Человечность - Михаил Павлович Маношкин
— А ты изменился, дипломат.
— Я? Я думал: ты.
— Значит, оба. А помнишь, как нас разделили по взводам?
— У меня, наверное, был жалкий вид?
— Для меня тоже было неожиданно.
— А мне показалось…
— Сыроват ты был, но Курочкин тебя подогрел, скоро будешь готов.
— По-моему, твоему Королеву тоже дел хватает.
— Хватает, только стружка летит.
— Ну, с тебя-то, наверное, не очень.
— Что я — заговоренный? Впрочем, Седому достается больше, он с фантазиями, вроде тебя. Достал мешок жмыха, положил для смеха кучку, спросил: «Кому?» Кто-то и скажи: «Взводному!» А тот только что подошел, рядом стоит. Начал допытываться, откуда жмых. Седой одно: «На дороге подобрал».
— Лейтенанту-то зачем?
— У зенитчиц взял. У них там хозяйство, свиней подкармливают, а заодно и нашего брата.
Барак зенитчиц располагался метрах в трехстах от казармы, и взвод каждый день проходил мимо. На первых порах ребята пытались заговаривать с девушками — Курочкин водворил порядок в строю простым и надежным способом: едва завидев барак, он приказывал запевать, и взвод чинно маршировал мимо.
— Ты что — тоже там бывал? — поинтересовался Женька, задержав дыхание от предчувствия тайны.
— Так, мимоходом, — скрытничал Саша. Этого Женька стерпеть уже не мог.
— А ну, выкладывай! — он попытался уложить Сашу на лопатки, но не сумел и начал искать пути к отступлению, а в это время раздался веселый голос Седого:
— Сюда! Первый взвод бьют!
Первый взвод был тут как тут, и, кроме того, сюда приближалась почти половина третьего взвода, явно отвыкшего от праздного времяпровождения.
— А то вот еще курочка, — повествовал Бурлак. — Завернешь в лопухи и — в золу, а сверху угольков…
— Мы так рыбу пекли, — начал было рязанец Ванюшин. — Выберешь покрупнее…
— Тут, главное, не перепечь, — продолжал Бурлак, — тогда, считай, пропала курочка…
Первый взвод шумно приветствовал Бурлака, который сиял добродушием.
— Феде!
— Куда гуляем?
— Может к сестричкам завернем, Федь?
— Подышать маленько, — чистосердечно признался Бурлак, — косточки погреть.
На Сашу он смотрел прямо-таки с материнской нежностью: проработав три года лесорубом, он особенно ценил в человеке физическую силу и выносливость.
— Жмых, что ли, делите? — засмеялся Грачев.
— Мы тут с Крыловым поспорили, что Феде нашего Лагина не одолеть, — и глазом не моргнув, выпалил Седой.
Хитрюга, сказав это, он рисковал нарваться на неприятности. Но Седой вообще любил рискованные забавы.
Однажды весной он из озорства с километр проплыл на льдине, пока его не подобрала осводовская команда. Он закалял тело и дух по собственной программе: прыгал с балкона второго этажа, из дверей пригородного поезда, мчавшегося во весь дух, купался, едва Клязьма очищалась от льда.
Деятельный ум Седого постоянно жаждал движения и обновления. На занятиях, где повторялись команды и жесты, которые Седой усваивал с первого раза, он нередко прибегал к различным импровизациям, хотя они доставляли ему главным образом неприятности. В конце концов лейтенант Королев, убедившись в феноменальных способностях Седого, стал смотреть на его выходки сквозь пальцы.
Теперь Седой задумал столкнуть друг с другом Лагина и Бурлака. Лагин агрессивными склонностями не обладал, а если бы и обладал, то все равно мало проку в том, чтобы напустить такого громилу на коротышку Бурлака. Вот если бы наоборот — Бурлак напал на Лагина. Но как сдвинуть с места этого медведя? Ему любые намеки как от стенки горох.
Только Женька знал, как легко воспламеняется Саша. Знал и побаивался единоборства. Саша — богатырь, но посмотришь на Бурлака, и оторопь берет: по сравнению с ним даже Саша вроде жидковат. Добавь Бурлаку роста — и будет настоящий дед Савелий или дядя Степан. Женька не хотел, чтобы Саша и Бурлак померились силой. Это не прошло бы так. Кто-то одержал бы верх, и тогда один из них утратил бы частицу своей исключительности, своей такой хорошей веры в себя. Женька боялся, что Саша примет игру Седого: в свои восемнадцать лет Саша жил как хмельной от наливающейся в мускулы силы. Дед Савелий нарадоваться на него не мог. Случалось старику захмелеть — он по-своему прихвастнуть любил. Вынесет подкову и предлагает разогнуть. Желающих всегда хватало, только мало кто мог. А Савелий и в шестьдесят с лишним сгибал и разгибал. Дядя Степан в таких состязаниях участвовал редко — если находился силач, с которым можно было потягаться. Зато Саша легко и охотно гнул подковы…
Женька взглядом показал ему, что борьбы — не надо, и успокоился, увидев, что Саша не будет бороться. Ну а Бурлак хотел того еще меньше.
— Мы за бугор, — пояснил он, — от начальства подальше.
Саша, Женька и Седой остались втроем.
— И хитрюга же ты, Седой, — упрекнул Женька.
Седой посмеивался: неудача ничуть не расстроила его.
* * *
— Смотри, Лагин, твоя светленькая идет!
Женька привстал: от барака к замаскированному сетью орудию шла девушка в гимнастерке и юбке. Из-под пилотки выбивались светлые волосы. Седой помахал рукой, девушка замедлила шаг, глядя в их сторону, потом заторопилась и исчезла под маскировочной сетью.
— Пойду искупаюсь, — решил Седой. Женька и Саша с минуту лежали молча.
— Это правда, Саш?
— Может быть.
— Ты… ходил в барак?
— Нет. Наш взвод работал, а девчата неподалеку копали. Мы им немного помогли, пока Королев не прогнал…
Саша умолк, а Женька обдумывал эту несложную ситуацию. Случайная встреча, и люди знакомятся. А если бы ее не было, они прошли мимо, не узнав друг друга. Зыбко все как-то.
— Как ее зовут?
— Галя.
Светленькая девушка в гимнастерке теперь тоже войдет в Женькину жизнь. Все Сашино — это и Женькино, только по-иному.
Галя опять появилась на тропинке — Саша и Женька пошли ей навстречу. Галя поздоровалась первая и вспыхнула румянцем. Женьке она показалась простенькой и слишком понятной. Его идеал был иным: незнакомка под вуалью или без вуали, со жгучими бездонными глазами, немного томная, с плавными движениями, чистыми линиями длинного платья, непонятная. А эта была обыкновенная. Пилотка, гимнастерка и юбка выцвели на солнце, ноги в грубых кирзовых сапогах.
— Женя, тот самый.
Галя подала маленькую, огрубевшую от работы руку и тут же спрятала ее за спину, словно боялась, что они увидят ее. «А симпатичная, — подумал Женька, — похожа на тетю Лизу…»
— Мне надо идти, у нас строго.
— У нас тоже, — рассмеялся Женька, понимая, что он здесь лишний, но нужный для них обоих.
— Ну, я пойду.
Женька увидел, что они без слов разговаривали друг с другом. Теперь он
