Евгений Астахов - Наш старый добрый двор

Любопытствующие стали помаленьку расходиться. Нельзя же весь день ждать, что будет дальше.

Появился Ромкин отец. Он с опаской поглядывал на капитана. Ему явно не нравилось, что в одном не очень большом дворе собралось сразу так много милиционеров.

— Слушай, — сказал он жене, — если вдруг начнут про курицу спрашивать, скажешь — купила на базаре для больной старушки матери.

— Но бабушка здорова, — встряла Джулька. — На четвертый этаж два ведра воды бегом поднимает.

— Э! Тебя кто спрашивает! Послал бог детей! За что он только на меня такой зуб имеет? — Он стукнул дочь по лбу костяшками пальцев. — Сама воду поноси, пока здесь столько чужих глаз! А ты, мама-джан, будешь больная, я так сказал…

Но капитану было не до курицы и не до здоровья Ромкиной бабки. Он приподнял пса, помог ему удержаться на ногах, пригладил взлохмаченную шерсть.

— Давай, давай, молодец, — приговаривал капитан. — Ну, где твой хозяин? Где Ромка? Ромка где? Ну, джаник, покажи нам где.

Пес тихо скулил и лизал ему руку.

— Глупая дворнязка! — сказал стоявший рядом Никс. — Ну сто она мозет показать?

— Отойдите! — закричал на него капитан. — Не мешайте! Очистите вообще двор! Что может показать? Все может показать! Что вы понимаете — у него сейчас сердце разрывается, он же плачет!

Капитан смотрел на пса. Пес пошел. Ноги его дрожали и подгибались. Он приседал на задние лапы, его заносило в сторону, но он все равно шел, изредка оглядываясь на капитана, точно проверяя, идет ли тот следом.

— Давай, давай, дорогой! Покажи нам, где Рома. Рома, Ромка где?..

Пес поскуливал в ответ и пытался идти быстрее, но ничего не получалось. Когда он останавливался, капитан подносил к самой его морде миску с водой.

— Ничего, отдохни, попей немножко. — Он поворачивался к своим помощникам. — Много крови потерял, потому жажда; язык совсем сухой, нос горячий, плохо.

— Туда ли он идет, товарищ капитан?

— Туда. Конечно, туда…

На то, чтобы добраться до. нижнего двора, псу потребовался целый час. К стене он уже подполз на брюхе и замер, уткнувшись мордой в узловатые корни глицинии.

— Все, — сказал капитан и машинально снял фуражку. Потом, спохватившись, надел ее.

— Собаки, когда конец чуют, всегда уходят подальше, — заметил усатый лейтенант. — Вот и этот тоже…

— Нет, — капитан покачал головой. — Он не просто шел, чтобы уйти.

— Но здесь же стена.

— Да, стена! Думаешь, я стену не вижу? — Капитан достал кожаный портсигар, вынул папиросу, долго раскуривал ее. — Знаешь что, — сказал он лейтенанту, — приведи сюда ребят. Ну, товарищей этого Ромки.

Пришел один Минасик.

— А где твой друг? — спросил его капитан. — Которого Ивой зовут?

— С ним товарищ полковник разговаривает.

— С тобой что, не разговаривает?

— Со мной уже разговаривал. Много… Что это с… с собакой?

Только сейчас Минасик увидел неподвижно лежащего Ромкиного пса.

— Разве не видишь?.. Хорошая была собака, верная. За что ей только имя такое проклятое дали?

У Минасика защекотало в носу и в горле стало давить, как будто снова началась ангина.

— Скажи, мальчик, — капитан присел на корточки, прислонился спиной к стене. — Мог здесь зачем-нибудь оказаться Ромка?

Минасик глотнул твердый комочек, один, другой; в горле полегчало. Он кивнул головой.

— Мог.

— Зачем?

Смолчать про старую кухню — значило бы обмануть милицию. Минасик обманывать не умел вообще, а милиционеров он вдобавок еще и боялся. Причин к тому никаких не было, но он все равно боялся.

— Ты нам скажешь зачем, правда?

— Скажу. Мы лазаем вон туда, — Минасик показал пальцем на слуховое окно кухни, — по стволу глицинии. И никто не видит.

— Хорошая была собака, — сказал капитан. — Такую с оркестром хоронить можно…

Ромка лежал на широкой тахте, закрыв глаза. «Скорая помощь» только что уехала.

Доктор сказал:

— Не надо его никуда везти. Лишняя тряска ни к чему. Занавесьте окна, создайте полумрак в комнате. И обеспечьте ему полный покой. Будет прекрасно, если мальчик уснет.

— Уснет, да, доктор? — Ромкина мать схватила его за халат. — Совсем уснет, умрет, значит? За что, доктор, его убили?

— Его только пытались убить. Он жив, он поправится, успокойтесь. Первый признак победы организма — спокойный сон.

— Вы говорите, он не умрет, доктор? — в сотый раз спрашивала Ромкина мать. — Мой мальчик не умрет?

— Сто лет будет жить. Вот здесь я выписал бром, а вечером приедут, сделают необходимые вливания. Надо понизить внутричерепное давление.

Ромкин отец стоял рядом и важно кивал головой:

— Да, да, необходимо, а как же!

В соседней комнате тихо сидели капитан и усатый лейтенант. Разговаривать с Ромкой доктор им не разрешил.

— И нельзя и бесполезно, — сказал он. — У него сейчас неизбежный в таких случаях провал в памяти. Забыто все, что было до момента удара. Заставлять его напрягать память — ни в коем случае! Тормоз сам потихоньку отпустит ее…

Вот и сидел капитан, молча крутил в руках Ромкину мичманку. Сквозь рассеченную пополам тулью просвечивала вставка из стальной пластинки, которую вырезал Алик. Она была по-прежнему идеально круглой.

— Как думаешь, чем ударили? — спросил капитан.

— Этим, конечно. — Усатый лейтенант показал на завернутый в газету обломок рессоры.

— Если б не стальной кружок, конец бы пацану. Кто же это его так? И за что?

— Откуда пока узнаешь?..

Ромкин отец поставил на стол бутылку вина, тарелку с сыром и зеленью.

— Тц! Какое плохое время, ничего нет, даже стыдно — угостить гостей нечем.

— Не беспокойтесь, спасибо, — сказал капитан, отодвигая стакан. — Мы не гости, мы милиция.

Ромкин отец покачал головой, вздохнул. А про себя подумал: «Дай бог, чтоб в моем доме милиция только в гостях бывала бы…»

Его размышления прервала Джулька.

— Вай! — запричитала она, вбегая в комнату. — Вай, что он говорит! Наверное, с ума сошел! Мама плачет, бабушка тоже плачет, а доктор сказал: нельзя плакать, ему покой нужен.

— Кто говорит? — вскочил капитан.

— Ромка! Говорит, говорит, как испорченный патефон, одно и то же.

Капитан быстро вошел в комнату, остановился у дверей. Ромка метался по тахте, сбрасывал на пол ковровые подушки.

— Я вспомнил, я все вспомнил! Вспомнил! — повторял он, не открывая глаз. — Я кастрюлю с курицей в шкаф положил и сам туда залез. Это Каноныкин был, его Вальтером зовут. Не Иван он! Он немец! Фашист он, ну!.. Что вы сидите? Там радио! Они его за плитой спрятали, я видел. А женщину Рози зовут… Рози! Рози! Она по-немецки говорила, я не понял что, у меня по-немецки всегда плохие отметки были…

— Вай-мэ! Он совсем с ума сошел! Бедный мой мальчик!

— Тише! — Капитан приложил палец к губам, подошел на цыпочках к тахте. — Не надо кричать, джаник, я и так слышу тебя. Ты все вспомнил, молодец, успокойся теперь и молчи, отдыхай.

Ромка посмотрел на него и сразу стих. Мать вытерла с его лба прозрачные капли пота.

— Радио у них было… А Каноныкин, он Люлика ждал, в горы идти с ним… Люлика знаете? Люлика, у которого один глаз стеклянный, Люлька, ну! Он с финкой всегда… — Ромка замолчал, снова закрыл глаза, сказал уже совсем тихо: — А тот не Каноныкин, он обманул нас, он Вальтер, Вальтер… Спать хочу…

…Все это время Иву не покидало какое-то странное чувство. Больше всего оно походило, пожалуй, на обиду. Ива чувствовал себя жестоко обманутым. Он верил людям, любил их, даже восхищался ими, а в ответ на все это предательство. Да еще какое!

Что-то горячее и тугое поднималось в его груди, подкатывало к горлу. Как тяжело, оказывается, быть обманутым, в лучших чувствах притом. Что же теперь ему делать, за кого же считать себя?

— Видишь ли, Ива, — сказал полковник Леонидов. — Лично я никогда не верил, да и вам, ребятки, не советую верить тем кинофильмам и книжкам, в которых пионеры выслеживают и ловят шпионов, диверсантов и прочих матерых волков. В жизни все далеко не так просто и куда более опасно, чем на экране или на страницах приключенческих повестей. И все же… Давайте-ка оценим ваши действия. Пусть непреднамеренные, так оно и должно быть, но тем не менее очень неприятные для группы, которую условно назовем Вальтер — Ордынский… Первое, — полковник загнул палец, — благодаря Роме обнаружены рация, спутник Вальтера, их примерный маршрут и время ухода из города. Второе, — он загнул еще палец, — установлено, что в городе осталась радистка по имени Рози. Третье и самое главное: вами задержана на несколько часов шифрованная записка. Из-за этого никуда не ушел Ордынский. А раскодировав текст записки, мы ликвидировали конспиративную квартиру его группы. Вот сколько полезных дел вы, оказывается, наворочали.

— Так это же все случайно! — Ива вскочил со стула. — А если бы Ромка не затеял сациви, а если б я вовремя отдал бы Ордынскому записку? — Он даже зажмурился, представив результаты такого варианта.