Владимир Дубровский - Наше море
Махнув рукой, Чугуенко уходит.
Флагманский химик Бондаренко, небольшого роста, флегматичный человек с черными, очень длинными волосами, обращается к Гелекве:
— Давай, Епифан Иванович, лучше в шахматы сыграем!
Бондаренко — сильнейший игрок в бригаде, и те, кто не раз терпел поражение в поединке с ним, переделали известные стихи Некрасова, объясняя талантливую игру химика избытком свободного времени:
Кому живется весело, вольготно на флотах? Начальнику химической, инструктору физической. [108]
— Ну что ж, начнем, пожалуй! — Гелеква делает первый ход. — А куда же исчезает по вечерам наш флагманский штурман и минер? — спрашивает он Бондаренко.
— Работы много, Епифан Иванович, и операторам, и минерам. Скоро до нас доберутся, — отвечает тот.
Шахматная партия, как всегда, когда играют Бондаренко и Гелеква, приобретает острый характер.
Бондаренко делает новый ход и объявляет:
— Шах!
— Да? Что–то ты больно торопишься, дорогой! — быстро говорит Гелеква, обдумывая очередной ход.
А у Бондаренко действительно выигрышное положение. Услыхав, что партия сильнейших игроков принимает острый характер, к ним подсаживаются и остальные офицеры.
Офицеры играют, время от времени перебрасываясь отдельными, незначительными словами. А я думаю о их нелегкой службе. За последнее время действия фашистов усилились. Они перебросили на Черное море еще шесть подводных лодок. Базировались подводные лодки и торпедные катера на Ялту и Феодосию и действовали главным образом на подходах Геленджик — Туапсе — Сухуми. Увеличивалась на Черном море и минная опасность.
Нашим кораблям приходилось все время проводить контрольное траление фарватеров, участвовать в конвоях и боях с фашистскими самолетами. Поэтому кораблей у нас часто не хватало, а тем, кто оставался в строю, все больше приходилось находиться в море. Главной силой противника мы до сих пор считали авиацию, но теперь давали о себе знать и подводные лодки.
15 июня 1943 года базовый тральщик «Защитник» был послан на усиление охранения транспорта «Стахановец» из Туапсе в Батуми.
Был солнечный, ясный день, на море полный штиль, небо чистое и глубокое.
В этот день командира корабля Михайлова на борту не было, он лежал после ранения в госпитале. Должность его исполнял старший лейтенант Гусаков. Время перевалило за полдень, на корабле шла обычная, походная, размеренная жизнь. Тральщик проходил уже мимо знакомого мыса Кодор, когда в 15 часов 19 минут на мостик поступил с юта доклад: [109]
— Справа 110° вижу на воде белый круг!
Пока рассматривали в бинокль, что это за «белый круг», последовал сильнейший взрыв в районе кормового кубрика. Он потряс весь корабль. Корма оторвалась по прожекторный мостик и затонула. Никто из находившихся на ходовом мостике не видел ни перископа, ни следа торпеды, ориентируясь по которому можно было уклониться.
Осталась на плаву носовая часть корабля, но радиостанцию разрушили и передать о случившемся было невозможно.
По команде помощника командира корабля старшего лейтенанта Чешева спустили на воду две шлюпки, но одна из них была увлечена водоворотом тонущей кормы, перевернулась и исчезла.
На палубе в носовой части корабля, еще державшейся на плаву, минер корабля лейтенант Лопатко командовал:
— Буи! Буи тральные сбрасывать на воду! Сброшены были деревянные сходни. Личный состав
вел себя мужественно, хотя ясно было, что при таком повреждении носовая часть корабля долго не продержится. Через разрушенные переборки с гулом поступала вода, корабль все больше кренился и ложился на правый борт. Продержался он на плаву всего 5 — 7 минут, а затем перевернулся и затонул. В воде оказалось тридцать семь человек. Они связывали попарно тральные буи, обладавшие большой плавучестью, и держались на них.
Через одну–две минуты после гибели корабля из воды показалась рубка фашистской подлодки, продержалась в таком положении несколько минут и, видно опасаясь нашей авиации, погрузилась.
Одна–единственная шлюпка, где находился старшина 2‑й статьи Прокопенко с шестью матросами, быстро удалялась к берегу. На воде оставалось еще тридцать человек. Если взять всех в шлюпку, она может перевернуться и затонуть, и тогда никто не узнает, где погиб корабль и находятся оставшиеся в живых, поэтому надо было как можно быстрее сообщить на берег, чтобы выслали помощь. Старшина решил лично сообщить на берег.
Только в 22 часа 17 минут подошли к Сухумскому маяку и оттуда по телефону доложили о происшедшей катастрофе старморначу Сухуми полковнику Дацишину.
На помощь вышли торпедные катера, а с рассветом — авиация.
Глава девятая
Дерзкий десант
Фадеев вошел в кают–компанию, как всегда оживленный, нетерпеливый. Быстро оглядев собравшихся на совещание офицеров, он тихо спросил заместителя по политической части капитана 1 ранга Кадушкина:
— Начнем, Федор Тимофеевич? — Тот утвердительно кивнул головой, и Фадеев обратился к офицерам: — Мы накануне больших событий на суше и на море, в которых нашим кораблям предстоит принять самое непосредственное участие. Хочу вкратце напомнить вам о том, что произошло за последние месяцы у нас на Черном море.
Фадеев рассказал о том, что после Сталинградской битвы, изменившей весь ход войны, немцы на Северном Кавказе под натиском наших войск отступают.
В феврале Черноморский флот высадил под Новороссийском, в районе Станичка, десант автоматчиков Цезаря Куникова. Войска Красной Армии расширили этот плацдарм и создали угрозу правому флангу немецкой обороны. Не продвинулись немцы и у цементных заводов, а Новороссийск как порт использовать они так и не смогли. Немцы перешли к обороне, создав сильно укрепленную, так называемую Голубую линию. Своими флангами она упирается в Азовское и Черное моря.
Черноморский флот ведет ожесточенные бои с авиацией, торпедными катерами и подводными лодками противника. Авиация по–прежнему является главной ударной [111] силой немцев, с помощью которой они хотят добиться победы на море. Сейчас к этому добавились и подводные лодки. Наши тральщики и сторожевые катера с боями проводят транспорты вдоль Кавказского побережья ближе к линии фронта.
— В ближайшее время предстоят решительные наступательные действия на суше и на море, — продолжал Фадеев. — Нам надо подготовить людей и корабли. Каждый флагманский специалист отвечает за подготовку своих боевых частей. Надо всячески выкраивать время и уделять боевой учебе больше внимания. К проверке состояния материальной части кораблей, машин и артиллерии, связи и штурманского дела приступить немедленно, но не поднимая никакого шума и без лишних разговоров.
Вот, кажется, и все. Подробные указания по боевым частям вам даст начальник штаба! — закончил контр–адмирал. — Федор Тимофеевич, ты будешь говорить? — спросил он замполита.
Капитан 1 ранга Кадушкин поднялся во весь свой огромный рост. Настроение у него отличное, говорит он бодрым, веселым голосом:
— Нам надо, товарищи командиры, воевать на море так, как наши товарищи воюют на суше! Кавказ мы должны полностью освободить от фашистов. Сейчас у всех у нас после Сталинграда одно стремление: только вперед на разгром врага!
Я смотрел на товарищей, с которыми вместе прошел трудные годы войны. Это были уже не те люди, которых я знал в первые дни и месяцы войны. Мужество и горечь Севастополя, упорство в боях за Кавказ сплотили и закалили, сделали нас более сильными и стойкими.
Я вспомнил, с какой верой в победу входили мы в 1943 год. Сталинград! Бой у Южной Озерейки, высадка десанта у Станички! Это было началом полного изгнания врага с территории Северного Кавказа.
На плечах офицеров и матросов поблескивают теперь флотские — черные с золотом — погоны, почти у каждого на груди ордена и медали. Соленый ветер треплет новые гвардейские — цвета пламени и дыма — ленточки матросских бескозырок.
Все понимали, что пришла уже пора решительных наступательных операций по окончательному изгнанию немцев с Северного Кавказа, а затем и из Крыма, [112] Фадеев достал портсигар и закурил. Начался непринужденный разговор.
Обернувшись к замполиту Кадушкину, Фадеев сказал:
— Видишь, Федор Тимофеевич, какие дела получаются! У нас раньше на флоте считали: кто много покачался на волнах да хлебнул соленой водички — тот и хороший моряк! А сейчас этого недостаточно. И хотя идет война, учиться 7 надо непрерывно, каждый день, — уже обращаясь ко всем, сказал Фадеев. — Море неучей и лентяев не любит! Есть такая народная пословица: «Учиться — все равно что грести против течения: только перестанешь — и тебя погонит назад». Бросил весла — и снесло.
Контр–адмирал Фадеев поднялся из–за стола, давая этим понять, что разговор окончен и офицеры могут быть свободны.
