это не обращал внимания. Только смотрел как горит нож, и тянулся к нему растопыренной пятерней. Я ударил его в скулу, двинул от всей души, и он опрокинулся на спину, но сознания не потерял. Сунул правую руку в карман ватника и выдернул оттуда "наган". Новенький, в заводской смазке.
Мелодично тренькнул барабан, щелкнул курок, но я уже нажал спуск "шварцметалла". Хороший немецкий пистолет, никогда, сколько работаю в угрозыске, меня не подводил.
А сейчас подвел.
Пусто щелкнул боек, что-то скрежетнуло внутри, затвор намертво заклинило. И тут же наган полыхнул ответной вспышкой. Ощущение, словно кто-то крепко вдарил мне палкой по лицу. Странно, но темноты не было. Правая щека стала мокрой, и я, удивляясь, что еще жив, смотрел, как Колькин палец медленно выбирает ход спускового крючка "нагана".
Потом Винторез утробно крякнул, покосился набок и заскреб землю каблуками хромовых сапог. Револьвер он выронил, и рука судорожно тряслась, а указательный палец скрючился и дергался теперь, будто Колька все еще спускал курок.
Рука тряслась, а бандит все не падал, скособочившись и закатив глаза. Но я уже понял, почему. Сзади Винтореза держали за плечи. Крепко держали.
И держал его не человек.
Уложив Кольку лицом вниз, он аккуратно, быстрым плавным движением свел его руки вместе и одним взмахом обмотал вокруг кистей короткий шнур, закончив его сложным узлом. Винторез что-то пробулькал и его стошнило, к вони горелого картона добавился резкий и кислый запах.
