Марианна Долгова - У подножия старого замка
Над ними тихо и дремотно покачивались вековые липы, растущие по обеим сторонам шоссе. Они образовали над головой длинный зеленый тоннель, сквозь который даже в полдень трудно пробиться солнцу. Листья начали желтеть и горели в лучах заходящего солнца, словно маленькие желтые фонарики. С поля ветер доносил запахи скошенных хлебов, сена. Шоссе было пустынным в этот предвечерний час. Лишь изредка проезжала крестьянская телега на резиновом ходу. Цокот копыт по асфальту слышался долго, пока не замирал вдали.
Андрей рассказывал Ирене о недавних боях, в которых он принимал участие, о том, как его дивизия освобождала Варшаву, форсировала Одер.
— А вот до Берлина не дошел, — сказал он с сожалением. — Меня ранило под Щетином, и я попал в тыловой госпиталь. А когда выписался, война уже кончилась. — Он немного помолчал. — Многие из нашего полка скоро демобилизуются и уедут домой.
— А вы? — быстро спросила Ирена.
— А я кадровый офицер и моя служба продолжается. Только я тоже скоро уеду дальше на запад. А жаль, особенно теперь. Мне очень нравится… И город, и…
— Я очень рада, что вам понравился наш городок, — поспешно сказала Ирена, не дав ему досказать те слова, которые она бы и хотела услышать, и боялась.
— Городок живописный, — продолжал Андрей. — Я всегда сюда приезжаю с радостью. Только уж очень маленький и тихий.
— Тихий? Ну, нет! Я с вами не согласна! Теперь он уже не тихий, — горячо возразила Ирена и неожиданно для самой себя спросила:
— А где вы жили до войны?
— Далеко, — ответил уклончиво Андрей.
Они вернулись в город, и Андрей уговорил Ирену посидеть с ним немного у реки. От Дзялдувки тянуло прохладой. В рыбачьих домиках светились окна, их неяркий свет отражался в черной воде реки и разбегался по ней мерцающими дорожками. Рядом темнела громада старого замка. Вокруг него шумели дубы. Вслушиваясь в этот знакомый с детства шум, Ирена все время испытывала щемящее чувство непонятной тревоги и опять насторожилась, услышав тихий голос Андрея:
— Мне очень нравится ваша страна. Я ее прошел с боями всю — с востока на запад. И особенно мне по душе западные городки, вроде вашего Гралева. Люди здесь трудолюбивые, но, простите, чересчур набожные и суеверные. Но это ничего! Скоро они перестанут тянуться по воскресеньям в костел. Особенно молодежь. Ей некогда будет туда ходить.
— Значит, вы русский? — с грустью сказала Ирена. — А я-то думала… Мне казалось, что вы поляк, только родом из Восточной Польши.
— Почему же? — Андрей засмеялся.
— Потому что вы совсем не похожи на русского. Манеры… И вообще…
— Я русский, панно Ирено. С деда и прадеда русский! Иванов! Но, я вижу, вы этим очень огорчены?
— Но почему вы в этом мундире и служите в польском кавалерийском полку? — уклонилась от прямого ответа Ирена.
— Все очень просто. Я и другие мои соотечественники, русские специалисты, служим в Войске Польском со дня его основания. Я попал в Первую Варшавскую имени Грюнвальдского Креста дивизию кавалерии Войска Польского прямо из Ленинградской медицинской академии. Надел польский мундир, выучился польскому языку. В Польше нахожусь временно в длительной командировке. Надеюсь, что, в конце концов, и меня отзовут домой.
— Куда? — с трудом спросила Ирена.
— В Приокск.
— Приокск… — Ирена повторила незнакомое слово. — Где же это?
— Недалеко от Москвы. Наш город стоит на берегу русской реки, о которой у вас в песне поется:
Плыне, плыне Ока,Як Висла, шерока,Як Висла, глембока!..[19]
Но я надеюсь, что все, о чем я рассказал, не помешает нашей дальнейшей дружбе, панно Ирено?
— Не знаю, пан капитан, — призналась она чистосердечно. — Все это так неожиданно… Мы, поляки, плохо знаем русских, не дружили с ними до войны. Хотя сейчас многое изменилось…
— Но вы… как вы, панно Ирено, относитесь к русским? Смогли бы вы, например, полюбить русского? — спросил напрямик Андрей, взяв ее за руку.
— Не знаю… — прошептала она, не отнимая руки. — Все это так сложно и страшно…
— Не вижу в этом ничего сложного и страшного, — возразил он. — Когда любишь, ничего не страшно.
— Но ведь вы уедете из Польши?
— Да.
— И возьмете польскую девушку с собою в Россию? Ведь это невозможно!
— Трудно, но возможно. Только на такое не каждая решится. Буду говорить прямо. Придется покинуть родину, оставить надолго родных, быть может, навсегда…
— Не говорите так, — перебила его Ирена. — Покинуть родину сейчас! Оставить близких! Мне кажется, что это будет предательство.
— Работать можно везде. Наши народы борются за одно общее дело. Подумайте, Ирена, прошу вас, и пока не отвечайте мне ничего. Знайте только, что я люблю вас.
— Хорошо, — прошептала Ирена, дрожа словно в лихорадке от охватившего ее волнения.
Андрей заметил это:
— Вам холодно?
— Нет, нет! Это просто так. Вы ведь совсем не знаете меня, моей жизни. — Голос ее задрожал. — Я вам не сказала, что была замужем. К счастью, так вышло, что никогда не принадлежала мужу. Его забрали гестаповцы прямо из-за свадебного стола. Он умер в лагере. Следовательно, я вдова… — торопливо закончила она.
Андрей взял ее руки в свои.
— Расскажите мне о себе все, — негромко попросил он.
И Ирена рассказала о жизни в оккупированном Гралеве, об отце, угнанном в лагерь, о смерти матери, свадьбе с ненавистным Брошкевичем, о фабрике, о том страшном поезде, который увез ее в Германию, и, наконец, о своем побеге. Андрей слушал Ирену и перед глазами его вставали: зимний лес, белое безмолвие снегов и хрупкая девушка, упорно пробирающаяся к своим. В его груди поднялась теплая волна нежности и любви к ней. Он наклонился и приник губами к ее руке…
Они стали часто встречаться. Андрей приезжал каждую субботу и после работы ждал Ирену у ратуши. Они бродили по городу, сидели во дворе старого замка на любимом Иреной замшелом валуне. Окруженные лесами луга за рекой Дзялдувкой казались с высоты холма чашами, наполненными голубоватым туманом. Туман этот клубился над самой землей и оседал жемчужинками на траве и кустах. Вот он закрыл уже низенькие рыбачьи домики у реки и начал подползать к подножию замка. Прикоснется к увядшим цветам, растущим в немецких касках, к пожухлой траве холма, полижет их и отступит. Туману не подняться до замка. Куда там! Он слишком огромен. И туман уползает назад в торфяные болота и луга.
Андрей молчит. Молчит и Ирена, словно боится вспугнуть эту тишину. Она понимает: пришла любовь, которая может круто изменить всю ее дальнейшую жизнь. Андрей человек из другого мира, которого она не знает, которого она, наслушавшись в школе ксендзов, еще недавно так страшилась…
Андрей обнял Ирену, и она очнулась от своих мыслей.
— Я люблю тебя, Ира! Ты моя судьба. Но ты до сих пор не ответила мне, поедешь ли со мной в Россию?
— А ты не мог бы остаться у нас в Польше? — робко спросила она.
— Это невозможно. Я офицер, врач.
Андрея послали на несколько дней в отдаленный район. Засевшие в лесах националисты тяжело ранили одного советского командира, ему предстояла сложная операция. За это время Ирена должна была решить, станет она женой Андрея или нет.
Все эти дни Ирена жила словно во сне. Тревога за Андрея не давала ей покоя. Она боялась, что его убьют «Лесные», или банды «Вервольф»[20], то и дело плакала или становилась такой задумчивой, что сестры начинали ее тормошить и уговаривать: «Ирка, не надо… Что с тобою? Ты заболела?»
Но вот вернулся Андрей. И на душе стало сразу спокойно и ясно. Она села и написала два письма: брату и Леле. Сообщила им, что выходит замуж. Юзефа просила приехать в ближайшее воскресенье. Потом объявила сестрам:
— Девочки, я выхожу замуж…
Халина и Ядька так и застыли ошеломленные. Первой опомнилась Халина. Она спросила, сгорая от любопытства:
— За кого, Ирка?
— За одного хорошего человека… Сами понимаете, мне почти двадцать. Должна же я когда-нибудь выйти замуж…
— Ты же замужем! — выпалила Ядя.
— Замолчи, дурочка! — прикрикнула на нее Халина. — Постой, Ирка, — вдруг спохватилась она. — А как же мы? Как мы без тебя жить будем?
— Кохана моя, кто сказал, что без меня? Вместе жить будем! Если нам придется уехать, я вас с собою возьму.
— Уехать? — насторожились сестренки. — Разве твой жених не здешний?
— Нет. Он из России.
— Что?! — глаза Халины и Ядьки округлились от удивления и испуга. — Он большевик?! Москаль?!
Ирена рассмеялась, притянула к себе сестер, поцеловала и сказала:
— Он хороший человек. Вы сами увидите.
— Он к нам придет?
— Да.
Свадьбу договорились сыграть в середине ноября. Ирена решила справить ее по народному мазурскому обычаю, чтобы она запомнилась на всю жизнь.
