Под звездою Москвы - Иван Фёдорович Попов
— Далекая звезда, Матье.
— Может быть, это с московских башен звезда?
— Не погасла ли уже эта звезда, Матье?
— Ничего, Иохим, помощь придет к нам.
— Дождемся ли, Матье?
Они подошли к территории городских боен. Иохим провел Матье через два караула. С часовыми Иохим объяснялся на жаргоне «плятдейтш» и был скуп на ответы. Взгляд его был открыто недружелюбен. Он знал себе цену, а документы у него и у Матье были в порядке.
В специальном отделении все пять помощников Иохима были уже на месте. Немецкий унтер отметил своевременную явку всех на работу, посмотрел, как Иохим распределил новые туши для разделки; полюбопытствовал, как приступит к делу новый помощник Иохима; похвалил новичка и поспешил отбыть в кантину на территории бойни, чтоб пропустить там кружку пива с куском сала: оттуда легко можно было наблюдать за выходом и входом в павильон.
Как только унтер удалился, у двери был поставлен наблюдатель. Он должен был дать знать, если услышит возвращение немца.
Матье хотелось приступить к делу немедля. Усиленные патрули, которые он заметил на улице, заставляли его предполагать, что сосредоточение войск, назначенных на Восточный фронт, уже происходит. Отправка эшелонов могла начаться, по его мнению, в ближайшие дни. Надо было торопиться с подготовкой взрыва путей и поездов. Осмотр расположенных под павильоном комбинированных стоков показал, что они подводят к железнодорожному полотну возле моста через старинный ров. Почва была найдена удобной для прорытия подкопа под линию. Задержка была за снастью и инструментами. Их должен был привезти шофер бойни, Адам, как бы для работ по очистке засорившихся подземных стоков.
Помощники Иохима сообщили Матье, что уже подготовлены люди, которые будут доставлять сведения о ходе формирования эшелонов на привокзальных путях и что от самого места отправки эшелонов с западной окраины города до юго-восточной окраины, где находятся бойни, на всем протяжении линии пробега эшелонов по территории города будут расставлены в окнах верхних этажей, на крышах и в слуховых окнах сигнальщики, которые передадут на бойню о выходе поездов.
— А что же, младший ван-Экен придет? — спросил слесарь ремонтных железнодорожных мастерских ван дер Смиссен.
— Ну, а как ты думаешь? — улыбнулся Матье.
— Я так располагаю и опасаюсь, — если не придет, мои сигнальщики, пожалуй, раздумать могут.
Иохим пошел в угол, взял табуретку, поставил ее на видном месте, обтер фартуком сиденье, отошел, посмотрел и, как делал обычно в знак удовлетворенья, повернул ладони вниз и пристукнул ими по столу. Все поняли, что табурет приготовлен для Альберта.
Лезанфан, тоже железнодорожный слесарь, веселый и смешливый валон, пропел тихонько из старой солдатской песенки:
Вперед, вперед, красотка-кантиньерша.
Помощники Иохима повеселели. Все налаживалось хорошо.
Вскоре подъехал на грузовике и Адам с инструментами.
Войдя, Адам остановился перед Матье и стал смотреть на него в упор. Смотрел долго и потом горестно покачал головой.
Матье засмеялся. Он знал привычку Адама говорить загадками и придавать таинственность тому, в чем не было никакой тайны.
Но Иохиму показалось в поведении Адама что-то недоброе.
— Ты чего головой трясешь, Адам?
— Скажите мне, зачем я привез эти лопаты? Не понадобятся они.
— Говори без загадок.
— Нас предали.
— Кто?
Адам поспешил отойти подальше от Матье: он хорошо знал характер своего приятеля детства. Отойдя, он показал на Матье.
— Его брат Альберт!
Матье вытянул руки во всю их длину и бросился к Адаму. Лицо его стало сине-багровым. Иохим попробовал задержать Матье. Но тот оттолкнул его.
— Не мешай.
Матье схватил Адама за ворот и поднял перед собой.
— Скажи еще одно слово, и я тебя раздавлю.
Адаму трудно было говорить, горло его было сжато, лицо посинело. Но он знал, что если он будет просить отпустить, то Матье его задушит. Собрав силы, он прохрипел:
— Да! Правда! Альберт — предатель.
Матье бережно опустил Адама. Он унял свою вспышку безумия. Другая мысль — мысль не об измене Альберта, а о том, что станет теперь с Марике, — потрясла его. Матье вдруг начал снимать рабочий костюм, чтобы сейчас же итти искать и спасать Марике. Но он не мог найти пуговиц, пальцы трепетали тревогой. Он сел и попросил Адама:
— Ты должен нам все рассказать, что ты знаешь, чтобы знали и мы. А уж поступим мы, как надо поступить.
Адам рассказал, что он видел и что он слышал на привокзальных путях. Иохим надавил всей тяжестью ладони на стол.
— Зачем же ты, Матье, говорил, что он придет к нам? Ты ослеп?
Матье не заметил гнева в голосе Иохима. Не отвлекаясь от своих дум, он сказал твердо и спокойно, как о хорошо решенном деле:
— Я поручусь тебе, Иохим, он быстро будет обезврежен.
— Как это ты сделаешь?
— Убью его.
Тогда вмешался Адам:
— Напрасно сделаешь, Матье. Все это теперь ни к чему. Москва взята. Русские разбиты. Война кончается. Немцы уже получили известие и торжествуют.
Эти люди так привыкли к неудачам в борьбе против врагов их родины, что встретили весть о новом несчастьи без восклицанья, без движенья.
— До последней минуты у меня была надежда, что дело сложится иначе, — сказал Иохим.
Матье попросил Иохима послать Лезанфана разведать, не пришла ли Марике в дом кладбищенского сторожа.
Иохим посмотрел на приунывших помощников и сказал:
— А вы дело-то не бросайте… хоть и на сволочь работаем, а работа для видимости понемногу должна итти…
Этого как будто и ждали. Все рьяно схватились за работу. Каждый углубился в то, что было перед ним. Но сказать друг другу слово, взглянуть друг на друга — этого избегали, — можно было бы выдать свою тяжелую печаль.
Вернулся из кантины унтер. Остановился у двери. И остался доволен тем, что люди работают молча. Он решил снова вернуться в кантину. Но прежде чем уйти, он вытащил изо рта бельгийскую сигару и сказал:
— Москау ист капут гефаллен!
— Что он сказал? — спросил ван дер Смиссен, когда унтер вышел.
Иохим перевел:
— Москва окончательно пала.
Матье оставил свое место и направился вниз, к стокам, где был спрятан радиоприемник. Никто не спросил его, куда и зачем он идет.
Работа возобновилась. И снова все работали молча.
Матье вернулся нескоро. Когда он вошел, все заметили, что вид его стал иной.
— Лазарь, выйди вон, — торжественно обратился Матье к своим товарищам.
— Какой Лазарь? О ком ты говоришь, Матье?
— Лазарь, воскресни! — повторил Матье.
— Это ты из евангелия? — догадался Иохим.
— Да, старина, я это из евангелия: вы умерли и положили себя в гроб оттого, что сами допустили к тебе в сердце смерть, вместе с неверием в победу. Теперь
