Леонид Ленч - Из рода Караевых

Поручик торопливо шагал по деревянному настилу станичного тротуара, держа руку в кармане шинели — в том, где надежно и грузно покоился наган. Весенний ветер, метавшийся по станице, шумел по-недоброму.

Осторожно, двумя пальцами, постучал в ставню дядюшкиного дома. Отворила дверь тетушка Олимпиада, сонная и недовольная.

— Господи, мы тут с дядей совсем извелись, ожидая тебя! Неужели нельзя было раньше прийти!

— Нельзя! — Улыбаясь, взял ее полную руку с коротко остриженными ногтями, пахнущую хорошим мылом, поцеловал.

Тетушка Олимпиада смягчилась.

— Ужинать будешь, Сережа?

— Сыт по горло. И спать хочу, как десять тысяч братьев.

Рано утром явилась Федотовна, вызвала поручика на двор.

— Сергей Петрович, за барышней приехали, она велела, чтобы вы скорей пришли проститься! — сказала и резво, как девчонка, вприпрыжку убежала.

Ната, в овчинной шубе, на голове белый вязаный оренбургский платок, уже сидела в бричке. Угрюмый возница-черкес, всем своим видом выказывая нетерпение, оглаживал лоснящиеся бока хорошо упитанных коней.

— Прощай, Сережа! — Ната протянула ему руку. Он бережно и нежно поцеловал ее в губы. Она сказала шепотом: — Приезжай в Екатеринодар… адрес у Федотовны. Нельзя нам расставаться, я тебя люблю теперь еще больше!

— Я тоже! Я приеду, обязательно приеду. Пешком приду.

Черкес залез на козлы, разобрал вожжи.

— Скорей прощевайся, барышня, пожалуйста.

Кони с места тронули рысью, бричка покатилась по широкой непыльной станичной улице. Была Ната — и нет Наты!

На следующий день тетушка Олимпиада принесла с базара оглушительную новость: генерал Корнилов на Кубани, идет на Софиевскую и дальше — на Екатеринодар! Он разметал по пути с Дона красные заградительные отряды и движется неудержимо. С ним весь цвет генералитета. Армия его состоит сплошь из офицеров, юнкеров, кадетов старших классов — потому в станице и говорят: «Кадеты идут!» И еще тетушка Олимпиада рассказала, что встретила мать Фрола Забейко и она сказала ей, что Фрол хочет встретиться со своим другом детства. Зачем? Хочет уговорить его, поручика Караева, принять командование над софиевским красногвардейским отрядом, который обломает зубы мятежному генералу Корнилову. Фрол Забейко надеется, что фронтовик Караев, хоть он и офицер, пойдет с народом, а не против народа.

— Так что жди, Сереженька, дорогого гостя, он может явиться с минуты на минуту.

Поручик сказал:

— Против Корнилова не пойду. Нелепица какая-то: младший офицер дерется с главнокомандующим… хотя и с бывшим, но все же с главнокомандующим русской армией!

Вмешался дядюшка-нотариус:

— Сереже не надо встречаться с Фролом, разговор с ним ни к чему хорошему не приведет. Если он явится, ты, Липа, скажи, что Сережи нет, уехал… скажи, уехал вместе с Натой Ярошенковой. В станице знают, что Сережа и она… в общем, так скажи! Ты матери Фрола говорила что-нибудь про Сережу?

— Ничего не говорила. Она мне все это выложила и ушла — очень торопилась.

— Вот и прекрасно. Сережа, тебе придется в чуланчике отсидеться, если Фролка в дом зайдет.

— Не стану я в чуланчиках от Фролки прятаться.

— Я с ним в палисаднике поговорю, в дом не пущу, — примирительно сказала тетушка Олимпиада. — Пойду в палисадник и буду его там караулить на лавочке.

Все так и получилось, как было задумано. Как только Фрол Забейко, в бурке, с шашкой, появился в палисаднике, тетушка Олимпиада поспешила к нему навстречу. В дом вернулась довольная.

— Не знаю, поверил или нет, но сказал: «Ну ладно, коли так…»

…Через два дня, разгромив софиевский красногвардейский отряд, трехтысячная корниловская армия вошла в станицу. Фрол Забейко в этом бою был убит.

Когда звуки боя стихли, поручик подошел к окну: по улице, весело переговариваясь, шли победители — все в погонах, на рукавах шинелей углом нашиты трехцветные — сине-красно-белые — шевроны. Проскакали казаки-кубанцы. У этих на шапках-кубанках белые ленты. Шагом проехала пароконная бричка, в ней сидели и важно щурились на солнце какие-то штатские господа — бородатые, сановные, в золотых очках, в шубах и драповых пальто.

Поручик долго стоял у окна, смотрел. Вошли тетушка Олимпиада и дядюшка-нотариус.

— Тетя, дядюшка, я иду с Корниловым! — сказал поручик. — Спасибо вам за все, что вы для меня сделали.

Тетушка Олимпиада замахала руками:

— Что ты, Сереженька! Убьют же тебя! Никуда мы тебя не пустим!

Дядюшка нахмурился:

— Ты хорошо все обдумал, Сережа?

— Да, дядя Коля, хорошо!

— Понимаешь… я, может быть, по-обывательски рассуждаю, но, по-моему, у твоего Корнилова ничего не получится. Когда генералы воюют против своих солдат — всегда побеждают солдаты, потому что их больше. Арифметика! И потом… я лично думаю, что революция у нас только сейчас началась, в феврале было так… что-то вроде государственного переворота. Ты смотри, какие толщи поднялись с самого народного дна…

— Я, дядя Коля, насмотрелся на эти «толщи», когда с фронта ехал. Сейчас только армия способна навести порядок в стране.

— Какой порядок?

— Самый элементарный!

— Самый элементарный генеральский или самый элементарный солдатский? Ну-ка, скажи!

Поручик не ответил, сказал другое:

— Даже у нас, на Кавказском провинциальном фронте, офицерство молилось на Корнилова. Храбрый, решительный полководец, не монархист… Сын простого забайкальского казака.

— Ну, это уже газетная реклама. Ты по существу говори!

— По существу… У вас, дядя Коля, извините, психология глубоко штатского человека. Может быть, вы боитесь за себя, за тетушку — вернутся большевики и узнают, что ваш племянник офицер, да еще и корниловец?!

Тетушка Олимпиада улыбнулась беспечно:

— Кто тут нас тронет! Я полстаницы вот этими руками приняла — и будущих белых принимала, и будущих красных.

Дядюшка-нотариус сказал:

— Я высказал тебе свое мнение, а решать тебе, ты человек, слава богу, самостоятельный!

— Я все обдумал и все решил, дядя Коля.

— Ну, дело твое! Сапоги мои возьми, они тебе будут впору, станичный сапожник смастерил на веки вечные. В твоих, — показал глазами на хромовые сапоги племянника, — не дойти тебе до Екатеринодара… даже с генералом Корниловым!

Поручик, в шинели, уже с погонами на плечах и при шашке, вышел на улицу. Подле одной из казачьих хат стояли двое корниловцев и по очереди пили молоко из одного глечика. Пожилая казачка с материнской жалостью смотрела на них из-за плетня. Поручик подошел, они четко откозыряли. «Дисциплинка!» — подумал поручик с удовольствием.

— Скажите, где тут ваш штаб?

— А зачем он вам, господин поручик? — спросил один из корниловцев. Юнкер с любопытством разглядывал неизвестного офицера.

— Хочу записаться в армию генерала Корнилова.

Юнкер вытянулся по стойке «смирно», бросил строгий взгляд на своего напарника по глечику. Тот, в кадетской шинели, с румянцем во всю щеку, вытащил из кармана форменных штанов с красными лампасами грязный носовой платок, быстро вытер молочные потеки на подбородке.

— По-моему, вам лучше всего обратиться прямо к полковнику Неженцеву, господин поручик! — сказал корниловец-юнкер.

— Кто это полковник Неженцев?

— Командир нашего корниловского полка.

Мальчишка-кадет ввернул напыщенно:

— Полковник Неженцев — меч генерала Корнилова, на Юго-Западном фронте он командовал первыми ударными батальонами смерти. Он…

Юнкер снова посмотрел на него строго. Кадет покраснел и замолчал.

— Полковник остановился в доме священника, рядом со зданием школы, это недалеко.

— Благодарю вас, юнкер!

Неженцев — безусый и безбородый, в пенсне без оправы, одни стекла с зажимом на переносице, очень моложавый — сидел за ломберным столиком в зальце, заставленном фикусами и пальмами в кадках, и пил чай.

Поручик доложил о себе по форме.

— Документ какой-нибудь у вас есть с собой, поручик? — сухо спросил Неженцев.

Поручик достал из-за обшлага шинели свое отпускное свидетельство, подал полковнику. Неженцев прочитал и, улыбаясь, по-свойски сказал:

— Я знал полковника Закладова еще до войны, когда-то служили вместе. Отличный офицер! Ну что же, с удовольствием возьму вас к себе в полк — рядовым. Не обижайтесь, такая уж у нас армия: полковники ротами командуют. Я вас зачислю в первую роту. Найдите подполковника Масленникова, я ему напишу. — Достал из полевой сумки блокнот, написал, вырвал листок. — Возьмите, поручик. Имейте в виду, скоро выступаем. В бою увидимся.

Поручик хотел уходить, но тут в горницу вошел пожилой подполковник в офицерской серо-голубой шинели.