Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед
Степанову стали ненавистны эта чужая мутная река Кунар, высокие мрачные горы, знойное афганское солнце… Неужели и частица его тела может остаться здесь, на этой проклятой богом земле? Навеки, навсегда… Подумал:
«Нет, только не это… На Родину! Даже мельчайшая клеточка не должна остаться на чужбине. Если сгореть дотла, и то пусть ветер подует и понесет дым в сторону дома…»
12.Первый выстрел хлестнул совсем рядом. Казалось, метрах в десяти. Дорога мгновенно опустела. Упал за камень, осмотрелся по сторонам: «Кого на этот раз?» Но не услышал ни крика, ни стона. «Кажется, обошлось», — облегченно вздохнул и снял автомат с предохранителя.
— Наблюдать!.. — донесся обрывок команды Ивановского.
До боли в глазах всматривался в каждый валун на крутом склоне горы. Может, бинокль блеснет, оптический прицел… Ну хотя бы камешек покатится вниз… — Нет. Ни звука…
— Товарищ майор! Вижу пещеру! — крикнул старший лейтенант, замкомроты Лозинского.
— В машину! — скомандовал Ивановский. — Два пристрелочных…
Офицер вскочил на броню, юркнул в люк. Сам сел за наводчика-оператора. Послышался звук включенного привода башни. Довернув ее, замкомроты стал наводить орудие в цель. Ствол хищно дернулся вверх один раз, другой… Прогремел выстрел. Осколочный ударил чуть выше пещеры. Теперь уже ее заметил и Степанов. Короткий хобот орудия еле заметно опустился. И вновь выстрел.
«Недолет, — подумал. — Взял в вилку. Молодец… То, что надо…»
Старший лейтенант вбил две осколочные гранаты в едва заметный проем пещеры. Если кто-то там был, Алексей ему не позавидовал. Развернув башню, офицер прошелся еще длинными очередями по склону горы. Больше никто не стрелял. Степанов по-прежнему высматривал притаившегося противника, но ничего не видел. Горы были безмолвны. Замкомроты выглянул из люка.
— Порядок? — крикнул Ивановский.
— Будем посмотреть, — ответил тот уклончиво.
— Командир, вижу несколько человек за рекой, — заметил Лозинский крошечные фигурки на дальнем берегу. — Дайте, я сейчас…
И ротный хотел броситься к своей машине. Майор быстро определил расстояние.
— Стой! — приказал Лозинскому. — Не достанешь. Черт с ними…
Десантники один за другим начали осторожно выходить из-за укрытий. С гор не стреляли. Успокоившись, вновь принялись собирать обломки машины. Саперы, свалив в кучу обрывки пулеметных лент, зажгли костер. И тут стали взрываться уцелевшие патроны. Что-то с шорохом пролетело над головой у Степанова. Он ругнулся и крикнул Лозинскому:
— Саня, давай за БМД!..
Спрятались за броню. И вовремя. По противоположному борту машины несколько раз звонко щелкнуло.
— Идиоты, — плюнул с досады Лозинский. — Почти и самом центре колонны…
Алексей глянул на бедро ротного. Там, на комбинезоне, кровавое пятно уже высохло.
— Я думал, тебя ранило, — сказал другу. — Особенно, когда ты нырнул вниз и захлопнул люк…
— Видел бы, что творилось вверху… Летели обломки, катки, траки… А это, — Лозинский показал на штанину комбинезона, — долетело с той машины…
Степанов вспомнил кусок обгоревшего сукна и еще что-то обугленное, упавшее прямо перед амбразурой на корму БМД. Догадался задним числом…
Разговор был прерван начавшейся стрельбой. Ее вели опять с гор. На этот раз стреляли и с хребта, и со склонов. Дело заворачивалось круто.
Только что к колонне подошла неимоверно разукрашенная афганская грузовая машина. Несколько человек в своих широких хламидах сыпанули из кабины и крытого кузова.
— Кака, протко! (Дядя, ложись!) — крикнул солдат-афганец пожилому мужчине. И оба упали за камень буквально в нескольких шагах от Степанова.
Алексей выглядывал из-за валуна, тщетно пытаясь увидеть хоть намек на что-то живое в горах. Бьют и спереди, и справа, и слева. Но ни вспышки, ни дымка от выстрела. Да что же это такое?!. Даже не дослал патрон в патронник. Только снял автомат с предохранителя.
Оглянулся на афганцев. Солдат, бросив оружие, спрятался за камень и уткнулся лицом вниз. У Алексея потемнело в глазах. Напружинившись, вскочил на ноги и бросился к афганцу. Схватив за шиворот, рванул что есть силы на себя. Тот испуганно перевернулся на спину.
— Оружие, черт бы тебя побрал… — задохнулся от злости. Пытался вспомнить нужное слово и не мог.
А афганец, вытаращив на шурави округлившиеся от страха глаза, бессмысленно смотрел на того и мычал что-то нечленораздельное.
— Васла!.. васля… — прорычал офицер.
Поняв, наконец, чего от него хотят, солдат вскочил на четвереньки и быстро пополз к автомату. Схватив его, опять упал за камень. Спрятав оружие под себя, втянул голову в плечи, словно ожидая удара сзади.
— Дать бы тебе… — проговорил в сердцах офицер и тут же пригнулся. Рядом в камень ударила пуля и с визгом рикошетом пошла в сторону. Брызнула мелкая крошка…
Алексей понял, что надо укрыться. Но не здесь же. Не по соседству с этим еле живым от страха солдатом. В нескольких десятках метров отдавал приказания Лозинский. Перебежками бросился к нему.
Наводчики-операторы и некоторые офицеры заняли места в боевых машинах и открыли огонь из пулеметов по горам. Степанов опять не стрелял. Он так и не выпустит в тот день ни одной очереди. Что значит — воевать с невидимым противником. Офицеру очень хотелось отомстить за Митрофанова, за ребят. Но ни одного душмана так и не увидел. Были лишь стрелящие горы…
Рейд не удался. На перевал идти уже не имело смысла. Утерян фактор внезапности, взорвана машина, убито семь человек экипажа. Доложив по радио обстановку, Ивановский получил приказ вернуться в ущелье Чоукай. И лишь пере- стрелка затихла, колонна ушла назад.
13.Дело было к обеду. С минуты на минуту ждали вертолеты. Их вызвали из Кабула для эвакуации убитых. Степанов с щемящей болью в груди смотрел, как в тени «сортировали» погибших: «Это нога Мельниченко… Это — Митрофанова…» Носилки с убитыми накрывали простынями, привязывали синие клеенчатые бирки с надписями: «Старший лейтенант Владимир Митрофанов», «Рядовой Сергей Трофимов», «Сержант Виктор Мельниченко», «Ефрейтор Сергей Трофимович», «Рядовой Валерий Нижегородский», «Рядовой Михаил Жуков», «Старший сержант Валентин Зуев»…
Глядя на останки Зуева, вспомнил разговор накануне рейда. Нет, не так мечталось вернуться в родной дом, ставший за последние годы для них тесным, братьям-близнецам. Не будет радостных возгласов, нетерпеливых беспорядочных распросов, когда все говорят вместе, лишь бы выплеснуть счастье от долгожданной встречи… Не доведется матери прижать к груди голову старшенького, родившегося несколькими минутами раньше… Не соберутся все за одним столом. Братья приедут до обещанного срока. Один останется последним утешением родителям, а другого в цинковом гробу, где даже закрашено окошечко, опустят в глубокую могилу, и глухо стукнут по крышке брошенные прощальные горсти земли. Не довелось ступить на нее гвардии старшему сержанту Валентину Зуеву. А сколько раз видел родную Могилевщину солдат во сне по ночам…
Алексея вызвали к Ивановскому.
— Я связался с Пресняковым, — проговорил майор. — Он приказал лететь в Кабул вам. Будете сопровождать погибших. Вот, передайте полковнику Скворцову полевую сумку Митрофанова. Здесь личные вещи и документы экипажа…
Степанов молча кивнул, дескать, все сделаю. А сам подумал: «Личные вещи… Не много-то их… Вместились в одну сумку… Документы, письма, часы… Какой скарб у солдата? Особенно здесь, в Афганистане…»
Вскоре приземлились два «Ми-восьмых». Убитых грузили при вращающихся винтах. Четверо носилок в один вертолет, трое — в другой. Степанов замешкался. Прощался с Лозинским.
— Саня, может, письмо передать? Матери давно не писал? — спрашивал у друга.
— Лети, Леша, лети… Я потом… — торопил Сашка. — Вертолеты ждут… Опоздаешь…
— Мы с тобой еще увидимся, обязательно увидимся… — крикнул на ходу Алексей.
Его уже ругал последними словами Туманов:
— Да быстрее же! Здесь остаться хочешь?..
Побежал к вертолету, согнувшись навстречу воздушному потоку. В траве заметил проводок… «Мина»… — мелькнула мысль. Хотел переступить, но потерял равновесие и чуть не упал. Мина сработала… «И все-таки мне суждено было сегодня подорваться… — подумал, влезая в кабину винтокрылой машины. — Хорошо, что на сигнальной…»
Вертолетчики с удивлением смотрели на взметнувшуюся словно бы из-под земли серию осветительных ракет. Казалось: само ущелье отдает почести погибшему экипажу, отправляющемуся в свой последний полет… Полет в вечность…
Степанов сел у иллюминатора, осмотрелся. В грузовой кабине было несколько старших офицеров. Скользнув мельком по их лицам, сразу же определил: «Не наши… Из Союза». Чистенькая повседневная форма, тщательно выбриты. Лица упитанные и незагоревшие. «Штабисты», — подумал с неприязнью. В эту минуту он забыл, что сам служит в управлении дивизии. Вывело из себя испуганное, беспомощное выражение, граничащее с паническим ужасом, застывшее на лицах большинства офицеров. А еще — маски неприкрытой откровенной брезгливости. Ну конечно же!.. Вместе с погибшими в кабине появился тяжелый запах. Запах обгоревшего человеческого мяса.
