Канта Ибрагимов - Прямой наводкой по ангелу
— Здесь сегодня утром была вылазка боевиков, — пояснил военный.
— Видимо, после этого зачистка.
— Вот дряни! — любимую фразу вновь выдала Роза.
— Вы это о ком? — удивился один из офицеров.
Роза не ответила, сконфуженно склонила голову, бабушка натужно кашлянула в кулак.
— Это о всех, кто носит олужие, — вмешался, поясняя, Мальчик.
— Гм, зря, зря, — грубее стал голос военного.
— Мы с добром, для вашего же блага.
— А вы тогда мой телевизол установите, — лишь о своем думал Мальчик, — вот будет благо!
— Телевизор? — озадаченно спросил офицер, почему-то насупившись, надолго уставился в свои часы.
— Ничего не надо, мы сами все сделаем, — несвойственной скороговоркой вмешалась Анастасия Тихоновна, и, словно провожая, она явно стала теснить военных к выходу. — Спасибо вам большое! Как бы мы без вас все это донесли?! — любезностью блеснули ее очки.
— Гм, да, — военный сделал шаг к выходу и вдруг остановился.
— Ради Мальчика все, что угодно, сделал бы. Но времени в обрез: нам надо сопровождать иностранцев. Служба! — развел он руками, уже вышел в подъезд и, вновь остановившись, небрежным махом руки подозвал бабушку и, думая, что никто больше не слышит, командным шепотом.
— Неужели этот Мальчик чеченец?
Афанасьева ничего не могла ответить, этот вопрос просто вогнал ее в конфуз, так что рот самопроизвольно широко раскрылся, верхняя вставная челюсть чуть не выпала, она поперхнулась, боязливо отпрянула и все-таки попыталась сказать: «извините, пожалуйста».
— Всегда пожалуйста! — гаркнул офицер и буквально врипрыжку скрылся из виду.
Потирая шею, будто получила увесистый подзатыльник, бабушка вернулась в «перевернутую» квартиру, села рядом с Розой на диван, так же, как и она уставилась в потрескавшийся лак паркета, обеими руками поддерживая отяжелевшую за жизнь голову.
— Так когда ж мы начнем устанавливать телевизол? — о своем продолжал Мальчик.
— Я так долго хотел иметь телевизол. Навелное, мультик уже заканчивается.
— Нам ныть нельзя, — горестно вздыхая, после небольшой паузы постановила бабушка.
— Мы обязаны, несмотря ни на что, Мальчика вырастить, вывести в люди… Если б не он, что бы я делала? Одинокая старость — страшное горе! Иди сюда, золотой мой, — она его крепко обняла, поцеловала, улыбнулась так, что даже морщины сгладились на лице. И Роза не сдержалась, сразу же оживилась, тоже потянулась к Мальчику.
— Ну, мы будем телевизор доставать? А вдруг меня уже показывают.
— О-о! — как ужаленные вскочили женщины.
— Антенны нет, — как физик руководила процессом бабушка, — Роза, принеси из той комнаты проволоку.
Когда установили телевизор, оказалось самого главного нет — электричества. (Это по просьбе Мальчика командир блок-поста, капитан Головачев, в обход всех инструкций самовольно провел проводку до квартиры. А так бы жили они в потемках.)
— Как теперь быть? — не шуточная потеря.
— Я пойду на пост, — решил Мальчик, и пока женщины испуганно переглядывались, — Вас они все лавно не послушают, даже не подпустят. А нам свет нужен — чай согреть, и пирожки с вареньем, и главное — телевизор.
— Мы за тобой из окна будем смотреть. Ты не задерживайся, — зная, что Мальчик не отступит от своего, заботилась бабушка.
Выскочил Мальчик во двор: тепло, весна щедро берет свое. Солнышко уже клонилось к закату, чуть потускло, но все равно с озорством заглянуло в лицо Мальчика. В редких ветвях раскуроченных выстрелами тополей спорят воробьи, радость, что пролетела первая муха, в луже купаются пушистые облака, и что он видит: на месте, где разбит асфальт, появилась травка, такая тоненькая, нежная, застенчивая. Он сел рядом, погладил:
— Какая ты маленькая,…ой, даже острая. Хорошо, что ты выросла. Вместе будем все лето жить. Летом хорошо, и звезд больше видно. А зимой плохо: все время тучи, оттого папа и мама ко мне не прилетают, — он пальчиком гладил травинку.
— А мне телевизол подалили! Да, такой большой, цветной. Сейчас я буду пиложки есть и мультик смотлеть… Ой, совсем забыл, света нет.
Он хотел было тронуться, да вновь присел:
— Тлавушка, юная, а где ж твои папа и мама? Ты совсем одинокая, тоже клуглая силота. Но ничего, сколо много тлавы выластет, и у тебя будут доблая бабушка и Роза… А летом, я велю, к нам с тобой обязательно папа и мама плилетят. Они на самой класивой звезде, там лай,… шоколад и моложеное, и никто не стлеляет… Да… Ой, ты, навелное, голодная и пить хочешь. Я сейчас тебе водички плинесу.
Он побежал к ближайшей луже, зачерпнул щедро в ладошки.
— Мальчик, что ты делаешь? Выходной костюм! И пальчики беречь надо! — из разбитого оконного проема, откуда улетел шарик, кричит бабушка.
На блок-посту тишина, никаких пробок, досмотров, — в городе иностранные гости, так что приказ: чин чином, вот и поборов нет; трезвые, злые.
— Эй, мальчуган, здоров, — кричит сержант, — ты что это вырядился как жених, аль Роза иль бабка замуж выходят?
На это Мальчик ничего не ответил, даже не поздоровался, сразу перешел к делу:
— Мне капитан Голочев нужен.
— Не Голочев, а Головачев, уже не маленький, пора знать.
— Так они командиру кликуху дали — Голова, — подошел еще один военный.
— Да, башка, — процедил сержант, смачно сплюнул.
— Позовите, пожалуйста, командила, — чуть ли не по стойке смирно вытянулся Мальчик.
— Свет отключили, сразу прибежал. Что ж ты для этих козлов на скрипке играешь, а здесь и свет и хлеб берешь?
— На концерте гости были.
— Я не о концерте, а об этих бородатых козлах говорю.
— Так у вас тоже борода.
— Ха-ха-ха, — захохотали военные.
— Вот паршивец, твою мать, — страшно выругался сержант.
— У моей мамы папа есть, — насупился Мальчик, исподлобья глядит.
— А папа мой тоже милиционел, и у него тоже автомат есть.
— Вот волчонок, уже зубастый. А ну вали отсюда, пока я добрый.
— Я тут живу, папу-маму жду, валить мне больше некуда, — совсем напрягся Мальчик, пару шажков сделал спиной, а потом, боязливо оглядываясь, бочком стал отступать.
— Отставить! Мальчик, здравствуй, ты куда? — из железобетонного помещения появился капитан Головачев — высокий, выбритый, в отличие от подчиненных, подтянутый.
Как родного, он обнял Мальчика, нагнувшись, поцеловал.
— Повзрослел, — гладил он его курчашки.
— Что ж ты так долго не объявлялся?
— Концелты, каждый день лепетилуем, — бодрее стал голос Мальчика.
— Наслышан, наслышан о твоих успехах.
— Да, мне сегодня вот такой телевизол подалили, — и он во всю ширь развел ручонки. — А света нет, вы ублали.
— Здесь сегодня зачистка была. Настоящий бой.
— Этих козлов прямо в подвале гранатами закидали, — вмешался сержант.
— Наверняка всех уложили, мать их…
Командир лишь искоса глянул на сержанта, тот умолк.
— А провода лично комендант города перерезал; сказал, логово боевиков освещаем, — оправдывался капитан.
— Нечего было козлам на скрипке играть, — вновь выступил сержант, закуривая сигарету.
— Я для козлов не играю, — полушепотом, да твердо ответил Мальчик.
— Во дает, вот чему эта бабка его учит! — взмахивая руками придвинулся сержант, увидев взгляд командира, чуть отошел.
— Бабушка Учитал учит меня только добру. А играю я для всех людей…хороших людей.
— Вот и сыграй для нас, — говорливей всех тот же сержант.
— Принеси скрипку и сыграй: обещаю, свет будет. А так — приказ коменданта.
Мальчик пристально, в упор вгляделся в командира, не дождавшись какой-либо нужной реакции, побежал, на ходу крича:
— Я сейчас со скрипкой вернусь.
Во дворе он остановился. Солнце совсем склонилось, стало прохладней. Тени от близлежащих руин так зловеще удлинились, что прикрыли молодую травинку — ее совсем не видно. Он присел, легонько тронул побег.
— Я и для тебя сыграю.
— Мальчик! Ну что так долго? — голос бабушки из окна.
Вскоре он вновь прибежал на блок-пост, капитана не видно.
— Бабушка инструмент не дает — семейная реликвия. Сама идти не может: больная, устала, — задыхаясь, торопливо отчитывался Мальчик.
— А вот, скоро стемнеет, будет тишина, я вам с балкона сколько хотите сыграю.
— На войне как на войне, — вновь первым слово взял сержант, — не дает скрипку, старая карга, — не даем свет — баста!
— А телевизол?! — совсем дрогнул голос Мальчика. — А чай и плитку?… Лоза на пиложки тесто замесила.
— Вот и прекрасно! Ты на скрипке играй, бабка пусть тебя учит, пока не околеет — пора, а Роза пусть тесто месит, вкуснее будет. А свет, зачем вам свет? Свет только там, где мы. А вам никогда более света не видать.
— Неплавда! Неплавда! — как и тело, задрожал голос Мальчика, аж привычный басок пропал. — Я сегодня залаботал конвелт денгег. Я-я, — уже заикаясь, пустив слезы, я буду учиться иглать, еще лучше иглать, получу целый мешок денег, у нас будет свет, и мы с бабушкой и Лозой постлоим здесь новый, светлый «Детский мил», самый лучший в миле! — Ой, небось бабка вновь сказки болтает.
