Александр Великанов - Степные хищники
— Так у приемщика тоже опись, — сомневался писарь. — Заметит.
— Некогда ему будет замечать, — усмехнулся комвзвода. — Тс-с! Начальник идет!.. Правая передняя нога в чулке, правое ухо спереди ивернем, — как ни в чем не бывало продолжал он диктовать.
— Кончаете? — справился Щеглов.
— Немного осталось.
— Приказано проводить косяк до Уральска и помочь грузить в вагоны. Своим взводом обойдетесь?
— Сделаем, товарищ начальник, не впервые.
Приемщики не заставили себя ждать. То были представители от формировавшейся в Сызрани кавалерийской части. Старшим — пожилой коренастый мужчина с добродушным одутловатым лицом.
— Ездить к вам — настоящее мученье, — простодушно жаловался он. — Разве это лошади. Дикие кошки. Прошлый раз принял я партию из Четвертого отделения, погрузил их в Покровске на баржу, капитана буксирного парохода предупредил, чтобы он в пути не свистел. Как будто всё предусмотрел. Что же вы думаете? Попался нам встречный пароход и загудел по-волжскому во всю трубу. Что на барже поднялось — уму непостижимо! Взбесились мои лошадки, пообрывали привязи, носятся по барже, того гляди сомнут… Восемнадцать штук за борт прыгнули. Представляете себе? — Упадет в воду, нырнет, покажется, еще раз окунется и на дно. Ай-ай-яй!
Щеглов посочувствовал.
Началась приемка. Лошадей переводили с одного база на другой — смежный. Писарь читал приметы, приемщик сличал по своей описи и ставил галочки. Работа подвигалась быстро. Десятка три отметок появилось в ведомости приемщика. Неожиданно командир первого взвода закашлялся, и в тот же момент за воротами, откуда приводили лошадей, послышались возня, визг, и из ворот, таща за собой на растяжках четырех красноармейцев, вихрем влетел гнедой конь. Против столика комиссии он взбрыкнул задними ногами, попытался подняться на дыбы, попятился назад и снова прыгнул вперед, чуть не свалив столик. Один из державших растяжки поскользнулся и упал. Кто-то бросился на помощь. Писарь скороговоркой читал приметы. Старший приемщик, чуть не угодивший под копыта, торопливо поставил в ведомости птичку.
— Следующего! — крикнул комвзвода.
Щеглов удивился поведению гнедого. На этом коне обычно ездил Панченко, и никаких фокусов за ним не числилось.
Нашлась и еще одна лошадь буйного нрава, но и в этот раз Щеглов не обратил внимания ни на кашель комвзвода, ни на торопливость писаря. Только в третий раз поведение подчиненных показалось ему подозрительным.
— Что это за фокусы? — спросил он, отведя в сторону командира первого взвода. — Под шумок лошадей не с теми приметами сбываете? Кто разрешил? Взгрею, как миленького! Еще такие будут?
— Только три, те самые, о которых я докладывал, когда вы принимали отделение.
Неожиданное происшествие прервало разговор: табунщики подвели высокого серого жеребца с огненным взглядом больших глаз. Сличив приметы, старший приемщик махнул рукой — ведите! Это движение почему-то не понравилось красавцу. Он метнулся в сторону, сбил двух человек, двух других потащил за собой, вырвался и умчался в степь.
— Лови-и-и!
Человек двадцать верховых бросились за беглецом. На излучине Чагана они отрезали жеребцу путь. Размахивая укрюками, табунщики прижимали лошадь к высоченному обрыву над рекой. Всё ближе и ближе подходила цепь, отрезая дорогу, и тогда жеребец бросился с кручи вниз.
Щеглов, подскакав, увидел: лошадь лежала на мерзлом песке и время от времени поднимала голову. Из сломанных передних ног торчали наружу белые кости.
— Пристрелите! — распорядился Щеглов и, не оглядываясь, поехал прочь.
Сзади бухнул выстрел.
По окончании приемки Щеглов заявил старшему приемщику:
— Есть три лошади, у которых приметы не совпадают с указанными в описи.
— В чем не совпадают?
— У гнедого недостает иверня на левом ухе, у рыжей кобылицы нога не по щетку, а по венчик белая, у номера 1498 на лбу звездочка.
— Только в этом?
— Да.
— За предупреждение, товарищ начальник, спасибо, а лошадей этих я возьму. В части с меня за это не спросят. На лошадях есть ваше тавро, сортность та же — значит, лошадь из военно-конского запаса, а не выменена у цыган. Вы получили распоряжение относительно погрузки их в эшелон?
— Да.
— Вот в этом прошу помочь.
Декабрь завалил степь сугробами. Их серебряные гривы разбежались от горизонта до горизонта, между ними и по ним протянулись едва заметные нити степных дорог, узкие — в один конский след, прямые — словно по линейке проведенные. Санный путь лег.
В Управлении военно-конского запаса готовились к годовому отчету. 15 декабря все начальники Отделений были вызваны в Уральск сличать списочное и фактическое наличие конского состава. Предстояло разобраться в работе за весь год.
— Скоро приедешь? — спросила Устя.
— Дня через три-четыре. Поедем со мной! Погостишь у родных, в театр сходим.
— Спасибо, Вася, что-то не хочется. Лучше я к мамане схожу, помогу ей прибраться к празднику да себе кое-что сошью.
— Как хочешь. Смотри, не скучай!
Щеглов уехал.
Придет беда, — отворяй ворота. Не чаяла Устя лиха, не подсказало ей сердечко, что навсегда простилась с любимым. Проводив мужа, она убрала комнату, порылась в укладке, отыскивая давно припасенный отрез ситца, и собралась идти в Гуменный к матери. В соседней хозяйской половине дома хлопнула дверь, и грубый мужской голос спросил:
— Командирова жена дома?
«Кто бы это мог быть? Голос знакомый», — подумала Устя и на стук ответила:
— Войдите!
В дверном проеме появился Егор Грызлов. Худой, почерневший от мороза, обросший редким, чёрным волосом, он мало походил на прежнего Егора, но Устя сразу угадала его — по глазам. Злые, лукавые, они смотрели, как всегда — насмешливо и нагло.
— С чем пожаловал? — холодея, спросила Устинья.
— Не ждала? — вопросом на вопрос ответил Грызлов.
— С чего бы я стала тебя ждать?
— Старых друзей забывать не положено. Мужа дома нет?
Устя не ответила.
«Что ему надо?»
Без приглашения Егор прошел в комнату и сел.
— Ты обо мне плохого не думай! Я тебе — не лиходей, — словно прочитав Устины мысли, произнес он. — Видишь, убежал я из… ну, в общем, из такого места, откуда бегают. Теперь надо до своих добраться. Понимаешь?
— Тебе денег?
— Дело не в деньгах. На Гуменном я нашел дружка, он чем надо снабдит. Мне документ требуется. Печать муж дома держит? Не увез с собой? Дай, пришлепну к бумаге, и порядок!
— Еще чего!
— Что ей сделается, а мне без бумажки не пройти: по хуторам заставы стоят. Выручи!
— Ты зачем тогда соврал мне насчёт Васи?
— Слухом таким пользовался.
— Врешь!
— Верно, вру, — согласился Грызлов. — Только, думается, разговор этот у нас не ко времени.
Устя взорвалась:
— Ты казнил его, ты! А теперь просишь у меня помоги. Бесстыжие твои зенки! Бандит ты!
— Ну-ну, полегче! Мы с тобой одним миром мазаны. Забыла, кто ты сама есть?
Устя метнулась в угол, на миг склонилась над укладкой и достала из сундука старый Смит-Вессон. Увидев револьвер, Грызлов постучал в затянутое морозом окошко и крикнул:
— Гриша-а, не замерз? Я скоро.
Из-за окна слабо донеслось:
— Ничего. Беседуй!
— Застрелить хочешь? Дескать, за такого спроса не будет? Стреляй! Но только не выстрелишь, — тебя за собой потяну. Поняла? Прикладывай печать! Клади, говорю! Или…
— Уйди! Уйди прочь!
— Клади или плохо будет! Спохватишься, да поздно. Ну!
Они стояли друг против друга возбужденные, с блестящими глазами, готовые вцепиться один другому в горло, доведенные отчаянием и страхом до крайности, и в то же время крепко-накрепко связанные вместе пролитой кровью.
— Ну! — повторил Егор, кривя в улыбке губы.
Устя подалась вперед и плюнула прямо в лицо гостю:
— Вот тебе печать!
Грызлов отпрянул, утерся рукавом и уже на пороге обещал:
— Попомнишь меня, сучка!
Хлопнула сенная дверь, — Устя без дум, без мыслей опустилась на лавку. Все валилось в бездонную пропасть: любовь, счастье, надежды, смысл жизни.
«Донесет негодяй. Обязательно донесет. А там… приедут, арестуют… Вася! Твоя жена — бандитка…»
Через час Устинья шагала в Гуменный. Увесистый узел оттягивал руки. В нем — немудрые бабьи пожитки — «приданое». На улице встретился Панченко.
— К мамаше собралась, хозяйка?
— Да.
— Что же не сказала? Отвезли бы. Обожди, я сейчас запрягу.
— Не надо. Дойду пешая.
— Как хочешь, а то я скоро…
— Спаси Христос! — закусив губу, Устя пошла дальше.
«Сейчас все ласковые, а узнают…»
Трое суток в Управлении кипела работа: ворошили документы, ведомости, описи, приемо-сдаточные акты, сличали гнедых, буланых, саврасых коней, заступы, звездочки, лысины и, закончив, облегченно вздохнули, — гора с плеч долой.