Владимир Попов - Закипела сталь
— Сам фюрер простил, — огрызнулся Штаммер, не преминув напомнить о личных связях с Гитлером.
— Простил, но не забыл, — ехидно отрезал Гейзен, барабаня пальцами по столу. — И рассчитается по совокупности. Хорошо. Пока думать за вас буду я. Сумейте только выполнить. Арестовать одного-двух — значит, спугнуть дичь. Надо захватить всю стаю.
— Но как? — Штаммер, скривив рот, беспомощно усмехнулся.
— Можно применить два способа. Или тот, что применили они в отношении вас — подослать агента и получить списки, — или спровоцировать их на крупную операцию, заставить собрать все силы и уничтожить нашими превосходящими силами.
— Но как? — снова спросил Штаммер.
— Слушайте внимательно. Женщина в железных очках, безусловно, не рядовой подпольщик. Это видно по ее выдержке, по стойкости характера. Таким поручают важные задания. Кем она может быть, по-вашему?
— Руководителем организации или связной, — попытался угадать Штаммер.
— Правильно. Наконец-то я слышу от вас дельный ответ. Уроки идут вам на пользу, Штаммер.
Шеф гестапо побагровел от обиды, но сдержался. Гейзен продолжал:
— Судя по тому, что она не сидит в одном городе, а разъезжает, надо полагать, что она связная. Логично?
— Логично.
— Дальше. Если от связной добиться признания невозможно, попробуем иначе использовать ее. Как вы думаете, для чего она носила с собой этот замок?
— Он служил паролем…
— О! Вы на правильном пути, — уже без иронии произнес Гейзен. — Но что убеждает вас в этом?
— Сложность механизма. Такой уникум ни с каким не спутаешь.
— Почему же нет ключа?
— Это меня уже обижает. Понятно и старо, как мир. Если резидент сапожник — ему несут ботинки, если часовщик — часы. К парикмахеру идут бриться. А в данном случае просили сделать ключ. — И вдруг Штаммер задрожал от внезапной догадки: — Направим нашего агента с замком связной в мастерскую — и… игра выиграна… Если у них нет дополнительного словесного пароля. — Губы Штаммера сложились в щелку.
— А если есть — наш агент провалится, — как бы вскользь заметил Гейзен.
— Если не сумеет убедить, что пароль ему забыли сообщить в спешке.
— Но будем надеяться на лучший исход. Направим туда самого опытного агента. Он должен будет дать якобы от имени связной задание уничтожить аэродром в степи. И там…
— И там мы их накроем, как перепелов сеткой. — Штаммер, хищно скрючив тонкие пальцы, сжал их в кулак.
— Оттуда не уйдет ни один! — торжественным тоном заключил Гейзен. — Об этом позабочусь я. А вот вывести их на операцию — ваше дело. План составлен — сумейте выполнить!
Сергей Петрович получил от Сашки полный дневной рацион — вареный картофель, хлеб непонятного состава и льняной жмых. Жмых был твердый, как огнеупорный кирпич, Крайнев клал его в воду и потом разбивал железным болтом. Остальное с трудом доделывали зубы. Принес Сашка также ученическую тетрадь в клетку, карандаш, заржавленное лезвие безопасной бритвы и фонарь, который удалось ему стащить с маневрового паровоза. Фонарь светил тускло, но с его помощью можно было передвигаться.
Сначала Крайнев пытался нанести на бумагу все ходы и подземные помещения пропорционально их действительным размерам, вымеривая расстояние шагами. Но потом понял, что от него требуется не технический план. Важно было быстрее изучить этот лабиринт. Он, видимо, может быть использован как убежище для людей.
Целыми днями, а иногда и ночью (под землей время было трудно определить) Сергей Петрович шагал по подземному хозяйству, порой пробирался ползком и заносил в тетрадь расположение ходов. Кусок листового железа служил ему планшетом.
Это занятие помогало ему коротать время, он чувствовал, что приносит какую-то пользу. И все же его терзало беспокойство: пройдет неделя-другая, план будет составлен, а дальше? Теплилась надежда, что организация найдет ему применение, даст другое задание, но какое — ясно представить не мог. Показаться на поверхность нельзя. Правда, обросший, исхудавший, он был почти неузнаваем. Но рисковать бессмысленно. Бездельничать да еще обременять товарищей заботой о себе не хотелось.
Крайнев злился на себя: зачем вернулся? Надо было продолжать попытки перейти фронт. Но зрелые размышления подсказывали, что все это неминуемо кончилось бы его гибелью.
Листок за листком заполнялась тетрадь эскизами, постепенно расположение ходов укладывалось в голове Крайнева так же ясно и четко, как на бумаге. Обнаружил он и несколько больших помещений, служивших водоотстойниками и водосборниками.
Своей штаб-квартирой он избрал подземную насосную для откачки дренажных вод из-под насадок мартеновских печей. Насосная сообщалась длинным колодцем с поверхностью земли.
Много труда стоило Крайневу найти подземную лабораторию, о которой он рассказывал Вале. В конце концов ему удалось обнаружить в канале для стока воды от рельсобалочного стана замурованный лаз. Еще труднее было разбирать кирпичи, сложенные на цементном растворе. Вот за этой работой он понял, насколько ослабел. От физических усилий появлялась дрожь в ногах, лоб покрывался дробинками холодного пота.
Наконец с большим трудом кирпич был разобран. Крайнев пролез в проделанное отверстие, прошел подлинному ходу и попал в огромный зал. Здесь до сих пор стоял копер для испытания рельсов на удар, валялись изогнутые куски рельсов.
Сергей Петрович долго бродил по подземному залу. В одном углу лежал пожелтевший от времени обрывок газеты «Русское слово», в другом — коробка от папирос «Эх, отдай все!». Далеким прошлым пахнуло от этих клочков бумаги. Вспомнилось детство, шахта, где его отец прятался от белогвардейцев, вспомнилось, как навещал он отца, как нашел его, убитого контрразведчиками. Крайневу стало жутко в этом пустом зале, и он поспешил в насосную — это было уже обжитое место.
Во время очередного путешествия по подземному хозяйству Сергей Петрович попал в канал, проложенный близко к поверхности и перекрытый толстыми чугунными плитами. Кое-где плиты были неплотно пригнаны, в щели между ними проникали дневной свет и звуки. В одном месте он ясно услышал голос гитлеровца и затаил дыхание. В отдаленной части канала послышался грохот. От неожиданности он прижался к стене. Минуту спустя снова раздался грохот — немцы что-то выгружали прямо на плиты.
«Заняли помещение под склад», — догадался Крайнев и особым крестиком пометил на плане это место.
Здание, под которым он находился, принадлежало сортопрокатному цеху. Здесь на чугунных плитах раньше укладывалась готовая продукция. Крайнев посмотрел в щель. Плита тяжелая, одному не поднять. «Жаль, — подумал он. — Если здесь складывают продукты, то можно обеспечить ими товарищей, а если боеприпасы — устроить фейерверк».
Он долго стоял и вслушивался в разговор гитлеровцев, но так ничего и не понял. «Придется сказать Саше — пусть разведает», — решил он и, боясь, что его могут услышать снаружи, осторожно, на цыпочках двинулся обратно.
6
Про Сердюка на базаре говорили: «Купец первой гильдии». И базарные власти относились к нему с уважением: «Мужик хваткий, этот, видать, на широкую ногу дело поставит: от природы нэпман. С часовой мастерской не вышло — быстро на ремонтную перестроился. При советской власти ему разворота не было».
Свою торговую точку Сердюк устроил довольно основательно. В затишке, у стены сгоревшего магазина, прибил вывеску «Скупка и продажа вещей домашнего обихода», уложил на кирпичах небольшую бетонную плиту, на которой, как на полке, выкладывал свои товары: керосинки, кастрюли, лампы, самодельные фитили и главным образом коптилки пыринского изготовления. Коптилки пользовались большим спросом — сделаны тщательно, керосина требуют мало. Устроил он и навес над головой, но его быстро разобрали на растопку. Торговля шла бойко, и Сердюк посмеивался: «На хозрасчете живем».
Многие завидовали Сердюку. Мебель приходилось везти обратно, носильные вещи отдавать за бесценок, а «немецкий свет», как прозвали коптилки, расхватывали мгновенно — без него не проживешь. Даже из окрестных деревень приезжали за ними.
В воскресные дни на толчке было тесно от народа и не потому, что прибавлялось продающих и покупающих. Сюда сходились пошептаться о новостях и просто побыть на людях. Толчок стал единственным местом, где допускалось скопление людей.
Сердюк прекрасно понимал, что гораздо безопаснее не привлекать к себе внимание, но попробуй быть незаметным, если у тебя могучие плечи, хороший рост и упрямое лицо, которому никак не придать смиренного выражения. Волей-неволей пришлось изображать из себя удачливого предпринимателя, а к людям такого типа немецкое командование относилось благожелательно, как к «носителям культуры».
