Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Многие товарищи из числа его, как впоследствии оказалось, заступников не хотели келейного рассмотрения дела. Тогда и было принято решение о публичном покаянии с полным отречением от религиозных и прочих заблуждений. Местом покаяния выбрали цирк-шапито, как наиболее вместительную площадку. Нет. Билетов не продавали. Сочли неуместным. Но афиши расклеивали – это факт. Уездные обыватели, из самых несознательных, явились на мероприятие пьяными и воспринимали происходившее, как клоунаду. Пришлось принять самые решительные меры – пьяных вывели. В тысяча девятьсот двадцать пятом году воспитательная работа среди непманов и их подручных велась из рук вон плохо. Процветал уездный рынок. В тот день, как сейчас помню, кулаки и подкулачники, торговавшие на рынке, сняли товар с прилавков и все как один явились в цирк. Я не верил слухам, но в толпе шептали, что Матвей Подлесных обладает чудодейственной способностью сводить бородавки, лечить грыжи и тому подобную чушь. Этого и ждали наши обыватели, не отречения! Я сам на покаянии не присутствовал, сразу по завершении дела о Медвежьем угле уехал в Воронеж. Каково же было моё изумление, когда я прочёл о покаянии Матвея в одной из губернских газет. Статейка длинной в пять – десять предложений, в которой описывалось феерическое действо с полётами якобы ангелов, громовым голосом, по звучанию похожим на сигнал кавалерийской трубы и левитацией самого кающегося. Якобы он вознёсся под купол циркового шатра и оттуда вещал громовым голосом. Что за буржуазный бред! К концу заметки, впрочем, прилепили приписку, дескать, сам каявшийся, перед тем, как окончательно упорхнуть, объяснил всё происходящее массовым самогипнозом на почве хронического недоедания. Издевался, враг! Ну да ладно!
Относительно газеты я, конечно, сделал сигнал в Губчека. А относительно самого Подлесных слышал впоследствии только байки. Разные байки, глупые и вплоть до контрреволюционных. Одна из них особенно запомнилась мне. Страшную сказку о сотруднике Губчека Федоре Промыслове пересказывали друг другу старухи по деревням. Федька был одним из «усмирителей». Сам не местный, в двадцатом-двадцать первом годах служил в полку Переведенцева, а потом пустил корни в Воронежской губернии. Служил хорошо, но после схваток с контрреволюцией страдал здоровьем. Мучился язвой желудка. Не знаю, какое затмение на него нашло, но отправился он на лечение к знахарю, на одну из отдалённых пасек. Ему будто бы наш общий товарищ рекомендовал. Через две недели жена Фёдора хватилась. Организовали поиск. Разумеется, наши чекисты – ребята хваткие и целей своих достигать умеют. Промыслова нашли в глухомани, на берегу всё того же Хопра. Лодку, в которой он лежал, прибило к берегу у деревни Калиново. О Калиновском убийце тогда в газетах писали. В нескольких заметках весь ход расследования был подробно отражён без одной подробности. Подробность эту мне под большим секретом рассказали сослуживцы Фёдора. Выходило, что труп в лодке был вполне человеческий, не считая рук и ног. Конечности у трупа были покрыты шерстью и очень походили на волчьи лапы. Убит Фёдор был пулей, попавшей ему непосредственно в правый глаз. Тут-то я снова вспомнил о Матвее Подлесных. Стал наводить справки и обнаружил его в соседней, Курской губернии, далеко от правого берега Дона и от места совершения жуткого преступления.
После того случая слухи по губернии бродили долго, а пресекли их нашими обычными, радикальными методами. Но не всем обывателям сразу удалось окоротить языки. Воспитательная работа проводилась долгие годы, и к тридцать седьмому слухи о хоперском Колдуне окончательно утихли. Не скрою, я и сам интересовался им: где живёт, чем занимается. Годы тяжёлой борьбы с контрреволюцией научили меня бдительности и осторожности. Нет! Я не выпускал Матвея Подлесных из вида! Мы строили коммунизм, а он вёл существование дикаря из доклассового общества. Как-то раз к нам на факультет прибыл родич одного из моих студентов – дремучий мужик, житель одного из отдалённых сёл Курской губернии. Зипун до пят, заячья шапка, перепоясан пеньковой верёвкой, вонь от сапог слезу из глаз вышибает. Да, в сороковом году наши деревенские мужики ещё мазали сапоги дёгтем. А теперь ни сапог, ни мужиков… Ну да ладно!
Этот вот курский лесовик-пугало рассказал нам об известном якобы в их округе знахаре, который лечит мёдом, заговорами и чуть ли не наложением рук. В доказательство своих слов мужик привёл собственные ноги. Да-да! Разулся, размотал портянки, продемонстрировал нам рубцы на местах трофических язв. Видимо, он болел варикозом и каким-то образом действительно излечился. Это в принципе неудивительно. Медицинская мысль не стоит на месте. Но мужик уверял, что его никто не пользовал, кроме знахаря! Я, разумеется, возмутился. Антинаучный бред в стенах уважаемого учебного заведения! Под портретами светочей современной общественной мысли… Ну да ладно!
По описаниям мужика я, разумеется, признал в знахаре Матвея Подлесных. Я, конечно, записал эти мужичьи байки и передал свою записку куда следует. Через неделю меня вызвали в кабинет соответствующего работника для беседы, из которой я понял, что Матвей Подлесных пользуется очень высоким покровительством. За какие заслуги? Зачем? Почему? Были и есть ещё у нас серьёзные недоработки. Есть над чем работать… Вон, твои мадьяры один за другим выбегают на мороз. Девчонка наружу уже третьего отвела. А почему? Бытовые условия просто ужасные. Надо, надо нам отрешаться от первобытной дикости. Надо благоустраивать Россию. В нашем климате, как ни в каком другом необходимы тёплые сортиры… Вот закончится война, прогоним врага за рубежи… Ну да ладно!
* * *
Совершенно обессиленный, Родион Табунщиков, отполз к окну и улегся на скамью. Через забелённое изморозью стекло не пробивался свет. Свет лучины и лампады освещал середину горницы. Темнота отступила к бревенчатым стенам. Красный профессор спрятался за её занавесом от посторонних, смертельно враждебных глаз. Он ворочался, постанывая, скрипел зубами, устраивая поудобней раненую ногу. Белобородый продолжал сидеть напротив Дани – прямая спина, ясный, даже чересчур пронзительный, взгляд. Казалось, усталость и тоска вьюжной ночи не имеют над ним никакой власти. А между тем нынешним утром он участвовал в боевой схватке, потерял трёх товарищей, проделал длинный путь по бездорожью, через пургу. Если Красный профессор не врёт, человек этот может быть действительно очень опасен.
– Подсудимый произнёс обвинительную речь. Хорошо! – проговорил Дани. – Но у меня насчёт вашего коммунизма есть собственное мнение. Ваш коммунизм стал воплощением в жизнь сказки, утопии, сочинённой вашими идеологами. Одни люди сочиняют сказки, но воплощают их в жизнь совсем другие. В вашем случае воплощение это произошло в такой форме, что сказка скоро превратится в объект для насмешек. Я уже услышал много забавного, а сколько ещё услышу! И дело не в том,
