Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Небеса становились всё светлее. Дани уже мог различить неровные края сугробов. Чёрно-белый мир сделался серым с лёгкими акцентами золотого. Где-то в этом мире уже поднялось солнце. Кто-то из выживших сейчас смотрел на его бледный, холодный диск. Кто-то, но не Дани. Ему, может быть, до последнего часа суждено, копошиться на дне этого заваленного снегом оврага, по-русски именуемого балкой, ползать на брюхе вокруг ветхого жилища пастуха, спасая собственную шкуру. Левая его ладонь, сжимавшая пистолет, успела посинеть. Металл вытягивал тепло из тела, как голодный вампир тянет кровь из вен своей жертвы. Выскакивая наружу, Дани набросил дарованную дедом Матюхой меховую накидку, именуемую местными буркой. В такой одежде не очень-то удобно ползать на брюхе, зато мёрзнет только правая рука. Левая, ампутированная, наполнилась разогнанной страхом кровью. Она горяча и снова напоминает о себе мучительной болью. А ведь он вынужден сейчас опираться на неё, иначе придётся ползти на брюхе, как какому-нибудь червю! Толстую, двойной вязки перчатку, Шаймоши положил сушиться на припечек. Она и сейчас там. Сможет ли Дани нажать на курок окоченевшим пальцем? Дани почувствовал на щеках тёплую влагу – слёзы бешенства солонили его губы. Что ж, если он не сумеет нажать на курок, придётся рвать врага зубами. Уж это-то он сможет! Никому не удастся побороть Даниэля Габели!
Сначала Дани увидел Шаймоши. Тот топтался вокруг занесённого снегом «хорьха», словно исполняя странный, парный танец. Только вот партнёршей его являлась отнюдь не румяная молодуха из предместья Пешта. Шаймоши стискивал в объятиях тощенького, невысокого паренька. Тот тёрся о суконную грудь Шаймоши голым подбородком в тщетных попытках освободиться. Так кружились они подобно танцорам, а снег под их ногами был настолько тёмен, словно вовсе истаял, обнажив чёрную почву.
Дани поднял пистолет. Он произвёл выстрел в своей обычной манере, почти не целясь. Дружище Алмос называл его прирождённым убийцей, очевидно, имея в виду эту его способность быстро целиться. Дани выстрелил. «Танцоры» тут же разомкнули объятия. Пуля, чиркнув по крылу полуторки, упорхнула в метель. Шаймоши на мгновение исчез из вида и тут же снова появился. Теперь он держал в руках винтовку. Его партнёр продолжал кружиться по истоптанному снегу. Дани выстрелил ещё раз. Полуторка вспыхнула. Пламя взметнулось вертикально вверх, утренние сумерки на несколько мгновений осветились. Снег под ногами Шаймоши сделался ослепительно-красным.
– Шаймоши! Ты ранен?! – закричал Дани.
– Не давай им поднять голов! – взревел кто-то неподалёку. – Стреляй, фашист! Ну-у-у!
– Стреляй, Шаймоши! – закричал Дани.
Повалившись на живот, он выпускал пулю за пулей, считая выстрелы: три, четыре, пять… Скоро магазин опустеет. Сладковато-нутряной, возбуждающий запах крови заполнил его ноздри. Дани не чувствовал ни запаха гари, ни пороховой вони. Запах крови бодрил, но схватка, похоже, подходила к концу.
– А-а-а-а! Я ранен! – закричал кто-то по-русски.
Трогательный, юношеский фальцет пресёкся, превращаясь в стон. Пламя быстро оседало, ласково облизывая алыми языками деревянные борта полуторки, но облако чёрного дыма мешало Дани толком видеть происходящее. В чреве чёрного облака метались стремительные тени. Дед Матюха, Шаймоши, кто-то третий, стройный и вёрткий, но всё-таки менее ловкий, чем колдун. Раненый продолжал жалобно стонать. Если это Чатхо или рядовой интендантского взвода, то почему, получив пулю, вопил на русском языке?
– Хватай его, мадьяр. Вот так! – командовал дед Матюха. – А ты переставай-ка стонать. Тут жалостливых нет. Ещё мамку позови. У-у-у, сволочь!
Дани поднялся на ноги. Он обошёл догорающую полуторку. «Хорьх», стоявший чуть поодаль, за ночь превратился в снеговую гору. Теперь снег на боках автомобиля начал плавиться и сверкать в лучах наконец-то взошедшего солнца. Наступивший новый день раскрасил место схватки чёрно– алым колером.
– Этот цел. Этот ранен. Вставай, сволочь! У-у-у, отродья сатаны. Наверняка оба комсомольцы, – рычал дед Матюха. – Ставь их обоих туда, к стенке. Да не зевай! Чуть спусти с поводка – ухандакают.
Шаймоши, ни слова не понимавший по-русски, тем не менее точно и быстро выполнял указания Колудна.
– Папаша! Отец… – тоненько пропищал раненый.
– Какой я тебе папаша, комсомолец? А ну выворачивай карманы! Нет ли там у тебя…
Раненый снова тоненько запищал. Дани, не переставая прислушиваться к разговору, счищал снег с «хорьха». Надо во что бы то ни стало завести мотор. Надо как-то выбираться из этого оврага. Запах крови возбуждал, удесятеряя силы. Изувеченная рука действовала наравне со здоровой. Снег легчайшим пухом сыпался ему под ноги. Дверь легко поддалась. В салоне пахло морозом и хорошо выделанной кожей. Сиденье «хорьха» неприятно холодило тело – автомобиль успел остыть. В салоне было бы совсем темно, если б свет холодного утра не пробивал толщу снега на ветровом стекле. Ключ оказался в замке. Дани повернул его, и приборная панель осветилась. Хорошо! Аккумулятор работает! Снаружи, за непроницаемым белым чехлом, слышался скрип снега, лязганье железа и сердитые голоса. Раненый продолжал стонать. Шаймоши ругался. Дани включил зажигание, попытался завести двигатель. Стартер скрежетал, стрелка тахометра болталась у нулевой отметки, но стрелка датчика топливного бака однозначно и неумолимо лежала на нуле. Бензобак «хорьха» был пуст.
– Дьявол! – зашипел Дани.
– Так точно, ваше благородие! – белая борода деда Матюхи возникла в дверном проёме, а ведь он не слышал скрипа снега под его валенками. – Два дьяволёнка. Оба наверняка комсомольцы.
– Приказываю расстрелять обоих. Сейчас! Немедленно! На месте!
– Не-е-е! Во-первых, они денег стоят. Во-вторых, надо же узнать где твои мадьяры. Их нет за печью, но их нет и снаружи. Кровавый след, если таковой был, заволокло снегом. Гы-ы-ы! И бензина тоже нет, так?
– Ты слышал приказ. Шаймоши!
– Мы не успели их повязать. Остатний Мадьяр держит их под прицелом. Опустит ружьё и…
Дани выскочил из «хорьха». Полуторка уже перестала гореть, но остов её всё ещё дымился. Дани больше не чувствовал запаха гари, только сладковатый аромат крови. Оба пленника лежали ничком в красноватой жиже подтаявшего снега.
– Нас двое. Пленных трое, – тараторил Шаймоши. – Да ещё девка. На что способна русская баба? А она наверняка с этими заодно, раз не предупредила. Итого: четверо. Да и этот…
Шаймоши покосился на деда Матюху.
