Владимир Першанин - Снайперы Сталинграда
В один из первых ноябрьских дней Андрей Ермаков вместе с Максимом Быковым заняли позиции в разваленном почти до основания бывшем жилом доме. Оба снайпера уже сработались, понимая друг друга с полуслова. В прошлое ушел шнурок, которым они подавали сигналы друг другу.
Андрей лежал на принесенном вчера старом бушлате в одной из комнат второго этажа. Третьего и четвертого этажа в этом месте не было. Их смахнуло взрывом авиабомбы с месяц назад.
Дом был когда-то хорошо отделан, кое-где валялись куски лепнины, остатки фигурных барельефов. Остатки дома делила на две части огромная воронка, заполненная до половины мутной водой.
В застоявшейся гнилой воде плавали два раздувшихся трупа. Третий лежал на камнях поперек смятой металлической решетки. Бойцы были наши. Территорию занимали немцы, своих они торопились быстрее похоронить.
Рядом с домом извивалась узкая траншея. Немецкие подразделения были крепко прорежены за полтора месяца городских боев, лишь изредка мелькали каски.
Ермаков и Быков высматривали позицию минометного взвода. Мины, которые немцы обрушивали на наши траншеи, каждый день приносили жертвы. Собственно, любое оружие было направлено на уничтожение человека, однако их новому узлу обороны доставалось больше всего от мин.
В отбитом у немцев кирпичном бараке хватало подвалов, но сидеть в них сутками напролет не станешь. Бойцов в восьмой роте оставалось меньше трех десятков. В дневное время приходилось выставлять не меньше семи-восьми постов, в основном возле пулеметов. На флангах постоянно дежурили усиленные группы.
Ночью на дежурство выходило две трети личного состава. Трехэтажный, также полуразрушенный дом на склоне представлял постоянную опасность. Оттуда велся не только регулярный пулеметный обстрел, но и несколько раз предпринимались ночные атаки.
В один из дней там появился снайпер. Бойцы, не всегда проявлявшие осторожность, быстро почувствовали его присутствие. Убил одного, второго красноармейца, тяжело ранил пулеметчика. Выстрелы были точные, в грудь или голову — простой солдат вряд ли бы так метко стрелял.
Два дня восьмая рота старалась не высовываться, но снайпер уложил точными выстрелами командира взвода и связиста из девятой роты. Охотились на него Андрей Ермаков вместе с Матвеем Черных. Немца высмотрели в развалинах на нейтральной полосе, и Матвей уложил его выстрелом в голову.
На прикладе трофейной винтовки насчитали сорок с лишним зарубок.
— Фрицы не спят, — присвистнул Матвей Черных, рассматривая винтовку. — Сопляк, лет девятнадцать, а уже сорок душ на тот свет отправил.
Теперь добавилась еще одна минометная батарея. Четыре «самовара» открывали огонь внезапно. Выпустив десятка три мин, батарея замолкала, но раз или два за день налет повторялся. Ночью, чтобы держать красноармейцев в напряжении, минометы посылали каждые полчаса, а иногда и чаще, по три-четыре мины, и это не давало людям спать, особенно новичкам. Бойцы ходили вялые, полусонные, издерганные постоянной опасностью.
— Отсюда ничего не увидишь, — шепнул Ермаков, подползая к Быкову. — Надо перебираться вон туда.
Он показал рукой на другой уцелевший угол. Обзор оттуда был явно лучше, но там мог находиться пост, хотя никакого движения с утра не наблюдалось.
Осторожно двинулись через кирпичный завал. Ермаков вспомнил, как неделю назад вот так же шел, пригибаясь, мимо разваленного дома один из снайперов соседнего полка с напарником.
Еще толком не рассвело, но Андрей по привычке был уже на позиции затемно и лежал в укрытии. Запоздавший, немного знакомый Андрею снайпер вдруг осел на землю. На долю секунды позже донесся звук выстрела, и снова наступила тишина.
Ермаков тщетно пытался высмотреть место, откуда прозвучал выстрел, но поблизости никто больше не стрелял. Напарник убитого, залегший между камнями, не шевелился, затем стал осторожно отползать.
Снова хлопнул выстрел, и напарник, дернувшись, тоже замер. По бессильно обмякшему телу Андрей понял, что он убит наповал. Привыкнув за это время ко многим смертям, Андрей невольно почувствовал дрожь в пальцах.
Слишком просто и буднично погибли его коллеги в ранней туманной дымке. Никаких других звуков, никто не переползал и не шевелился. Просто потихоньку рассеивался туман, и все отчетливее виднелись лица погибших.
Они с Максимом пролежали тогда полдня, надеясь, что немецкий снайпер себя обнаружит, но никто не появлялся. Ермаков боялся лишь одного, что начнет шевелиться его слишком шустрый помощник.
Ермаков собирался дать Максиму знак потихоньку отползать, когда с левого берега заработала наша артиллерия. Неизвестно, какой объект они обстреливали, но снаряды 122-миллиметровых гаубиц взрывались неподалеку, затянув все пеленой дыма и пыли.
— Две снайперские винтовки пропали, — сказал тогда Максим. — Жалко. Немцы ночью подберут и по нам пулять станут.
Но думал он, наверное, о другом. Дрожа от холода и пережитого напряжения, хвалил себя, что сумел пролежать полдня неподвижно и не попал на мушку немецкому стрелку, как те два снайпера из соседнего полка.
Такое могло случиться и сейчас. Передвигаться днем, считай, по открытому месту, слишком опасно. Вот так же хлопнут неизвестно откуда два выстрела, и две разрывные пули свалят их среди всякого битого хлама. Ночью фрицы обыщут тела, заберут оружие, а снег, который скоро выпадет, укроет их до весны.
Шагов через тридцать Максим почувствовал легкий толчок в плечо.
— Ложись.
Двое немцев с термосами и сумками шли, негромко переговариваясь. Хоть двигались по своей территории, но тоже побаивались. Русские лезут повсюду, проникают даже в центр города по трубам подземных коммуникаций.
Кроме того, хозяйственники никогда не отличались особой смелостью. Было бы это поближе к нашим позициям, их можно было бы взять в плен. За двоих пленных наверняка положена медаль, которую Максиму обещают, но никак не дадут, хотя у него на счету уже семь фрицев.
Немцы прошли и исчезли за разбитым домом. Если бы почаще вертели головами, обязательно заметили бы русских. Но оглядываться им не обязательно, пуля сюда не залетит, мин у русских мало. Если что, успеют залечь.
Можно сказать, что до угла дома добрались без приключений и нырнули в лестничный пролет. Минут пять посидели, переводя дыхание. Когда глянули вверх, увидели, что в лестничной клетке зияет дыра метра три. Видимо, снарядом вышибло целиком один пролет между вторым и третьим этажом.
Придется наблюдать с нижнего этажа. Первый пролет, покрытый трещинами, болтался на кусках арматуры. Лезть наверх рискованно, но еще рискованнее оставаться на первом этаже, где сплошные дыры и можно только сидеть. Отсюда ничего не увидишь.
Андрей все же рискнул. Приказав напарнику оставаться на месте, осторожно пополз вверх по раскачивающему пролету. Ближе к площадке второго этажа нога вдруг провалилась в трещину. Вниз посыпались куски бетона, приклад брякнул о ступеньку.
Ермаков кое-как выдернул сапог и выполз на площадку. Услышали немцы шум или нет? Но взрывы и выстрелы в разных концах города все же заглушали другие звуки.
— Сюда не лезь, опасно, — нагнувшись, прошептал Андрей. — Сиди там и не двигайся.
Напарник согласно закивал и пристроился в углу. Минометная батарея находилась метрах в двухстах. Два двойных окопа, и в каждом два 80-миллиметровых миномета. Подъехал легкий вездеход, артиллеристы принялись выгружать корзины с минами.
Наши переносят боезапас в алюминиевых или жестяных коробках. Наверное, так безопаснее, хотя в коробку помещается всего штук пять мин. Корзины гораздо вместительнее, но в руках их далеко не отнесешь — слишком тяжелые.
Двое офицеров — командир минометчиков и розовощекий лейтенант из интендантской службы — закурили сигареты, наблюдая, как солдаты подтаскивают корзины и спускают их в довольно глубокие окопы. Угостили сигаретой фельдфебеля-минометчика, рыжего крепкого парнягу лет двадцати пяти.
Он им что-то оживленно рассказывал, возможно, острил, а оба офицера, совсем молодые, весело смеялись. К компании присоединился шофер, который по статусу в погрузке-разгрузке не участвовал, а крутился возле начальства.
Покурят, посмеются, и заработают «самовары». Мин привезли много. Могут и не тридцать, а все шестьдесят выпустить по чертовым азиатам. Не жалко! Андрей вспомнил, как вчера чудом избежал гибели их взводный, Костя Чурюмов.
Объяснял что-то пулеметчикам, передвигал прицел и, прижимая приклад к плечу, показывал, как надо правильно вести огонь. Андрея тоже когда-то этому учили. Отдача у «Дегтярева» сильная, и при стрельбе необходимо плотно прижимать приклад к плечу, надежно вдавив сошки в землю.
Чурюмов, с которым они неплохо подружились, шел к землянке, когда начали падать мины. Одна из них взорвалась в окопе, где стоял «Дегтярев». Командира расчета, изрешеченного осколками, выбросило на бруствер. Второй номер был перемолот, словно его пропустили через бетономешалку. Сквозь изорванную шинель виднелось смятое кровоточащее тело, сломанные кости.
