Давид Каспер - Невиртуальная реальность (сборник)
– Да, хочу, но...
– Короче. Иди за камни, к морю. Я отвернусь.
– Нет уж. Только не возле моря. Если придет большая волна – она ударит меня... гм... в попу.
– Вот я смеяться буду!
– Ах ты, гад бесчувственный! – Смеясь, она ударила Макса кулачком в живот и легко побежала к морю. Максим, улыбаясь, проводил ее взглядом и отвернулся. Он зажмурился и глубоко, всей грудью вдохнул йодистый воздух. «Как хорошо, – думал он, улыбаясь. – Уж не знаю, что из этого выйдет... Но сейчас мне очень хорошо...»
Ника вернулась и поцеловала его в щеку.
– Привет, – сказал Макс. – Я рад тебе. Мне хорошо, что ты со мной...
– И тебе привет. – Женщина еще раз нежно поцеловала его. – И мне хорошо...
Они обнялись и долго молчали. Ночь подходила к концу. Невдалеке хрипло закричали чайки. Низко гудя, проехал мусоровоз, и рабочие застучали пластиковыми баками.
– Пора, – сказала Ника. – Все хорошее когда-нибудь кончается.
– Да. – Согласился Макс, по опыту зная, что первое свидание – самое лучшее.
Они подошли к машине. Яцкевич, прощаясь с морем, оглядел ночную набережную, которая скоро станет утренней. Скоро здесь закипит жизнь, откроются кафе, будут расставлены белые пластмассовые столы и стулья, заиграет музыка.
Из-под скамейки вылезла знакомая кошка и жалобно мяукнула.
– До свиданья, – ответил Максим и отпер машину.
Двигатель завелся мгновенно. Стекла тут же запотели, и их пришлось опустить.
– Супер Бат-Галим?
– Да.
Макс внезапно подумал о том, что в Израиле непропорционально много банков и супермаркетов. Создавалось впечатление, что у людей так много денег, что хранить их просто негде. А тратят они их исключительно на еду.
Возле магазина он остановил машину.
– Приехали, – сказал он, выжидающе глядя в лицо Ники.
– Спасибо тебе! Была действительно волшебная ночь. – Она погладила руку сжимавшую руль.
– Ты... Ты... – Замялся Максим. – Не хочешь пригласить меня к себе? Я замерз. Попили бы чаю...
– Нет. – Она улыбалась, но говорила серьезно. Как ему показалось – излишне серьезно. – На первом же свидании ты хочешь ко мне войти? Я же говорила о том, что не принимаю животную схему интернет-знакомств.
– Да, конечно, – огорченно протянул он. – Переписка – кафе – постель... Но постой! – С надеждой воскликнул мужчина. – В кафе ведь мы не были!
Ника рассмеялась, обвила его шею руками и жадно припала к его губам. Его кепка слетела, открывая кипу.
Возле левого уха Максим услышал звук двигателя. Он скосил глаза и увидел старую «Субару» и пялившегося на них пожилого мужчину за рулем. Макс оторвался от Ники и показал любопытному язык. Тот хмыкнул и уехал.
– Ой, как голова кружится. – Женщина улыбалась, но вдруг выскочила из машины и захлопнула дверь. – Позвони мне! Я буду ждать! – Закричала она в открытое окно.
Максу оставалось только помахать рукой и проводить взглядом убегающую Нику. Он вздохнул и тронул машину.
* * *«Скоро начнет светать», – думал Максим, проезжая мигающие желтым светом светофоры. Окна были открыты, и свежий ветер обдувал разгоряченное лицо. Клонило в сон и он до боли закусил губу. Затем громко включил радио. Ритмично бухал ударник. Ему вторила хриплая, негритянская труба. 74 – 71 – 69 – отсчитывал синий дигитальный спидометр. «Вот здорово. Может, попаду на ватикин[1]». Часы показывали 4:42.
Вскоре он въехал в Кирьят-Шмуэль. В синагоге горел свет. В окне раскачивался силуэт облаченного в талит[2] мужчины.
Максим пикнул сигнализацией и побежал к входу.
– Когда ватикин? – Спросил он у разворачивающего белое молитвенное покрывало человека.
– Уже начали, – ответил тот. – Неси скорей тфилин[3].
«...Благословен Он, возвращающий душу пробуждающемуся... – прочитал Макс и задумался. – Но ведь я не спал. Моя душа никуда не улетала. Может, мне не надо это читать? Ладно. Лишним не будет».
Строчки молитвенника расползались. Максим плохо понимал, что он читал. Мужчина был пьян. Пьян от любви, от усталости, от переживаний, которые, казалось, остались далеко позади, в 18-летнем возрасте, но вдруг ударили в его, как он думал, загрубевшее сердце много пережившего, много потерявшего, многих простившего мужчины. Он глядел в неровные, внезапно раздвоившиеся строчки, и видел лицо Ники. Она морщила свой длинный нос и улыбалась. Захлопали поднимаемые сиденья, и Макс автоматически встал. Раввин открыл ключом «Арон а-кодеш», и кантор вытащил свиток Торы. Свиток был метровой длины и покрыт синим бархатным чехлом с вытканным изображением льва, символом Иерусалима и колена Иеуды. Молившиеся обступили проход до тумбы, на которой полагалось читать Тору, и целовали свиток, пока его несли. Макс затуманенным взором смотрел на много раз виденный им ритуал.
Наконец со свитка сняли чехол и раскрыли его, покрутив две деревянные ручки.
– Коэн? Есть коэн[4]? – спросил раввин. Ответа не последовало.
– Леви? – снова тишина.
– Нет? – Раввин осмотрел синагогу затем ткнул пальцем в Максима. – Ты!
– Что? – Недоуменно спросил Макс.
– Максим что? – Вопросом на вопрос ответил пожилой человек.
– Что, Максим, что? – Никак не мог придти в себя Макс.
– Чей сын? – рав улыбнулся.
– А! Конечно! – он тряхнул головой. – Леон.
– Первым, вместо коэна, к Торе вызывается Максим бен Леон! – Торжественно сказал раввин.
Макс подошел к тумбе, двумя руками схватился за ручки свитка и развернул пергамент. Затем краем талита ткнул в место, куда указкой показывал чтец, и поднес руку к губам.
– Что читать? – спросил Максим чтеца. Он никак не мог скоординировать последовательность действий. Мысли его все еще были с Никой, на берегу моря.
– Читать буду я, – усмехнулся длиннобородый мужчина. – Благослови.
– Да, конечно... – извиняясь, пробормотал Макс и, взявшись за ручки, откинулся назад. Он посмотрел наверх и громко, вкладывая в этот призыв еще не осознанное, но прекрасное чувство, попросил молящихся:
– Благословите Всевышнего!
– Благословен Всевышний во веки веков! – С готовностью ответил хор голосов за его спиной.
– Благословен Он, благословенно Его Имя, – сказал чтец и нараспев начал.
Макс глядел на написанные на телячьей дубленной коже черные ивритские буквы, на серебряную указку, водившую по ним. В левое ухо бубнил голос чтеца. Слезы наворачивались на его ресницы. Максим поднял голову, чтобы слезы не скатились по щекам. «Что-то я расчувствовался. Просто бессонная ночь», – успокаивал он себя. На потолке мигнула лампа. Он зажмурился. Через веки, через потолок с мигающей лампой он увидел темно синее, с каждой минутой светлеющее израильское небо. «Даже если ничего не произошло. Даже если завтра она поблагодарит за чудесный вечер, за интересную беседу и попросит больше ее не беспокоить... Неважно... Я снова почувствовал ЭТО. Спасибо Тебе. Я бесконечно благодарен... Благословен Всевышний во веки веков...» И по неожиданно охватившей его дрожи, по пробежавшему по коже морозу, заставившему его тело покрыться пупырышками, по внезапно вставшим дыбом коротким волосам, Максим понял. Его благословение услышано и принято...
* * *Дома чувствовался запах застарелого табака. Из открытого окна пахло зеленью. Не застеленная со вчерашнего утра постель манила, обещая усталому телу бесконечный отдых.
Максим закрыл жалюзи и, взяв ручку, в полутьме, написал на телефонном счете:
«Молодость это когда перед тем, как наконец-то лечь спать, – читаешь утреннею молитву».
Раздевшись, он бросился в кровать и мгновенно заснул.
Спящий Максим улыбался...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В следующие дни Максим безуспешно пытался связаться с Никой.
Ее телефон не отвечал. Он был не просто выключен, он был отключен. Его письма (на том сайте знакомств, где они встретились), в которых Макс просил ее приехать, оставались неоткрытыми и непрочитанными.
Впоследствии оказалось, что за неуплату Нике отключили телефон и электричество. Ее адреса он не знал, поэтому в сообщениях просил приехать к нему на поезде.
Между ними было всего 25 минут езды, и он, как и обещал, каждый день встречал поезд на 21:08. Через неделю Максим понял, что второй встречи не будет, и написал последнее письмо, в котором сравнивал Нику со звездой, которая внезапно появилась, ослепительно сверкнула и исчезла навсегда.
Макс поблагодарил ее и пожелал всего самого наилучшего.
Но на следующий день....
На следующий день он наконец-то получил от Ники ответ. И что это был за ответ!
Она писала стихами:
«сионистское лирически-эротическое посвящение... называется...
...ЗВЕЗДА ДАВИДА :)))...
...В седьмое небо – поезда,
Тропинка где медово-млечная...
Я вся горю, твоя звезда,
Твоя звезда – шестиконечная...
Жди меня сегодня, в 21:08».
РЕТАЛ
1
– Глухонемая сумасшедшая спала на берегу океана обнаженной. Бог солнца спустился к ней, и она зачала. Так родился Инка.
