Макар Бабиков - Отряд особого назначения
Лодка взяла курс к своим берегам.
Глава XVI
Несколько вечеров Люден беседовал с глазу на глаз с Изачиком, который вернулся из Мурманска, был несколько раз в штабе армии, — встречался с пограничниками.
После бесед с Изачиком два дня затворничал в своем кабинете, в столовую появлялся к самому концу обеда или ужина, когда там никого не было. Ходил хмурый, что-то обдумывал.
Наконец позвонил по телефону Визгину:
— Павел Александрович, у меня возникли предложения. Прошу уделить мне время.
В точно обусловленный час Люден появился в кабинете начальника разведотдела.
Визгин, опершись локтями о деревянные полированные подлокотники жесткого полукресла, приподнялся и ответил на приветствие Людена. Глаза Визгина с просинью из-под светлых, с едва заметной рыжинкой бровей были обращены на собеседника. Визгин у всех, с кем встречался, оставлял впечатление человека добродушного, уравновешенного, не подверженного острым эмоциям.
— Так что же за идея родилась у вас, Михаил Юльевич? — спросил Визгин после некоторой паузы.
— В отряде собралась хорошая лыжная команда. Я поглядел на них, ходят на лыжах как звери. Надо бы сходить к Никелю.
— Зачем? — Лицо Визгина не изменило выражения, осталось таким же невозмутимым, но сам он весь напрягся. Визгин будто сделал вдох и замер. Китель плотно обтягивал его довольно плотную фигуру, шея покраснела, нависла над плотным стоячим воротником.
— Как зачем? — удивился Люден. — Основные поставки никеля Германия получает отсюда. А без никеля немцы не смогут делать ни оружие, ни корабли.
— Для чего немцам нужен никель — я знаю. Но как вы собираетесь помешать добывать никель и вывозить его?
Визгин выдохнул, как будто обмяк, расплылся в кресле.
— Ни помешать добывать никель, ни вывозить его мы, конечно, не сможем, — сказал Люден. — Проведем только разведку. Это нужно штабу и армии. Такую просьбу мне передали через Изачика.
— Нашли посредника в таком важном деле, — проворчал Визгин.
Люден не смутился. Он говорил о том, что в отряде есть классные лыжники, они сидят без дела, им осточертела жизнь в Полярном.
Визгин знал, что люди рвутся в бой, но он знал и другое — разведчикам нужна передышка, нужно время, которое снимет нервное перенапряжение. Он знал и то, что моряки гору свернут, если они чувствуют разумность задания. Люден же предлагает какую-то нелепую вылазку.
— Может, я что-то действительно недодумал, — оправдывался Люден. — Но я нутром чувствую, что поход в Никель нужен.
— Нутром это и не надо чувствовать. Что должен делать отряд — Военный совет нам четко определил.
— Военный совет дал общие директивы. А вот когда и как проводить эти директивы, решать не кому-нибудь, а нам, работникам отдела.
— Все это так, Михаил Юльевич, но как вы мыслите провести эту операцию?
Люден развернул на столе кальку.
— Ничего себе! И кальку уже вычертил! — удивился Визгин.
— Да, прикидочный вариант.
— Оставьте, я все посмотрю, почитаю! — заключил Визгин, положив кальку и письменные соображения Людена в сейф.
Визгин встал, прошелся по кабинету.
Люден сравнил Визгина с его замом — Добротиным. Как же они не похожи друг на друга! Добротин выше ростом, сухопар, подтянут, хотя ему за сорок. Продолговатое, худощавое лицо со впалыми щеками (он не поправился еще после ранения) было совсем иного склада, чем у Визгина. Вспомнилось, как жена Добротина с радостным юным блеском в глазах рассказывала, какого стройного, подтянутого кавалерийского командира с шашкой она встретила в гражданскую войну в Таганроге, как стал этот краском для молоденькой гимназистки, увлекавшейся балетом, спутником ее жизни.
— Какая же еще у вас идея? — спросил Визгин, возвратившись к столу.
— Предлагаю послать группу на левый берег губы Лицы, примерно в то место, куда ходили в середине ноября, когда погиб лейтенант Карпов.
— А туда зачем?
— Начнутся активные действия — флоту наверняка прикажут высаживать туда десанты. Какая у немцев вдоль морского берега оборона — нам полагается знать ничуть не хуже армейского командования.
— Что ж, подумаем, доложим командующему. Подготовьте план-задание и расчеты и на эту операцию, — сказал равнодушно Визгин.
Головко к предложениям Визгина отнесся неодобрительно.
— Я вас не один раз предостерегал от пристрастия к дальним сухопутным маршрутам. Вам поставлена задача работать на морском побережье. А вы опять смотрите куда-то вдаль от моря.
Головко говорил нетерпеливо, с нотой раздражения.
Замечания командующего больно задели Визгина. Может, и не стоило ему поддаваться натиску Людена, но снять свое предложение при первом же возражении — означало показать, что отдел подошел к вопросу легковесно, не учел все «за» и «против». Так выглядеть перед командующим ему не пристало. С настойчивостью выкладывал свои доводы Визгин.
— Никель немцы везут в Германию морем. Если уточним, сколько они его добывают, как и куда доставляют в порты, мы сможем лучше знать, когда груженные рудой суда топить в море.
— Такие сведения не добываются набегом даже самых опытных моряков. В Никеле, насколько я понимаю, нужно иметь постоянную агентурную разведку. И не ваше это дело.
— Вы правы, товарищ командующий. Но детальное ознакомление с обстановкой в Никеле ведет разведка армии. Они просят нас помочь на первом этапе. Нашу лыжную группу можно туда послать.
— Это уже другой разговор. Помочь, да если еще просят, можно и нужно.
О том, как отнесся командующий к предложению сходить к Никелю, Визгин рассказал своим заместителям и комиссару. У руководства отдела во взглядах на этот поход единства тоже не обнаружилось. Добротин считал, что надо скрупулезно придерживаться позиции, которую записал Военный совет в своей директиве. Люден и Изачик говорили, что могут быть разные подходы к выполнению директивы. Когда, нет возможности пройти к цели через море, не стоит напрочь отбрасывать и сухопутные маршруты.
Визгин и Добротин в конце концов согласились, что для похода на Никель есть только один важный аргумент: просьба штаба армии.
В январе сорок второго года лыжная группа в составе двадцати пяти человек во главе с командиром Николаевым и политруком Барминским вышла на задание.
До цели и обратно надо было пройти на лыжах через сопки, низины, по снежной целине, одолевая кустарники, а местами и приличный лес, более трехсот двадцати километров.
Утром четвертого января дошли до Зимней Мотовки. Этот первый переход был пробой сил для каждого разведчика. У кого-то оказалось не в порядке снаряжение, кому-то надо было половчее переложить харчи и боеприпасы, кому-то надо было поменять общеотрядный груз. Все перебрали, подтянули, поправили, подладили лыжные крепления, перемазали лыжи.
Все ненужное на дальнейший поход сложили на оленьи сани-нарты, старший из погонщиков оленей Нечаев и двое его помощников груз плотно увязали, перетянули плетеными кожаными ремнями.
На другой день в сумерках вышли по маршруту к Никелю. Погода все эти дни стояла ясная, морозная, настоящая январская. Столбик термометра опустился ниже тридцати.
Шли всю ночь с двумя короткими привалами. Мороз подгонял, не давал надолго остановиться. Утром, как рассвело, залегли: на свету идти было рискованно.
Кругом лежала нетронутая снежная целина. Вершины и склоны сопок, лощины, болота и озера — все под толстой снежной пеленой. И нигде ни следочка, ни черного пятнышка. Снег искрится, как будто кто-то щедро рассыпал по белому полю множество крохотных зеркальных осколков или разбросал алмазные камешки из бездонных сундуков. Солнечные блики от снега слепят глаза, они устают, слезятся, слезы скатываются и тут же превращаются в льдинки. Светозащитными очками никто не обзавелся, да их и не было в запасе у флотских снабженцев.
То один, то другой докладывал командиру группы Фролу Николаеву, что от неподвижности стынут руки и ноги, душит кашель. Всем один ответ: вставать и разминаться нельзя, опасно.
Походное обмундирование — ватные брюки и фуфайки — для лежания в снегу при такой стуже было явно непригодно, оно не уберегало тепло, не предохраняло от пронизывающего мороза. Лучше пригодились бы сшитые для отряда в Ловозере оленьи куртки, штаны, шапки и пимы. Но все это на себе тащить немыслимо, и так в рюкзаках набито килограмм по тридцать пять — сорок.
Охотники-промысловики весь свой провиант, продукты и одежду волоком тащат на санях. Сани эти делают узкие, длинные, а полозья широкие, как лыжи. Груз привязывают к саням веревками или ремнями.
— Такие сани называют чунками, — пояснял товарищам пришедший недавно в отряд помор Семен Агафонов.
— И нам бы нашу оленью одежду сложить вот на такие сани-чунки да и тащить за собой на постромках. Как бы хорошо было на привалах, — поддержал Семена Виктор Леонов, служивший когда-то с Семеном на одной подводной лодке.
