Брюс Федоров - Острова желаний
Михаил, ты лучше мне скажи, почему ты уготовил себе высокую должность дежурного на какой-то скромной фирме. Проверка пропусков, контроль монитора. Это явно нетвое. Похоже, ты забыл, что на твоих погонах три звезды, а на груди Орден боевого Красного Знамени за Афган, да ещё два ордена Красной Звезды за другие операции? Ты же боевой офицер.
– Ничего я не забыл. Да был когда-то и что с того? А полковника и ордена я получил от Советского Союза и мне этого достаточно. А вот «стрелками» и прочей мурой я заниматься, не намерен. Уж лучше быть дежурным при входе. Так проще. Ни о чем думать не надо. Я и не думаю. А вот ты мне скажи прямо, похоже, окончательно перекантовался? Совсем коммерсантом стал?
– По необходимости. Пришлось выучить правило: беда вымучает, беда и выучит. Поверь, принципам я не изменил. Для меня всё также дорого наше подразделение. Это был удивительный коллектив, где братские отношения и интернационализм занимали самое достойное место. Разве это можно забыть. Мы не были бессловесными боевыми машинами. И формулы "упал отжался" или "выстрелил и забыл" не были нашими правилами. Это всего лишь эпизоды. Главные задачи были связаны с разработкой и проведением разведывательных оперативных комбинаций, направленных на то, чтобы противник считал, что он действует в своих интересах, и не подозревал как можно дольше, что в действительности он работает на Советский Союз. На это уходили многие годы, и результат был результатом не одиночки, а всего коллектива.
– Пусть так. Но ты забыл упомянуть о нашей особой и постоянной идеологической подготовке такого уровня, что доцент кафедры научного коммунизма хорошего вуза мог позавидовать. И ты знаешь, почему этому вопросу уделялось столь большее внимание. Не для начетничества и оглупления, а для формирования передового мировоззрения. И работали мы с людьми за границей на идеологической основе, крепче которой нет.
– Всё верно. Я сам до сих пор удивляюсь, как удавалось руководству, условно говоря, вкладывать в оперативного работника столько чисто профессиональных знаний, развивать его боевой опыт и одновременно укреплять чувство патриотизма, формировать бескорыстие идеалиста. И при этом в нашей среде все эти качества совмещались с пониманием и здоровой критикой недостатков, копившихся в стране. Что-что, а осведомлённость о проблемах в экономике страны и партийном строительстве у нас была почти абсолютной. И правом на свободу высказывать свое мнение по любому сложному политическому вопросу мы также обладали. Никто нам рот не затыкал. И надо сказать, что такая обстановка является единственно возможной для сотрудников спецслужб. Для нас высокая информированность и критичность только помогают решать знаковые задачи по обеспечению правопорядка и безопасности страны. Это была великая школа. Мы не блуждали в тенетах идеологической зашоренности.
– Влад, ты всё правильно говоришь. И раз ты всё такой же умный, как и прежде, то, наверное, согласишься со мной, что в развале СССР не было никакой объективной закономерности. Распад страны – результат предательства.
– Михаил, ты не горячись. В отношении распада страны я согласен, а вот с советским строем посложнее будет. Я считаю, что та модель социализма, которая сложилась у нас, была мобилизационной и не могла просуществовать долго. Не спорю, что она была необходимой, но на время. Мне понятно, что эта модель не является основной моделью социализма, а была вынужденной и обусловленной внешним доминирующим давлением ведущих и враждебных нам сил. Для человечества в научном социализме заложен ещё не раскрытый потенциал развития на основе самых высоких демократических нормах. Но вышло так, что Маркс оказался прав.
– Это что ты имеешь в виду?
– Именно то, что и ты прекрасно знаешь. У Маркса есть вывод о невозможности построить социализм в отдельно взятой стране. И что вначале он должен победить в группе наиболее развитых стран мира, к каковым Россия и тогда, и сейчас пока что не относится. И Плеханов это хорошо понимал, а вот Владимир Ильич поторопился.
– Можно по-разному говорить и сейчас это делать особенно легко и приятно. Не судите и не судимы будете. Большевики подхватили страну, когда она валялась в руинах и правящая российская элита устранилась от ответственности за неё. Это признавал ещё монархист Шульгин, прозябая в эмиграции. И сам Ленин метался в сомнениях между созданием РАБКРИНа и необходимостью иметь конструктивную оппозицию.
– Михаил, давай прекратим бесполезное в наше время хождение по историческим экскурсам. Это равносильно тому, что толочь воду в ступе. Я знаю, что несмотря на прошедшие десять лет, наши парни, чем бы они не занимались, постоянно возвращаются к этим вопросам. Видно боль так и не прошла. И если уж мы вспоминаем Ленина, то вот он как раз был всегда реалистом и отвергал вредный для политика идеализм и болтовню. Слава богу, что мы с тобой не политики, но, тем не менее, такой подход и нам не помешает.
И как бы то ни было, а социалистическую идею легко переломили через колено либерализма как батон любительской колбасы за 2 рубля 90. Тот же Ленин говорил, что народу всё равно, какая у него власть. Всё зависит от того, насколько она отвечает его ожиданиям. Человек, прежде всего зверь, а потом уже духовное существо. Ты его вначале накорми и напои, а потом он уже с удовольствием послушает и про научный социализм и либеральный капитализм. А если народ голодный, то таких доморощенных демагогов, как мы с тобой, он, не поперхнувшись, разорвет на кусочки и пустит на шашлычок с маринадом.
Человека за уши в социализм не затащишь. Он всегда заглядывается на пропасть стяжательства.
Мы никогда не были ни политиками в общепринятом понимании этого слова, ни тем более заштатными идеологами и никогда ими не будем. Не наше это дело. И не надо этим заморачиваться. Так можно заболтать не только любой вопрос, но и всю жизнь. Нельзя позволить воспоминаниям сжечь себя изнутри. Говорю тебе это, хотя и сам грешен и постоянно оглядываюсь назад. Почему и как всё случилось? Но нам дела делать надо. Для себя. Для семьи. И поэтому вернемся к тому, ради чего я приехал к тебе в Питер.
– Ладно. Ты уж Влад извини. Я действительно сбежал к себе в Питер из Москвы, где всё перевернулось с ног на голову. А здесь и поговорить-то не с кем. Вот я, наконец, дождался и вывернулся на тебя. Давай лучше ещё раз выпьем за нашу молодость и славное прошлое, когда мы четко знали только одно, что есть боевая задача и что её нужно выполнить, хоть кишки намотай на кулак.
Граненые лафитники были подняты и заиграли хрустальными искорками в свете люстры, висевшей как раз над столом, где был собран дружеский ужин. Ножи и вилки зацокали по разновеликим закусочным тарелкам, заполненным ломтиками запеченной в духовке домашней буженины, горками зеленых оливок с ореховыми сердечками и полукружьями нарезанной красной сёмги, придавленной лимонными дольками.
Мужчины сосредоточились на еде. Молчали и лишь периодически наливали водку и, не чокаясь, выпивали, стараясь, не глядеть друг на друга. Каждый думал о своем, и мысли, похоже, были не самые радостные, если судить по их сосредоточенным лицам и залегшим между сдвинутых бровей морщинам, которые не смогла разгладить даже расслабляющая теплота разлившейся по организму водки. Похоже, что хмель так и не сумел сделать своего дела.
Затянувшаяся пауза как нельзя, кстати, была прервана резким вскриком дверного звонка.
– Это жена, – пояснил Михаил, поднимаясь из-за стола.
Появление женщины всегда облагораживающее, и надо сказать и отрезвляюще действует на мужчин, занятых по жизни вечным соперничеством. Заливчатая мелодика женского голоса сразу и глубоко проникает в мужское подсознание, придавливая в нем любые гневные порывы и агрессию и принуждая проявлять неуклюжую галантность и стремление быть остроумным и исключительным под оценивающим взглядом представительниц прекрасного пола.
Женщина спокойно и расчетливо отслеживает стремительное преображение мужчины, подзадоривая его улыбками, поворотами и наклонами ладно причесанной головки, скользящими движениями притягательного тела, постепенно раскрывая перед ним весь арсенал своего главного оружия – непередаваемое и сокрушающее женское кокетство, обворожительное обаяние.
Нет, что не говорите, а женщины – необыкновенные существа, скроенные по другим лекалам.
Вошедшая в комнату Нина, жена Михаила, принесла с собой дыхание морозного вечера и свежесть раскрасневшихся щек. Изменилась сама обстановка вечернего ужина. За столом зазвучали шутки, анекдоты, чарующий женский смех, обмен общими воспоминаниями, новостями городской жизни. Как всегда, интересными и занимательными оказались пересказы последних дрампостановок из жизни двух великих театральных столиц. Не обошлось и без прославленной в истории традиционной соревновательности Питера против Москвы и, наоборот, по желанию.
