Г. Игнаткович - ПОГРАНИЧНАЯ ЗАСТАВА
«В связи с подготовкой японцами крупной провокации на участке Посьетского отряда приказываю:
…Оружие применять только в случае бесспорного нарушения неприкосновенности государственной границы».
Сопка Заозерная.
Ночь на 31 июля 1938 года
22 часа 25 минут.
Так вот что значат боевые действия! Идут вторые сутки. И вторые сутки он не спит. Время помчалось — надо везде успеть, хоть разорвись. Минуты летят, словно их выстреливают из пулемета.
Как был туго подпоясан — с кобурой пистолета, противогаз, сумки с гранатами на ремне, через плечо полевая сумка и бинокль, — бухнулся Чернопятко навзничь в каменистую выемку у окопа. Хоть глаза не закрывай — так угольно чернело низкое небо.
Накрапывал дождь. А Иван растянулся с блаженством: целый час ему разрешено поспать! Но прежде чем он ухнул в пропасть сна, в разгоряченном сознании промелькнуло только что пережитое…
Солнце било, когда взвод Ивана примчал сюда по тревоге. Сероватый с подпалиной голый гребень Заозерной приподнят на полтораста метров; впереди распахнулась ширь до синей линейки моря на горизонте. А глаза притягивались к участку границы, за который он теперь в ответе. Там, внизу, уже на маньчжурском краю, ржавые болота. Озерки как осколки разбитого зеркала. Пески с буроватой колючкой. И жалкие глинобитные фанзы нищей деревушки Хомоку вдоль пыльной дороги.
Петля мутновато-тусклой реки Тумень-Ула огибает этот кусок суши — полуостров, сверху похожий на широкий треугольник.
Полоска его основания и есть частичка нашенской земли. В середине этой полоски возвышается Заозерная. А за плечами на километры раскинулось озеро Хасан. Меж топким его берегом и границей — два узких, в 150–200 метров, коридора: на севере — у сопки Безымянной, на юге — близ Пулеметной горки. А если перережут эти перемычки? Западня?
Вот почему и напали захватчики сначала на Безымянную. Внезапно. Средь бела дня. Используя густой туман, закрывший седловину.
В лоб на Безымянную, делая короткие перебежки, высыпали цепи быстрых фигурок в мундирах цвета хаки. Мелькнули коричневатые квадратные ранцы за спиной, башмаки, гетры. Впереди в куцых плащах офицеры — в одной руке пистолет, в другой палаш. За ними торопились шеренги солдат с длинными винтовками наперевес.
Сквозь окуляры бинокля солдаты показались на миг механическими, да и вся рота — какой-то игрушечной. Но уже в следующий миг стал ясен ловко задуманный японцами план: фронтальный маневр этой роты был отвлекающим. Сквозь белые клубы тумана, окружая вершину Безымянной с флангов и тыла, вплотную к огневым точкам нашего наряда вынырнули десятки других вражеских солдат.
Вмиг бой перешел в рукопашную. Одиннадцать наших пограничников во главе с лейтенантом Алексеем Махалиным, а тех — больше сотни. Так что по десятку на одного.
Бинокль выхватывал то удар штыком, то взмах клинка, то огненную вспышку гранаты. Иван с трудом удерживался, чтобы не побежать туда, к своим, на помощь. А тут еще ребята в один голос:
— Товарищ командир! Пошлите нас на Безымянную…
На выручку наряду Махалина отправил Чернопятко пять бойцов с двумя ручными пулеметами. Возглавил эту пятерку комсорг Гильфан Батаршин. На помощь махалинцам кинулись и пограничники с заставы Пакшекори, и бойцы подразделения Красной Армии.
Одиннадцать во главе с заместителем начальника заставы Алексеем Махалиным, окруженные на вершине, дрались насмерть. Ни один не дрогнул. Махалин и четверо пограничников погибли. Оставшиеся в живых были ранены, но продолжали сражаться. Всю ночь японцы уносили со склонов сопки трупы своих солдат из пограничной стражи.
Подкрепление, брошенное на сопку, вышибло налетчиков. Шестеро наших раненых были спасены. Вот оно, войсковое товарищество в бою! Это Иван понимал. А все же почему так неохота было ему расставаться с Гильфаном? Да и словом перекинуться не пришлось — все бегом. Правда, разве мужчины в дружбе изъясняются? Лишь на миг их глаза встретились: темные, с антрацитовым блеском — Батаршина и светло-карие, спокойные — Ивана…
Кто мог знать, останутся ли они живы в ту ночь? Кто угадал бы, что Батаргдин отличится в бою за Безымянную? Вызволит группу наших тяжелораненых на Заозерной. И наконец, спасет жизнь начальнику заставы лейтенанту Терешкину. Мог ли Иван предвидеть, что, свершив это, его корешок неразлучный, станет Героем Советского Союза?
А вот одно знал наперед: Гиль Батаршин — парень настоящий. Ну а остальное, считал Иван, подразумевается само собой.
22 часа 45 минут.
Взрыв. Второй… Иван вскочил, ничего не поймет. Тьма. В лицо бьет сырой ветер.
— Товарищ командир! — раздался из окопа голос Быкова. — Враг ударил по той стороне сопки двумя ружейными гранатами.
Бросился Иван к начальнику заставы. Лейтенант Терешкин предположил: неприятель либо прощупывает перед атакой, либо, наоборот, отвлекает.
Иван бегом к Сидоренко, старшему группы пограничников на Заозерной. Тот приказал:
— Взводу усилить охрану, разведать свой левый фланг по линии границы и с тыла.
И еще старший лейтенант обнадежил: вскоре должна подойти поддержка с заставы Подгорная.
В разведку Иван решил идти сам, взяв с собой троих надежных ребят и проводника с Рексом — лучшей розыскной собакой, которая могла очень пригодиться у подножия сопки, вдоль берега, заросшего высокой травой и камышом.
1 час 35 минут.
Ночь черна как деготь. Да еще плотный туман. И ни звука. Бесшумные и невидимые, спускаются пограничники по скатам высоты. Внезапно собака настораживается. Все замирают.
В тишине доносится шорох. Неясное постукивание. Да, ползут… Их несколько. Послышалось учащенное дыхание… Не наши ли это с Подгорной?
— Стой! Кто идет? — окликнул Иван.
Молчание. Спустили с повода Рекса. Он рванул во тьму. Через мгновение раздался вопль. Несколько черных фигур призраками метнулись к границе. Вслед им полетела граната.
Бросились вперед: оказалось, Рекс намертво схватил за горло того, кто полз первым, остальных уложила граната, брошенная Иваном.
Так сняли разведку противника, углубившуюся на нашу территорию.
Неслышно тронулись дальше во тьму. Насыщенная липким туманом, она казалась засасывающе вязкой.
1 час 55 минут.
По-прежнему темь хоть глаза выколи. Сырой туман. Наверно, поэтому Ивану и другим разведчикам почудились какие-то странные звуки. Услышали их, подходя к проволочному заграждению. Шум сдавленный, приглушенный. Приблизились.
Разная бывает темнота. Родные потемки в отчем доме — нигде не спится слаще. Зовущая темь земной глубины, забоя, где должен ты взять отбойным молотком, выдать на-гора нужный стране уголек. И вот эта тьма: шевелится в ней невидимо, движется на твою землю смертельно враждебное тебе множество, побрякивая оружием, негромко звеня манерками и что-то шепча на чужом языке…
Иван резко окликнул — там все стихло. Мертвая пала тишь.
Он выстрелил из пистолета. Молчат. Бросил гранату — ничего. Другую… Не выдержали самураи, поднялась, загалдела целая толпа. Перебивая ее, громко раздались повелительные крики офицеров. Сотни теней метнулись врассыпную. Иван понял: его с товарищами обходят, берут в кольцо.
— Огонь по правому флангу!
Огоренков тотчас бросил гранату. Быков, Нарожный, Тощилин ударили из винтовок. Тьма озарилась сотнями ответных вспышек. Заискрил короткими очередями пулемет.
Определив, где правый край затягиваемой противником петли, Чернопятко приказал своим по одному выходить из окружения. Сам отполз последним.
А японцы яростно молотили и молотили в тумане по склону, с которого их вспугнули.
Что есть духу бросился Иван к Сидоренко. В численности обнаруженного противника старший лейтенант даже усомнился. Переспросил. И немедля передал по телефону в отряд:
«Госграницу нарушили подразделения полевой японской части. Около 200–300 штыков. Накапливаются для атаки с юго-восточного направления».
2 часа 30 минут.
Чернопятко выполнил приказ — доразведать левый фланг на всю глубину. После короткой стычки с неприятелем выяснилось: до 500 вражеских солдат просочилось на узкую полосу границы — береговая черта озера Хасан, с тыла окружая защитников Заозерной.
Иван отправил своих четырех бойцов на позицию, передав взводу:
— Открыть патронные коробки пулеметов! Заправить ленты. Приготовить гранаты к бою…
Все же было командиру разведчиков лишь двадцать три — решил он сам сбегать вниз, к боевому охранению тыла своего участка. Здесь, а не на гребне предстояло ребятам первыми встретить врага. И точно, встретили — огнем «максима».
Теперь, боясь опоздать к самому горячему, поспешил молодой командир на вершину сопки, где пролегала линия границы. К замыкающему, крайнему окопу левого фланга. Тут пологий подъем, — скорее всего, самураи полезут сюда.
