Богдан Сушинский - Французский поход
– Он здесь, в саду. Сейчас позовем его.
– В саду? – резко переспросила Мария-Людовика. – Что он здесь делает? Значит, он знает, что я была в этом доме?
– Конечно, знает, – невозмутимо признал Кржижевский.
– Почему?! – изумилась королева. – Он ведь не должен был знать этого. Никто не должен знать этого, поручик. Кто его впустил сюда? Это ведь закрытый дворик.
– Да никто его и не впускал, сам вошел, – с поразившей королеву невозмутимостью объяснил Кржижевский.
– То есть как это – «сам»?
– А он никогда не спрашивает разрешения на право войти в этот двор. Позволю себе заметить, ваше величество, что он обладает почти недосягаемой для всех нас, говорящих, привилегией: ни у кого не спрашивать никакого разрешения и делать все, за что не бьют. Иногда, правда, и за то, за что готовы убить, но тут уж как сложится.
– Хватит мудрить, поручик, – устало отреагировала королева. – Это вовсе не обязательно, даже отвечая на вопросы королевы.
…И вообще, он позволяет себе никого ни о чем не спрашивать, – упрямо продолжил свою мысль Кржижевский. – А в большинстве случаев – и не выслушивать.
– Я сказала: прекратите, поручик! – властно потребовала королева. Она уже перестала быть Марией-Людовикой Гонзагой графа де Брежи и снова становилась ее величеством.
– Простите, но я вынужден был сказать это.
– Вы злоупотребляете своей близостью к королеве, драгун, гусар или кто вы там… Вас к этому тоже кто-либо принуждает? – Высокомерно-ироничный взгляд, которым она окатила растерявшегося поручика, должен был восприниматься им как истинно королевская плата за все его труды и страхи. Впрочем, за несдержанность – тоже.
Минуты молчания королевы он пережил, как минуты перед казнью. И даже вздрогнул от неожиданности, когда Мария-Людовика вдруг ровным, спокойным голосом спросила:
– Так где же он теперь этот ваш немой злодей?
32
В нескольких шагах от окна, у одной из статуй, украшающих фонтан внутреннего дворика, Корецкий увидел грузного приземистого человека, с непомерно широкой и такой же непомерно сутулой, согбенной спиной, навечно поглотившей не только шею, но и половину затылка этого крепыша. Тот стоял спиной к ним, всей своей согбенностью прикрываясь от оценивающих взглядов советников. Но как только Вуйцеховский постучал пальцем по стеклу, по-медвежьи неторопливо повернулся, снял шляпу, до того почти закрывавшую лицо, и поднял голову так, чтобы те, в кабинете, могли разглядеть его.
– А, каков молодец? – залюбовался им Вуйцеховский. – Вездесущ и незаметен, потому что всегда и везде – незаметен и вездесущ.
Боясь снова попасть впросак, Корецкий промолчал.
Постояв несколько минут с «открытым забралом», «вездесущий» вновь надвинул шляпу на нос, и тяжело, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, как ходят только очень неповоротливые, сильные крестьяне, направился к воротам.
– Запомнили его, господин Корецкий?
– Такую рожу трудно не запомнить.
– Рожу? Когда этот человек понадобится вам, она покажется личиком херувима. А он понадобится, господин Корецкий, не сомневайтесь: понадобится.
– Мне? Зачем? Я все же… попросил бы яснее.
– К тому же – не обращал внимания на его просьбу Вуйцеховский, – лицо его должно казаться тем более приятным, что вашего, – тайный советник внимательно осмотрел внешность Корецкого, заставив того еще раз побагроветь, – извиняюсь, лица, этот человек видеть не мог. Не мог, не мог, я проверял! Оттуда, сквозь стекло, разглядеть вас невозможно.
– Но тогда… зачем же вы показали мне этого человека?
– Ради вас, господин майор. В ваших интересах.
– Он отправится со мной в Париж?
– Как только этот красавец понадобится вам, – снова проигнорировал его вопрос Вуйцеховский, – он отзовется на кличку «Архангел». Запомните ее: «Архангел».
– Грабитель, что ли? Очень уж кличка у него какая-то бандитская. Вуйцеховский вновь изумленно посмотрел на Корецкого. Нет, он был просто потрясен невежественным непониманием советника посла самой роли тайного советника и всего того, что им задумано.
– Побойтесь Бога, Корецкий. Неужели я стал бы связываться с разбойниками? Это же Архангел. Обычный государственный служащий.
– Он?! Этот?! – не поверил майор. – На государственной службе? Да в Париже его не решились бы назначить даже смотрителем городских туалетов.
– В Варшаве, заметьте, тоже, – невозмутимо ответил тайный советник. – Обычно человека такого типа нельзя упускать из виду, отпускать на волю или позволять ему опускаться на городское дно, потому что горя потом не оберешься. Этот же одиннадцать лет честно и праведно проработал палачом.
– Ах, палачом…
– По особым, так сказать, поручениям. По особым, подчеркиваю, поручениям.
– Палач по особым поручениям? – снова выглянул в окно Корецкий. Только теперь у него проявился истинный интерес к типу, лицо которого он должен был запомнить. И очень пожалел, что Архангела во внутреннем дворике уже не оказалось. – А что это означает: «палач по особым поручениям»?…
– В государстве, господин Корецкий, никакая профессия, никакая должность не кажется лишней, – поучительно произнес Вуйцеховский. – Был бы мастер стоящий. А уж Архангел дело свое знает, можете мне поверить. Кроме того, он владеет французским, турецким и украинским языками. Вырос в такой семье, со слугами…
– Однако цените вы его не за знание языков.
– Я же сказал вам: у Архангела редкая профессия. Правда, мы решили дать ему несколько месяцев отпуска. Человек такой профессии обязан время от времени развеиваться, смотреть на мир, любоваться красотами жизни. Никто так не нуждается в познании красот жизни, как палачи.
– «…по особым поручениям», – добавил Корецкий. И впервые уловил на себе уважительный взгляд Вуйцеховского. Но тотчас же все испортил. – Однако позвольте узнать, при чем здесь я, военный советник посла?
На какое-то время Вуйцеховский буквально онемел от наглости майора. Он изумленно взглянул на Корецкого; так, не отрывая взгляда, отступил к застеленному картой столу, словно там, на карте Европы, в двух верстах от Парижа, лежал его пистолет – единственное спасение от ниспосланного ему дьяволом майора.
– Послушайте, Корецкий, – умышленно избежал он обращения «господин». – Кличку этого палача я вам назвал. Однако не заставляйте меня называть вашу кличку. И просить кого-либо из людей, ревностно заботящихся о безопасности государства, напоминать ваши обязательства перед короной.
– Мою кличку? О чем вы?!
– Вашу, Корецкий, вашу. Государственного служащего господина Ко-рец-ко-го.
– Но откуда вы можете знать ее? – несколько подавленно поинтересовался Корецкий, поверив, что Вуйцеховский действительно не блефует.
– Вам так и хочется обидеть меня. Так и хочется опять все усложнить. В свое время именно я и наградил вас этой кличкой. Правда, вы об этом не догадывались, потому что предложил, огласил ее другой человек.
Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза.
– Но тогда зачем я понадобился? – окончательно сдался Корецкий. – Если в вашем распоряжении имеется сам королевский палач по особым поручениям?
– Вот об этом, именно об этом, господин Корецкий, – доверительно объяснил советник, – а не о красотах Парижа, как бы вам этого хотелось, мы с вами сейчас и поговорим. Причем кратко и предельно понятливо. Только так, Корецкий: предельно понятливо. Но все равно присядьте.
Майор оглянулся и увидел, что единственное кресло для посетителей стоит не у стола тайного советника, а у двери. Корецкий подошел к нему, хотел перенести поближе к расстеленной на столе карте, однако не решился. Если уж хозяин определил место креслу здесь, значит, в этом тоже кроется какой-то замысел. Похоже, что этот королевский гном просто так, необдуманно, по прихоти, ничего не делает. Ничего!
31
Выждав, пока Корецкий усядется, Вуйцеховский приблизился к нему, наклонился и внимательно всмотрелся в лицо, глаза, в саму душу.
– Я не на допросе у вас, господин Вуйцеховский, – попытался возмутиться майор, но горло ему перехватили спазмы страха.
– Пока что нет. – Советник отошел к окну, оперся бедром на угол его и, сложив руки на груди, еще раз внимательно осмотрел Корецкого. – Вы правы: пока что нет. Но, знаете, привычка. Что ни говори, а почти те же двенадцать лет, что и Архангел, я проработал королевским следователем при тюрьме. По особым поручениям, как вы уже догадались. Поставляя клиентов палачу Архангелу.
Корецкий непроизвольно поднялся со своего места, но тотчас же снова сел. Однако Вуйцеховский великодушно предпочел не заметить его растерянности.
– То, что канцлер согласился на наем французами нескольких тысяч казаков – это хорошо. Это мудро, – тайный советник перешел к этой теме с такой же логичной легкостью, словно именно она была оговорена в условиях их встречи. – С одной стороны, мы помогаем своей давней союзнице. Но, заметьте, чужой кровью. С другой – высылаем за пределы Речи Посполитой почти два полка отборных воинов, ослабляя, таким образом, силы казачьего атамана Хмельницкого и других полковников, которые, по нашим сведениям, замышляют новое восстание против короля и католической веры.
