Александр Воинов - Отважные
«Только быть спокойным, — говорил себе Коля. — Я подхожу, вынимаю документы, предъявляю их часовому, а потом Витя бьет корову в правый бок…»
Чем ближе шлагбаум, тем виднее, как просто осуществить этот план. Действительно, последняя платформа с сеном почти нависает над переездом.
Коля облегченно вздохнул. Разыграть все это ему казалось не так сложно. Он оглянулся и тихо сказал Вите:
— Подходим!..
Витя угрюмо взмахнул хворостиной, и это получилось у него как-то устало и безразлично: будь что будет!
Немецкий солдат весело взглянул на них из-под своей железной каски и окликнул почти миролюбиво:
— Хальт!..
Потом он подошел поближе, погладил корову по шее, почему-то заглянул ей в нос и сокрушенно покачал головой. Наверное, ему не понравилась ее худоба. Потом он опять неторопливо обошел ее вокруг, заметил плешины на левом боку и что-то проговорил, на этот раз с укоризной. Очевидно, решив растолковать ребятам свою мысль, нагнулся, сорвал с обочины дороги пучок травы и протянул его корове. Она взяла траву мокрыми губами и стала неторопливо жевать.
Всякий раз, когда солдат проходил мимо Коли, ему казалось, что тот внимательно смотрит на его карман. Молодое, с черными усиками лицо солдата казалось ему непроницаемым и весь он, затянутый в ремни с вороненым автоматом на груди, — таинственным и непонятным.
Наконец солдату надоела эта игра, он взял из рук Коли документы, бегло проглядел их и, очевидно ничего не понимая в русском языке, признал совершенно удовлетворительными.
Главным пропуском для него была корова. О том, что ее должны были пригнать, он, видимо, уже знал.
Он отдал Коле документы и отошел, чтобы поднять шлагбаум. Наступил решающий момент. Коля видел, как посерело лицо Вити, да и сам он ощущал кисловатый вкус во рту. Все поплыло перед глазами. Была только корова, желтая громада прессованного сена, возвышающаяся на платформе, и отчаянно тяжелый груз спичечного коробка в кармане.
Шлагбаум заскрипел и стал медленно подниматься. Коля стал рядом с Витей, а тот поднял хворостину, чтобы хлестнуть корову. Оттуда, где они стояли, до платформы было не больше десяти шагов.
И вдруг в одно мгновение весь их детально разработанный план разлетелся вдребезги! С противоположной стороны на середину переезда вышел другой солдат, огромного роста, с кинжалом на боку, и что-то крикнул часовому, тот со смехом ответил. Тогда пришедший подошел к корове, схватил ее за рог и, громко хохоча, потащил за собой.
Ребята поплелись следом. Все было потеряно. Оставалось только покориться судьбе. Самое большее, что они смогут сделать, — это принести назад расписку на накладной. Так много пережить, для того чтобы все кончилось провалом!..
Они миновали переезд, и солдат свернул к станции. Подойдя к дому, он что-то крикнул. Тотчас же из окон высунулись головы других солдат. Он крикнул, очевидно, что-то смешное, потому что ему ответили дружным смехом.
Дело, несомненно, касалось коровы. Ее сразу же окружили несколько солдат: они рассматривали ее и потешались.
Вдруг на верхних ступеньках лестницы показался высокий, худощавый офицер. Даже не взглянув на ребят, которые, всеми забытые, стояли в сторонке, он подошел к корове и брезгливо осмотрел ее. Обойдя несколько раз вокруг коровы, офицер движением пальца подозвал ребят к себе.
— Сволошь! — сказал он. — Скажить староста, что я бить палка!
— Понял, господин офицер, — сказал Коля.
Офицер опять повернулся к корове.
— Шулик! Прислать дохлый коров!.. — Он постоял немного, сокрушенно покачивая головой; вдруг у него возникло какое-то сомнение — он круто повернулся к Коле и сказал:
— Покашить документ!..
Коля протянул ему пропуск и накладную, смятые в его потных руках. Офицер долго читал, с трудом разбирая русские слова. Он тщательно сличил номер на пломбе, висевшей на шее у коровы, с номером, значившимся в накладной. Нет, все правильно. Подмены не было. И это еще больше взбесило офицера.
— Шулик!.. Его надо верьевка!.. — И он протянул Коле документы.
Но Коля вернул ему накладную обратно.
— Господин офицер, — сказал он, — здесь надо расписаться…
— Што-о?..
— Здесь вот надо расписаться! Поставить вашу подпись… А то нам попадет… Будут бить!..
Офицер кашлянул, вынул перо и быстро расписался, плотно и зло сжав тонкие губы.
— Старост надо верьевка!.. — повторил он и бросил накладную на землю.
Коля поднял накладную, тщательно расправил и спрятал за пазуху.
— Мы пойдем, — сказал он.
Офицер молча кивнул головой.
Мальчики отошли на несколько шагов, и вдруг Коля повернул назад.
— Господин офицер! — жалобно начал он. — Мы целый день ничего не ели. Дайте хоть кусочек хлебца.
Офицер удивленно и внимательно взглянул на мальчиков, и лицо его смягчилось. Пусть русские не думают, что немецкому воину трудно накормить голодного ребенка. Он что-то сказал солдату, который стоял к нему по ближе, и тот скрылся за дверью. Через минуту солдат вернулся с ломтем хлеба.
Взяв его, Коля низко поклонился офицеру и почему-то даже заплакал. Витя смотрел на него и ничего не понимал. Зачем им хлеб, и с чего это Коля стал вдруг унижаться перед немцами?
Жадно набивая рот хлебом, Коля быстро пошел вперед, и Витя старался от него не отстать. Так они дошли до вагонов.
— Рви у меня хлеб, рви!.. Отними и беги! — вдруг тихо сказал Коля. — Ну, хватай!.. И беги…
Рассуждать было некогда. Витя подскочил и вырвал хлеб из Колиных рук. Тут же Коля так стукнул ему под глаз, что у него все вокруг закачалось.
— Ты чего? — прохрипел Витя, не понимая, что происходит.
— Беги, тебе говорят! — зло прошипел Коля.
И Витя бросился бежать.
— Ах, так! — закричал ему вдогонку Коля и, схватив камень, со всей силы кинул его, намереваясь угодить в спину.
Поняв, что Коля не шутит, Витя рванул вперед что было мочи, а камни все летели и летели ему вслед.
Вдруг на его пути возник часовой. Растопырив руки, он схватил Витю:
— Хальт!.. Юнге!
Тотчас же подбежал Коля и вцепился в Витю:
— Отдай!.. Отдай!..
— Да ты что, сумасшедший! Возьми свой хлеб! — И Витя бросил хлеб на землю.
Их окружили солдаты. Часовой рассказал им, в чем дело, и они недобро поглядывали на ребят. Коля поднял хлеб, очистил его от земли и засунул в карман, всем своим видом показывая, что хлеб принадлежит ему и что он не намерен ни с кем делиться.
Часовой надавал им обоим крепких подзатыльников, перевел через переезд и строго приказал, чтобы они скорее убирались.
— Ты что, с ума сошел? — крикнул Витя, когда они отошли метров на двести и никто не мог их услышать. — Ты меня чуть не пришиб.
— Ничего, — усмехнулся Коля, — до свадьбы заживет! А знаешь, где коробок?
— Где?
— Я его закинул на сено!
Витя ошалело посмотрел на товарища, охнул и сразу забыл все обиды. Усталые, но счастливые добрались они до холма, и Коля подробно рассказал обо всем, что с ними произошло. Витя слушал и удивлялся, как все это ловко у них получилось. Даже синяк под его левым глазом, который все внимательно рассматривали, представлялся теперь ему чем-то вроде боевого ордена.
Геннадий Андреевич сжал их в объятиях.
— Спасибо, ребята! — сказал Колесник. — Вы настоящие разведчики. Зачисляю вас к себе в отряд! Когда вернемся в лагерь, отдам приказ!
Ребята опять стали переодеваться. Пока Куликов таскал взад-вперед одежду, на поляне напряженно ждали: попал коробок на сено или не попал? А если попал, взорвется он или нет?
— Даже если сгорит всего лишь одна платформа, — сказал Геннадий Андреевич, — то и тогда сделано большое дело!
— Верно, — проговорил Колесник. — Но я не верю, что это простое сено!
— Что же там может быть? — спросил Стремянной.
— Подождем — увидим, — неопределенно ответил Колесник. — Уж слишком ровные и одинаковые кубы… Это очень подозрительно! — Он взглянул на часы. — Осталось пять минут!..
Последние минуты тащились, как волы. Солнце уже клонилось к горизонту, начало темнеть.
Колесник стал заметно нервничать.
— Черт подери, — проговорил он, — уже время!
Вдруг вдалеке вспыхнул огонек.
— Горит! — вскрикнул Геннадий Андреевич.
Но огонек сразу погас. Может быть, кто-то из солдат мигнул фонариком или прикурил от зажигалки.
Прошло гораздо больше пяти минут сверх установленного срока. Колесник накинул еще десять. В конце концов, точно рассчитать химический взрыватель нельзя. Должен быть какой-то допуск.
— Ты, Коля, уверен, что коробок попал на сено? — спросил Геннадий Андреевич, когда ребята, вновь переодевшись, стали рядом с ним.
— Уверен, — так же тихо ответил Коля. — Я два камня кинул, а потом коробок.
Колесник закуривал одну папиросу за другой. Его челюсти все время двигались. Он не курил, а скорее сжевывал мундштуки. Так бывало с ним всегда в минуты душевного напряжения.
