Анатолий Сульянов - Только одна ночь
На КП по-прежнему оставался на своих местах расчет, но в наступившей тишине Скорнякову казалось, что люди покинули помещение, что вокруг него — устрашающая пустота; из подвешенных к потолку плоских плафонов едва струился слабый свет, высвечивая почерневшее лицо командующего. Все сидели, стояли только двое: он и Лисицын, и оба, как и все остальные, смотрели в одну точку — туда, в очерченный на планшете красным овалом район, куда двигался светлый с вытянутым вперед острием треугольник неопознанного самолета. Лисицын стоял позади АРМа, Скорняков же, издерганный беспрерывными докладами по селектору о расстоянии между самолетом и овалом района, собственными сталкивающимися противоречивыми мыслями, медленно ходил позади ряда кресел, ни на мгновение не выпуская из поля зрения символ неизвестного самолета.
О чем в эти часами тянувшиеся минуты думали Седых, Прилепский, Смольников, Тужилин? Одному действительно теперь трудно принять решение. Но и они молчат. Неужели все так сложно и запутанно, что десятки людей бессильны найти нужное решение… В военном деле такая обстановка случается часто, ибо нигде в других областях деятельности человека не бывает столько сложных, неизвестных, запутанных ситуаций. И чем сложнее становится техника, тем больше требуется людского напряжения, чтобы уяснить все до мелочи, не упустив ни одного факта и явления.
Он на мгновение отвел взгляд от планшета и заметил о чем-то шептавшихся Седых и Тужилина. Ну конечно, советуются, прежде чем что-то предложить. С «мелочевкой» лезть ни к чему, значит, надо обговорить совместно, И, будто почувствовав на себе взгляд командующего, Седых поднялся и предложил:
— Немедленно предупредительный залп из пушек и, если не отвернет, огонь на уничтожение!
Какое-то время Скорняков молчал, нервно поджимая губы и сверля взглядом табло. «Седых и Тужилин правы, — думал он, — обстановка обострилась, пора переходить к решительным действиям». Взглянул на Лисицына. Тот стоял молча, отрешенно смотрел на планшет.
В тишине зала прозвучал приглушенный голос Скорнякова: «Предупредительный залп из пушек!»
Где-то вдали от КП, в густых ночных облаках, озаряя вспышками кабины летчиков, грохнули залпы пушек. Из динамика ГТС донесся сочный бас полковника Беловола:
— Ракеты на установках, к пуску готовы!
До этой минуты в Скорнякове еще жила надежда на то, что все вот-вот уладится, неопознанный самолет в одно мгновение превратится в обычный рейсовый; надежда теплилась в нем с тех минут, когда на планшете появился символ новой цели, и вот теперь ему больше всего на свете хотелось, чтобы произошло именно так и не иначе; державшая в напряжении внутренняя скованность росла по мере того, как перехватчики подходили к цели и поступала информация о подготовке ЗУР. Он реально ощутил приближение того момента, который станет — хотел бы он этого или не хотел — точкой отсчета в его судьбе. Он сильнее сцепил зубы, крепче вдавил подушечки пальцев в кресло и бросил взгляд вдоль ряда АРМ. Отметил, что теперь уже все стояли позади кресел, не двигаясь, нацелившись на планшет, лица людей были похожи на негативные отпечатки фотографий: потемневшие, с провалами вместо глаз, застывшие в одном положении.
Щелчок в динамиках громкой связи заставил его вздрогнуть — офицер доложил, что цель после предупредительного залпа следует тем же курсом. Конечно, экипаж самолета мог и не увидеть трассирующих снарядов, облачность плотная, видимость нулевая. Возможно, очереди давали с большими интервалами, с больших дистанций. Надо готовиться к самому тяжелому. А что, интересно, скажет центр?..
Центр ответил, чтобы он, Скорняков, действовал согласно инструкции, что на месте виднее и ему предоставлено право принимать решение в подобных ситуациях.
— Ваше мнение, Петр Самойлович? — спросил Скорняков у Лисицына.
— Думаю, товарищ командующий, — глухо донесся голос Лисицына, — дать команду на поражение! Все данные за то, что это разведчик!
Слушая взволнованный голос заместителя, Скорняков мысленно представил, как по его команде старший лейтенант Александр Скорняков нажмет кнопку пуска, ракеты с грохотом сорвутся с пусковых установок, озарят огненно-багровым заревом притихший ночной лес и помчатся к цели. К цели? А если там рейсовый самолет?
На какое-то время его охватило сомнение в правомерности этого решения. Нужны ли в данной обстановке строгие меры… Никуда он не денется. В случае чего можно сбить на догоне. Он колебался, все еще не будучи уверенным в необходимости именно этого решения.
— Что доложит начальник ЗРВ? — насупясь, спросил Скорняков.
Беловол решительно поддержал Лисицына:
— Надо сбивать, товарищ командующий!
Лисицын и Беловол, видимо, хорошо владели обстановкой, дело свое знают, им, как говорится, виднее.
— Перехватчиков вывести из зоны огня ЗУР в район барражирования! — приказал Скорняков полковнику Седых.
Теперь все готово. Теперь все ждали только одного его слова. А ведь пока не раскрыта тайна этого самолета. Как под тюлевой шторой: что-то есть, а вот что — поди, догадайся.
Скорняков заметил беспокойство Прилепского, когда тот несколько раз подряд хватал телефонную трубку, кого-то упрашивая внимательно разобраться; это его тревожное состояние не покидало, и даже, наоборот, Вадим нервничал еще больше, и особенно после того, когда Беловол предложил сбить неопознанный самолет. Конечно, все в эти минуты живут в тревожном состоянии, но Вадим ведет себя беспокойнее других. Скорняков стал наблюдать за ним. Прилепский сделал какую-то запись в тетради, скользнул в который раз взглядом по планшету, пошептался со Смольниковым и громко произнес:
— «Добро» на пуск ракет, товарищ командующий, давать нельзя! Надо разобраться с целями! Не все…
— Чего разбираться? — пресек рассуждения оперативного дежурного Лисицын. — Пора принимать меры.
«Что-то же заставило Прилепского в такой напряженной обстановке пойти на риск вызвать гнев Лисицына, — размышлял Скорняков, глядя на Прилепского. — Он прав — не все ясно. А всегда ли бывает ясно в военном деле в момент принятия решения. Наверно, не всегда. Так и сейчас. Он подозвал Прилепского. Еще раз надо быстро просмотреть всю информацию. Только быстро!..»
* * *Что-то сдерживало Скорнякова от последнего шага. «Здесь что-то не так, — сомневался он. — Нарушитель вряд ли шел бы к объекту вот так, напрямую, без разворотов и изменения высоты. И в то же время — чего ему бояться? Ведь большую часть пути он шел по маршруту и по коридору рейсового самолета. Нарушитель мог надеяться на то, что его не заметили, пройти над объектом, сделать все, что нужно, развернуться на обратный курс и снова пойти по маршруту рейсового. Резонно? — сам себя спрашивал Скорняков и тут же отвечал: — Такое вполне может быть, хотя в его жизни в прошлом не было ничего подобного. Первый случай. Разведчики, случалось, пытались нарушить границу, но чтобы так нагло…»
— Чего вы ждете? — нервно спросил Беловол.
Скорнякову хотелось оборвать главного ракетчика, но он видел, по крайней мере так казалось ему, что и другие ждут его команды.
— Соедините с командиром батареи, — сухо произнес Скорняков, обращаясь к Смольникову.
Тот схватил трубку телефона, что-то сказал вполголоса дежурной телефонистке и доложил:
— Старший лейтенант Скорняков у телефона!
Сын. Сашка. Там, на другом конце провода, его первенец, его любимец ждет команды. Пространство, разделяющее сына и отца, будто бы сократилось, и он представил руку Саши на пульте, рядом с кнопкой «Пуск», налитые тревогой глаза, его застывшее лицо, и почувствовал, как в груди похолодело.
— Добро. Пусть будет на связи. — Анатолий Павлович осторожно взял телефонную трубку из рук Прилепского, положил ее рядом с собой, повернулся к полковнику Седых: — Перехватчиков далеко не уводите — в случае чего им будет поставлена боевая задача.
Что-то все еще продолжало удерживать его от последнего шага, словно там, за этим шагом, открывалась зияющая черным провалом бездонная пропасть. Может, это самый заурядный случай отказа бортового энергоснабжения? По себе знал, как нелегко пилоту, когда в сети нет электротока, как меркнут лампы освещения от разряженного аккумулятора. Случись все это днем — было бы ясно. Перехватчики подошли бы к цели и опознали ее. А сейчас — глубокая ночь. Не видно ни зги, поди разберись… Скорняков несколько раз «прошелся» взглядом по всему маршруту от точки пересечения госграницы и до последней засечки, пересчитывая параметры полета неопознанного самолета, мысленно измеряя расстояния от трассы до позиций ЗУРов. Нарушитель шел в зоне огня, и ни одной попытки отвернуть от ЗУРов. «Мог ли разведчик действовать так настырно? — спросил он сам себя и, поразмыслив, ответил: — Сомнительно. Разведчик наверняка бы менял курс, снижался, скрывался в складках местности, чтобы его потеряли локаторы. А этот спокойно идет, как по трассе». Ему вспомнился тот день, когда он был участником событий, ставших известными всему миру…
