Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава. Книга третья
— Холодно, — сказал он, вернувшись к Ромеку, — вечера становятся холодными.
— Надо будет взять с собой в дорогу полушубки, — отозвался Ромек, — пока еще можно их купить в местечке.
И они вошли в дом.
II
А на шоссе под Седлецом дело было так.
Голомбек был недалеко от своего «бюика»: у него еще болела после приступа почка и то место в боку, куда Оля так неловко, дрожащей рукой сделала ему укол. Лежа во рву, он не спускал глаз со своей машины. Когда самолеты наконец исчезли из виду, он, еще не успев добраться до «бюика», увидел двоих мужчин, которые подошли к машине и стали дергать дверцы, предусмотрительно запертые на ключ: несмотря на панику и спешку, пан Франтишек не забыл взять с собой ключи.
Увидев, что он приближается к машине, мужчины забеспокоились. В одном из них Голомбек узнал Колышко, известного адвоката Керубина Колышко, который бывал у них в доме. Правда, он приходил к Оле, она пела какие-то там песни на его слова. Пан Франтишек не присутствовал при этих встречах, и знакомство сводилось к тому, что он раза два обменялся рукопожатием с Керубином. Теперь тот встретил его как старого знакомого.
— Пан Голомбек, — заговорил он торопливо, — прошу вас, умоляю вас проехать немного вперед. Здесь, всего в нескольких шагах отсюда, раненая, надо ее доставить в Седлец. Это пани Вычерувна, знаете, известная актриса.
Второй мужчина был какой-то молодой актер. Он только повторил последние слова Колышко.
— Известная актриса…
Он был до такой степени испуган, что, казалось, лишился рассудка. Большие голубые глаза его вылезали из орбит.
Франтишек старался сохранять спокойствие.
— Простите, я не один, со мной жена и дочь, я жду их.
— Но, пан Франтишек, — сказал Керубин, — время не терпит, надо спешить, пани Вычерувна потеряла много крови. Довезем ее до ближайшего перевязочного пункта, и вы тотчас же вернетесь. Прежде чем ваши дамы подойдут, вы уже вернетесь.
— Уже вернетесь, — точно эхо повторил голубоглазый актер.
— Посмотрите, движения сейчас почти нет. Действительно, движение на шоссе стихло. Беженцы, согнанные с дороги бомбежкой, еще не успели возвратиться на шоссе, а машины, видно, разъехались.
— Или, может…
Эти слова произнес молодой актер, видно, отвечая на какие-то свои мысли. В отдалении, там, где дорога шла на подъем, виднелось несколько перевернутых автомобилей и торчащие вверх ноги убитой снарядом лошади. Машины дымились; видно, туда угодила бомба.
Голомбек не успел даже как следует подумать — Колышко насильно усадил его за руль. Садясь в машину, Франтишек оглянулся, ища жену и дочь. Но Оли не было. Может быть, она еще лежала на картофельном поле, а может, ушла куда-нибудь дальше? Он торопливо осматривался по сторонам — жены нигде не было. И вдруг увидел Геленку. Она была совсем уже близко и в удивлении остановилась, увидев, что отец садится в машину в обществе каких-то двух мужчин.
Голомбек успел только махнуть ей рукой. Это движение как бы означало: «Ждите». Помогло так же означать и «До свиданья». На самом же деле он простился с ней навсегда. Но тогда этого еще никто не знал.
Они проехали — Голомбек даже сам не заметил как — километра полтора. У дороги, в кустах ивняка, лежала Вычерувна. Она была бледна и испугана. Ее большие глаза выражали сейчас много больше, чем на сцене. Молодой актер, как две капли воды похожий на того, что вместе с Колышко сидел в машине, поддерживал актрису под руку и крепко стягивал белый платочек, которым была перевязана ладонь Вычерувны.
— Садитесь, садитесь, — торопил Колышко, — едем в Седлец!
— Как это в Седлец? — запротестовал Голомбек.
— Ну да, ведь ближайший перевязочный пункт наверняка в Седлеце.
— А где же рана? — совсем растерянно спросил Голомбек, глядя на входивших в автомобиль.
Вычерувна не ответила. Молча показала на перевязанную руку.
— Постойте, постойте, — воскликнул Голомбек, — так вы ранены только в руку?
— Да.
Оба молодых актера казались очень возмущенными.
— Прошу вас, — сказал один из них, — поезжайте побыстрей. Пани Вычерувна потеряла много крови. В руку попал осколок снаряда.
— Пан Франтишек, дорогой, — умоляюще и торопливо говорил Колышко, — дорогой пан Франтишек, поезжайте. Ведь вы же хотите поскорей вернуться? Сейчас же вернуться, правда? Так поезжайте же, пан Франек, дорогой.
Голомбек подумал: пожалуй, верно — чем скорей он сбудет с рук раненую актрису, тем скорее вернется за Олей и Геленкой. Он понесся во всю мочь.
Миновав сожженные машины и убитую лошадь, они вскоре выбрались из толпы беженцев и поднялись на взгорок. Перед ними открылось зрелище охваченного огнем предместья Седлеца. Столбы густого дыма поднимались ввысь, прямо в голубое и чистое небо сентябрьского утра.
Горели железнодорожные склады вблизи шоссе. По черному дыму нетрудно было определить, что горел керосин либо бензин. У железнодорожного переезда застряли возы и автомобили, грузовики и кавалеристы. Теснота такая, что невозможно было повернуться. Очутившись в этой давке, Голомбек решил как-нибудь прорваться и вломился в самую гущу машин и повозок. Испуганные лошади становились на дыбы, грозя проломить кузов автомобиля. Голомбек управлял машиной словно во сне, к тому же сегодня он ведь и не спал всю ночь. Он перестал понимать, что с ним происходит.
Когда они застряли в этой толчее, ему вдруг вспомнился Анджей. Где он, что с ним? Они ведь надеялись застать его у бабки, но там его не оказалось. Наверно, отправился в Пустые Лонки.
И тут его осенило: ведь именно здесь, у переезда, поворот налево — в Пустые Лонки. Будь что будет, он свернет к Пустым Лонкам.
Голомбек попытался выбраться из этой неразберихи, но оказался недостаточно умелым водителем, произошла свалка. То ли он врезался в какую-то повозку, то ли повозка эта врезалась в его машину, только за стеклом вдруг показалось взбешенное лицо сержанта. Он ехал в повозке. Видно, пристал к ней где-то между Варшавой и Седлецом.
— Выходите сейчас же из машины, — твердо сказал сержант. — Вылезайте немедленно. Слышите?
Голомбек растерялся. Почему этот сержант приказывает ему выходить?
— Вылезайте поживей! — повторял сержант вне себя от бешенства. Видно, он совсем ничего не соображал от злости: ведь в этой сутолоке невозможно было даже отворить дверцу, не то что выйти из машины. Наконец, если бы даже Голомбек и вышел, это ничего не изменило бы. Сержант мог бы занять место в лимузине, но это, кажется, не приходило ему в голову. Он совершенно обезумел.
Двое молодых актеров от страха совсем лишились дара речи. Колышко попытался вмешаться.
— Пан подхорунжий… — Отлично разбираясь в нашивках и звездочках, Колышко решил следовать мудрому правилу и повысил сержанта в чине: — Пан подхорунжий, а зачем водителю выходить? Что это вам даст?
— Немедленно выходите! — орал сержант. — Смотрите, что вы натворили! Покалечили мне коня!
Но лошадь, словно опровергая его слова, вдруг прянула в сторону, оборвав постромки. Сержант схватил ее за морду, лошадь вырвалась и стала бросаться из стороны в сторону, ломая повозку. Встав на дыбы, конь занес передние ноги над верхом «бюика».
Вычерувна закричала, как безумная, ее крик испугал даже сержанта. Это был не театральный, не искусственный, это был самый настоящий вопль отчаяния, вовсе не напоминающий вопли Электры или Балладины.
Сержант схватил коня за холку и пригнул его к земле. Конь задними ногами ударил еще несколько раз в передок повозки и успокоился.
— Сержант, — кричала Вычерувна, которая, оказывается, разбиралась в чинах, — сержант, как вы смеете? Я ранена, еду в госпиталь, пропустите меня!
Сержант вдруг переменил тон. Взглянув на кричащую женщину, он заговорил весьма учтиво.
— Поезжайте в Седлец, в госпиталь. Нельзя женщину оставлять без помощи.
— Легко сказать! А как ехать?.. — сказал Колышко. Он уже успокоился.
Тем временем сержант, вскочив на подножку «бюика», стал покрикивать на окружающих:
— С дороги, господа, с дороги, здесь раненая женщина…
Каким-то чудом повозка, стоящая впереди, исчезла, громкие окрики сержанта заставили потесниться и остальных.
— Назад подай, назад! — кричал сержант Голомбеку. — В сторону давай, в сторону. Стоп!
И вот так, командуя взмокшим от страха Голомбеком, сержант постепенно вывел машину из затора. Теперь уже можно было выехать на проселочную дорогу.
«Ну, теперь в Пустые Лонки, — решил про себя Франтишек. — Оля и Геленка как-нибудь уж доберутся. Только бы до Пустых Лонк…»
Но тут вдруг один из молодых актеров вскрикнул:
— Пани Галина, Езус-Мария, что с вами!
— Опять хлынула кровь, — совсем не театральным голосом сказала Вычерувна.
