Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга II
В районе Новороссийска противник опасался высадки наших десантов, поэтому здесь он подготовил мощную противодесантную оборону. Все побережье вплоть до Анапы было сильно укреплено. Подходы к городу со стороны моря прикрывались плотной системой дотов и дзотов, которые располагались в западной части порта. Все причалы, молы, портовые постройки были заминированы. Мины устанавливались не только на береговой черте, но и на воде и под водой. Между западным и восточным молами гитлеровцы установили боносетевые заграждения, соединив их с минами и фугасами.
На высотах за городом противник оборудовал артиллерийские наблюдательные пункты, которые позволяли ему корректировать огонь по любому участку бухты».
…Истребители Стариков и Краснов вынуждены были принять бой в самой невыгодной для себя ситуации. Они прикрывали морской бомбардировщик МБР-2, и уйти от него — значило бы обречь его на гибель. И когда восемь «мессеров» свалились на них сверху из облаков, первой их мыслью было — сковать противника, связать его боем, дать возможность уйти тяжелой машине.
Отсекая гитлеровцев от разведчика, Стариков и Краснов, бросаясь то на один истребитель врага, то на другой, втянули «Ме-109» в неистовую воздушную карусель, лишив гитлеровцев свободного маневра и возможности безнаказанной атаки МБР-2. Так было лишь в первые мгновения боя. Немного придя в себя, стервятники разделились на две подгруппы. Трое фашистов решили взять в клещи Старикова. Трое — Краснова.
Военный корреспондент Григорий Сорокин по горячим следам боя записал со слов Любимова удивительный монолог Старикова в воздухе. Любимов слушал его на земле по рации, и нужно ли говорить, что пережил командир полка в те скоротечные мгновения воздушного боя.
А было так. Напряжение схватки достигло предела, когда в наушниках Любимова раздалось:
— Эх, гады, на одного напали, нет, не возьмете, сволочи… На одного!.. Патроны кончаются! — Стариков обращался уже к земле. — Дайте помощь! Патроны кончаются! Горючее на исходе… Помогли бы… Так тебе и надо, гад… Сбил одного! Молодец, Краснов! Бей… Добивай! Патроны бы сейчас… Не уйдешь, фашистская гадина!
С земли видели, как Старикову удалось зайти в хвост одному из «мессеров». Послышалась пулеметная очередь. Очень короткая, вероятно, это были последние патроны. И вдруг гитлеровская машина начала разваливаться в воздухе. Значит, попал Стариков в цель. Значит, не промахнулся. Вначале от «мессера» отделилось крыло. Потом, кувыркаясь, все, что осталось от самолета, полетело вниз.
И вновь в динамике:
— Горючее кончилось!..
— Стариков, милый, держись минуточку! — кричал в микрофон охрипший Любимов. — Помощь идет! Держись, дорогой! Одну минутку продержись!..
Тройка наших истребителей отсекла «мессеров», уже почуявших легкую добычу, от израненной стариковской машины. Она круто пошла на посадку.
Отвалил и Краснов. У него, сбившего один «мессер», тоже кончились и горючее, и боезапас.
Они едва дотянули до аэродрома. Стариков отодвинул фонарь кабины, с трудом выбрался на крыло. На землю не спрыгнул — свалился. Ноги его не держали.
…Стрелка, показывающая запас горючего в баках, уже давно дрожала на нуле.
Наиболее яркие страницы в историю боев на Кавказе авиация Черноморского флота вписала в период крупных воздушных сражений над Кубанью. Этот период, длившийся около двух месяцев летом 1943 года, явился поворотным в нашей борьбе за господство в воздухе. Надменность и самоуверенность немецких летчиков была окончательно сломлена. С этого момента они уже не только на юге, но и на других фронтах отказывались от активного боя, рассчитывая лишь на отдельные случайные внезапные атаки, а во всех же остальных ситуациях стремились оторваться и уйти от греха подальше.
В сражениях над Кубанью вместе с такими прославленными асами армейской авиации, как Александр Покрышкин и другие, среди летчиков-черноморцев особенно отличились Николай Наумов и Иван Любимов. Это они водили в бой молодых летчиков и своим примером увлекали их на победу. Любимов снискал к себе особое уважение. Он вновь вступил в строй боевых пилотов и мастерски бил противника в воздухе и на земле.
Немцы потеряли на Кубани большую часть своей отборной авиации (около 1100 самолетов) и не в состоянии были уже поддерживать с воздуха отступающие свои наземные войска под ударами наших войск. Мы же свободно летали и искали врага, как подлинные хозяева кавказского неба.
«Припоминается, как после освобождения Анапы, — рассказывает Денисов в своем письме, — я с группой товарищей прибыл туда и каким мы горели желанием узнать, живы ли знакомые и прежде всего те, у которых мы были расквартированы до оставления нами этого города. Мы подъехали на машине к дому, где когда-то жил я. Вышедшая навстречу хозяйка дома бросилась ко мне на шею и зарыдала. Вначале я думал, что это от радости встречи старых знакомых, от радости встречи нас, как освободителей города. Однако вскоре нам стало известно, что немцы имели у себя на учете всех советских летчиков, прежде всего командиров полков (а я тогда командовал гвардейским полком), которые в наибольшей мере причиняли им урон, и распространяли среди населения слухи о нашей гибели, твердили о том, что, мол, от советской авиации ничего не осталось, что погибли и те летчики, которые считались на Черном море и на Кавказе асами. Так был заживо „погребен“ и я. Поэтому, увидев меня живым и здоровым, так сильно разволновалась хозяйка дома, где когда-то я жил.
Вопреки желаниям немцев не погибла и черноморская авиация, наоборот, она стала представлять к тому времени могучую силу и готова была громить противника в воздухе, на земле и на море. В ее рядах появились новые дивизии штурмовиков, торпедоносцев и истребителей, гвардейские и артиллерийские части, которые с честью несли знамя победы с Кавказа в Крым, затем в Одессу, Румынию и Болгарию».
Воспользовавшись затишьем на других фронтах, противник сосредоточил на Таманском полуострове свои лучшие воздушные эскадры. Многие вражеские авиационные части базировались также в Крыму и на юге Украины. Немецкие бомбардировщики совершали массированные налеты под мощным прикрытием истребителей.
Наши летчики в боях над «Голубой линией» встретились с новейшими самолетами противника «Ме-109Г-2» и «Ме-109Г-4». Они рассказали, что эти истребители обладают мощным вооружением и сильными моторами. За ними трудно угнаться, особенно на пикировании. Появилась здесь и машина типа наших штурмовиков — «Юнкерс-87». Эскадры носили имена известных немецких летчиков Удета и Мельдерса, которые, по мысли гитлеровского командования, должны вдохновлять молодых арийцев на стойкость и отвагу. Таким был наш противник.
«Неудача»
В тот день я был непередаваемо зол. Каждый, кто воевал, поймет, что такой случай в военной судьбе выпадает единажды и не воспользоваться им, было, по меньшей мере, глупо.
Казалось, все сулило тогда удачу в этой необыкновенно сложившейся ситуации. Все, если бы не одно «но»…
После боя ребята шутили и посмеивались надо мной и, надо отдать им должное, случившееся действительно было достаточно комичным. Вдобавок история эта быстро получила огласку, распространилась далеко за пределы нашего полка. Раскрыв однажды прибывший к нам свежий номер журнала «Крокодил», мы прочли там следующие строки:
«Михаил Авдеев лениво съел несколько ложек супа, отодвинул тарелку и вышел из-за стола.
Вообще говоря, это заменяет оперативную сводку для знающих его. Значит, не было сегодня боя, не удалось Авдееву вылететь, ничего не прибавлено к боевому счету гвардейцев. Пропащий день. А в такой день у Авдеева никакого аппетита, и ходит он злой. Но на этот раз летчики переглядывались удивленно. День выдался рабочий, и, казалось бы, у Авдеева не было причин для неудовольствия.
Плохое настроение объяснялось иначе: вылет действительно был, бой был и была, черт ее дери, неудача. С утра охраняли транспорт на переходе. По радио сообщили: «Внимание! Курсом на вас 27 „козлов“ под охраной „мессершмиттов“. Атакуйте, атакуйте!» И тут же ведомый Кологривов передал: «Вижу „лаптей“, идут на нас». Тут разница в информации не по существу, а в словах. Не выяснено точно, как правильнее называть «юнкерс-87». Одни, принимая во внимание привычку «восемьдесят седьмых» бодаться на пикировании, настаивают на присвоении им имени козлов. Другие же предпочитают наименование лаптей — в честь их неуклюже горчащих ног. Серьезного значения этот спор не имеет: те, кому не удалось вбить в землю «лапоть», легко утешаются, утопив в море «козла». Итак, фрицы шли на транспорт. Это было близ Новороссийска. Дюжина «яков», которых вел Авдеев, быстро лишила «козлов» надежды бодаться вблизи транспорта. Немецкие бомбы были сброшены в почтительном отдалении от корабля, нанесли серьезный урон двум дельфинам, после чего «юнкерсы» удрали. Удрали не все. Четыре «козла» задрал лапти кверху, плюхнулись и воду. Это кроме «мессершмитта». А в «мессершмитте»-то и было все дело, из-за которого Авдеев не обедал. Этот проклятый «мессер» пробил Кологривову бак, и пришлось тому идти на посадку.
