В. Подзимек - На всю жизнь (повести)

— Год или два пробегут, как вода в реке, — сказал Лидии отец.

Я скромно пролепетал, что речь идет не об одном или двух годах, а самое большее о двух или трех месяцах. Пока не будут заметны внешние изменения.

До мужчин такое доходит не сразу, и мой будущий тесть не оказался исключением. Женщины, наоборот, в этом отношении чересчур внимательны. Лидина мать, услышав мои слова, повернувшись к дочери, сердито произнесла:

— Вот к чему привели наши беседы! Я специально купила книгу о воспитании чувств. А результат? Дочка уже беременна!

Только тогда до моего будущего тестя дошло, что же произошло. Однако он заявил, что никакой трагедии не случилось. Мы могли бы, по его мнению, и сейчас пожениться, а пока я буду учиться, они сами как-нибудь справятся. Лида возьмет академический отпуск, а он подберет для меня место на фабрике.

— Мне нужно вам сообщить еще одну вещь, — попытался я взять разговор в свои руки.

— Ну, говори, — благосклонно разрешил мой будущий тесть. — Пусть между нами не будет тайн.

— То, что я учусь в офицерском училище, означает, что я буду военнослужащим, — заявил я.

Лидина мать заплакала.

— Вы будете жить далеко от нас, уедете в какую-нибудь Тмутаракань, а я и вас, и внука буду видеть только раз в году.

Я объяснил ей, что так скоро мы переехать не сможем, потому что, даже окончив училище, я сразу не смогу получить квартиру, а следовательно, у них будет возможность позаниматься с внуком…

Я признался Лидиным родителям, что хотел бы стать политработником. На эту мысль меня натолкнул еще на первом году службы в армии политработник нашей роты, по образованию инженер-экономист. Такой незаметный парень в очках, ничем не выделявшийся. На полосе препятствий из него душа вон выходила, с техникой у него тоже были проблемы, а когда он вел собрание союза молодежи, то не мог добиться, чтобы его не перебивали и выступали по существу вопроса. Но самым интересным во всем этом было то, что мы всегда приходили к разумному решению и у нас никогда не создавалось впечатления, что кто-то нас в чем-то поучает или насильно заставляет что-либо сделать.

Мы организовали ротные соревнования по настольному теннису и по мини-футболу, буквально на пустом месте в роте возник музыкальный кружок. Политработнику пришлось здорово потрудиться, прежде чем он сумел найти музыкальные инструменты. Ребята так увлеклись музыкой, что готовы были каждый вечер ублажать нас концертами, чего, разумеется, мы им не разрешили. Одного раза в неделю было вполне достаточно.

Но не это было главным. К незаметному вчерашнему студенту в очках ребята стали обращаться за советами по самым сокровенным вопросам — когда парня бросала девушка, когда отец уходил от матери к девушке на двадцать лет моложе его или к разведенной женщине, когда кто-то не мог решить, чем ему заняться после армии. Откровенно говоря, я очень сомневался, что он знал, какой дать совет, не говоря уже о том, чтобы помочь. Однако он всегда умел терпеливо выслушать человека, посочувствовать ему. И люди были ему за это очень благодарны.

Политзанятия с ним проходили в форме дружеской беседы. Говорили о том, что происходило в мире и на родине, и какое это имеет значение для нас, военнослужащих, и о тех, кто плохо выполняет свои обязанности, хотя не должен так поступать. Однажды представители вышестоящего политоргана провели в роте контрольную проверку по пройденной тематике. Они были удивлены тем, как много мы знаем, а мы, в свою очередь, тем, что столько знаем.

Через несколько месяцев рота как-то незаметно превратилась в прочный коллектив. Трудно было объяснить, как могло случиться, что в ротных соревнованиях по настольному теннису сражались и даже не были в числе отстающих и те, кто в жизни никогда не держал в руках ракетку. Непонятно было и то, как наша музыкальная группа, которую совсем недавно невозможно было слушать, на окружном смотре заняла второе место. Утверждать, что все это явилось заслугой этого политработника — его звали Ржегорж, — было бы преувеличением и, конечно, несправедливо по отношению к командиру роты. Но то, что в этом была его немалая заслуга, признавал каждый.

Когда подпоручик Ржегорж увольнялся в запас, чтобы занять место заместителя директора коммунального хозяйства в одном из городков, ребята купили ему в подарок курительную трубку. Она не представляла собой ничего особенного, я у него видел значительно лучше, но этот подарок доставил ему большую радость…

— На своем месте я хотел бы стать хорошим политработником, — завершил я свою мысль. — Таким, который не бросает слов на ветер, которого уважают люди, работа которого видна.

— Ну скажите, родители, — произнесла Лида, когда я кончил излагать свое кредо, — разве Петр не прелесть? Почти так же думала и я, когда решила стать учительницей. — При этих словах ее глаза засияли.

У меня еще не было возможности сообщить уважаемому читателю, что у Лиды прекрасные глаза. И не только глаза. Она вообще красивая девушка. Стройная, со светлыми волосами. И очки ей к лицу.

Остается еще добавить, что, когда у нас вместо одного наследника появились сразу двое, у Лиды и ее матери возникло столько забот, что моя жена была вынуждена приостановить учебу не на год, а на период в два раза больший, так что только после моего прихода в батальон и переезда на новую квартиру она получила возможность учиться дальше. С необычайной решительностью и самоотдачей, о чем далее еще пойдет речь.

Рано утром, направляясь в свой кабинет, я задумался и чуть было не столкнулся с поручиком Логницким, командиром первой роты, и его заместителем по политической части, выпускником института четаржем Петрачеком. Всегда, когда мне приходилось видеть их вместе, я с трудом сдерживал улыбку. Логницкий со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами вовсе не выглядел карликом, но рядом с двухметровым Петрачеком, новоиспеченным горным инженером и приличным баскетболистом, почти совсем терялся.

— Товарищ поручик, разрешите обратиться! — выпалил Логницкий.

Открыв кабинет, я предложил им сесть.

— Наверное, мне придется подать рапорт о переводе в другую часть, — сообщил мне Логницкий, едва коснувшись стула.

— Снова? — спросил я. От Индры мне было известно, что Логницкий, когда ему начинает казаться, что кто-то мешает в развитии его способностей, всегда прибегает к такому приему.

— Или Гоштялек, или я! — решительно заявил поручик.

Я заметил, что Петрачек согласно кивает, и у меня появилось предчувствие, что с этой парой наверняка будут проблемы. Я попросил Логиицкого рассказать, в чем дело.

— Ведет себя дерзко, делает, что хочет, и больше времени проводит в санчасти, чем на занятиях, — объяснил он.

— И ты не можешь найти выход? — умышленно изобразил я удивление.

— А что я могу сделать? — ответил Логницкий.

— Нажми на него чуть-чуть с занятиями, чтобы он почувствовал, как другим приходится, — посоветовал я ему. — А я как-нибудь приду посмотрю, как он ведет себя на политзанятиях, — добавил я, взглянув на Петрачека, и с удовлетворением заметил, что они растерялись. Оба сразу.

— И вы говорите это… — попытался задать вопрос Логницкий.

— … совершенно серьезно, — не дал я ему закончить.

— А если… — Они еще не успели избавиться от растерянности.

— Скажешь, что так посоветовал я. Не бойся, я от своих слов не откажусь.

Когда они собирались уже выйти, чтобы незамедлительно реализовать мои советы, я спросил Логницкого:

— А что говорит устав о прическе? — Конечно, это он знал точно.

— Вы думаете, что я смогу? — неуверенно спросил он.

— Да уж постарайся, — ответил я спокойно, сознавая, что мне предстоит плыть против течения. — А ты особенно в это дело не лезь. Товарищ поручик сам разберется, — добавил я, повернувшись к Петрачеку.

Подождав несколько минут после их ухода, я набрал номер телефона поручика Логницкого.

— Я не хочу больше видеть твоего замполита в той форме, в которой он был сегодня у меня. На это вам даю сорок восемь часов. Говорю «вам», но это не значит, что я с тобой перешел на «вы». Я имею в виду тебя и старшину. Как можно человека с высшим образованием, к тому же интеллигента, одеть в такую форму? Он же выглядит как нищий на паперти.

— Я вчера весь день занимался этим, и безрезультатно, — с обидой ответил Логницкий.

— Не хочешь же ты сказать, что в наших вооруженных силах не предусмотрено, что некоторые военнослужащие могут вырасти до двух метров?! — начал я сердиться.

— Предусмотрено, я в этом не сомневаюсь. Но никому и в голову не пришло, что такой длинный военнослужащий будет проходить службу именно в нашем гарнизоне. Поэтому форма сверхбольших размеров, выписанная по моему запросу, пока еще где-то путешествует.