Андрей Кокотюха - Найти и уничтожить
Остановившись напротив, Татьяна зачем-то повертела воронку, словно собираясь справиться о цене на нее, а не на содержимое початой бутыли. Женщина машинально поправила фартук, проговорила, не меняя тона:
– Керосин покупаем, гражданочка. Сколько надо?
– Керосинка нужна к такому-то керосину, – вздохнула Зимина.
– Керосинками не торгуем.
На мгновение взгляды женщин встретились, после чего Татьяна пожала плечами, повернулась и неспешно отошла. Убедившись, что за это время обошла практически всю базарную территорию, она такой же прогулочной походкой пересекла площадь, свернула на близлежащую улицу и остановилась у старой афишной тумбы, неожиданно для себя увлекшись чтением расклеенных на ней объявлений.
– Что пишут? – услышала сзади.
Обернулась. Давешняя торговка, уже без фартука, стояла рядом, по привычке бросая настороженные взгляды по сторонам, хотя улица была почти пустынной.
– От Строгова? – спросила негромко.
Татьяна кивнула. Под кодовым именем «Строгов» во всех донесениях и сообщениях проходил Игорь Родимцев. По большей части те, с кем приходилось общаться Зиминой, знали настоящую фамилию и даже название отряда. Однако, по неписаным правилам, конспирация соблюдалась.
– Да. Вы Людмила Грищенко?
– Все верно. Вас…
– Называйте Таней, этого хватит. Керосин свой на кого оставили?
– Оставишь тут, – хмыкнула Людмила, снова оглянувшись. – Полицаев шумнула, стоят, стерегут, пока я в уборную.
Деревянная уборная, которой пользовались базарные обитатели, располагалась недалеко отсюда, в небольшой нише между домами. Зимина знала и это: другой возможности поговорить с агентом, не подвергая ее при этом ненужным рискам и подозрениям, просто не было. Статус сожительницы начальника районной полиции позволял Людмиле Грищенко отдавать полицаям мелкие распоряжения, а те невольно обязаны были подчиняться.
Если по-хорошему, то Людмила, по имевшейся у Зиминой информации, не сожительствовала с Петром Шлыковым в том смысле, который чаще всего вкладывается в эти слова. Она не стала его любовницей только потому, что того требовала подпольная агентурная работа. Хотя связь с комендантом полиции – это часть полученного женщиной задания, но имелась одна особенность. А именно: до войны Грищенко уже состояла со Шлыковым в самой что ни на есть законной связи – они были женаты. Детей пара так и не нажила, совместная жизнь милиционера и учительницы математики тоже не сложилась. Вот Людмила благополучно, спокойно, без скандала, по обоюдному согласию и разошлась с Петром – тоже официально, как того требует закон.
Когда пришли немцы, Шлыков, дезертировавший из армии и вернувшийся в Ахтырку, подался добровольцем во вспомогательную полицию. Которую практически сразу же возглавил благодаря опыту милицейской работы. В городе его многие знали, и никого не удивило, что бывшая жена в какой-то момент снова сблизилась с Петром. Людей заботило только собственное выживание, и желание учительницы Грищенко вновь сойтись с человеком, обладающим в городе некоторой властью, выглядело не таким уж преступлением. Да чего там, вообще не стоило внимания. Тогда как Людмиле возвращение к оставленному некогда супругу, пусть даже на правах гражданской жены, давало большие возможности. При сложившихся естественным образом жизненных обстоятельствах заподозрить женщину в выполнении задания подполья было практически невозможно.
К тому же связь с бывшим мужем Людмилу в действительности не слишком обременяла. Они по-прежнему жили отдельно. Петр время от времени наведывался к ней, ночевать оставался редко. Не потому, что как женщина она его уже не волновала или же он вообще не испытывал потребности в женщинах: просто у начальника районной полиции было достаточно дел. На Люду он просто не мог толком выкроить время. Хотя регулярно приносил продукты, что позволяло женщине кормить мать, а однажды даже предложил подработать.
Благодаря не пойми каким связям Шлыков получил доступ к керосину, часть которого без особого риска можно было продавать на базаре. За это предложение вчерашняя учительница математики ухватилась охотно – связываться с подпольем и партизанами так стало намного проще, и подозрений у окружающих она по-прежнему не вызывала. Партизаны же, учитывая, какой важный источник информации представляет собой начальник полиции, воздерживались от карательных акций по отношению к нему лично.
Когда немцев зимой потеснили, Петру Шлыкову повезло: он уцелел во время отступления, и новые хозяева его не бросили. Такой удачей могли похвастаться очень немногие полицаи. Выполняя задание штаба, бывшая жена ушла вместе с ним. Вернулись обратно они тоже вместе. И вскоре после этого Людмила вновь появилась на рынке с керосином – жизнь продолжалась. Женщина, как и раньше, жила отдельно, в своем доме, по-прежнему ухаживая за больной матерью. Шлыкова, как и раньше, такой расклад вполне устраивал, разве что бывать у Людмилы начальник полиции стал чаще.
И, как отметила женщина, пить стал больше.
Сейчас она собиралась передать партизанской связной именно то, что начальник полиции рассказал, будучи в подпитии.
– Не хватятся? – Татьяна кивнула в сторону базара. – Если тебя долго не будет, ничего?
– Они ж мужики, – хмыкнула Людмила. – Знают, поди, сколько времени надо бабе, чтобы по нужде управиться.
– Верно. У нашей сестры это занимает больше времени, чем у них, – с невольной улыбкой подтвердила Зимина. – И все-таки рисковать не стоит.
– А рисковать-то нечем, – развела руками Люда. – Уложусь в минуту, подробно я тут для Строгова написала, – выудив из кармана бумажный квадратик размером с ладошку, протянула Татьяне, та быстро утопила его на дне сумочки. – Но там ничего, никаких особых подробностей. Суть такая, – она смешно, совсем не соответствуя серьезности момента, шмыгнула носом. – Передайте Строгову, начальник районной полиции недавно получил приказ: отправить в Охримовку дополнительно полсотни человек. Для охраны.
– Для охраны чего?
– Этого Шлыков или сам не знает, или даже в пьяном виде не говорит. Думаю, скорее первое. Обычно из него информация прет, если надо пожаловаться. Он мне только и плачется в жилетку.
– Плачется?
– Ну, не так чтобы буквально, слезами, – уточнила Людмила. – Шлыков вообще мужик достаточно жесткий, крепкий такой. Скорее так: злится, а излить злость некуда. Полицаев своих гоняет под это дело, только те не понимают часто, какая муха начальство укусила. Мне, можно сказать, исповедуется.
– Это все?
– Смотрите сами, думайте. Три дня назад это было. Пришел Петро ко мне поздно, с бутылкой самогона, уже где-то разговелся, так сказать. Выпил еще и говорит: где я, мол, херу криминалькомиссару полсотни рыл найду, рожу, что ли? Так я, мол, не баба. «Херу» – это он так на свой манер говорит «герр»…
– Поняла. Дальше.
– Дальше в том же духе. Полицаев приходится поднимать в ружье в пожарном порядке не только по городу, но и по району. Считай, говорит, один работать остаюсь. А требуют, как от полноценной укомплектованной управы. В некоторых селах, говорит, чуть не по одному полицаю остается. Пронюхают партизаны, налетят, и с кого потом спросят? Со Шлыкова спросят. Такого рода исповеди, понимаете?
– Ясно, ясно. Все-таки, кого или что они будут там охранять? Хотя бы намека не было?
– Усиливать, – уточнила Людмила. – Там охраны вроде достаточно, нужно усилить.
– Рядом с Охримовкой лагерь, пленные. Этот объект?
– Да! – встрепенулась Люда. – Он говорил – объект. Что-то рядом с лагерем немцы завертели. Больше ничего не сказал. Думаю, больше он и не знает.
– Хорошо. Вас там заждались, – Татьяна вновь кивнула в направлении базара.
Она чувствовала – Люда Грищенко хочет еще что-то спросить. Прекрасно понимала, как тяжело вчерашней учительнице уже почитай больше года благодарить неведомо какие высшие силы за еще один прожитый день. Зимина отдавала себе отчет: эта женщина рискует больше, чем она сама. Ведь у Татьяны есть возможность маневрировать и нет никого, кто бы от нее зависел. Людмиле же стоит брякнуть одно неосторожное слово – и бывший муж наверняка потащит ее в гестапо. А это значит: больная мама останется без помощи.
Если вообще останется жить.
Но на встрече агента со связным нет места для сантиментов, потому Зимина, коротко кивнув Людмиле, повернулась и пошла прочь, стараясь идти не слишком быстро, не оборачиваться, никоим образом не привлекая к себе лишнего, пусть даже случайного внимания.
Из города нужно выбраться до темноты. Если не получится, на такой случай Татьяна знает явочную квартиру, где ее приютят до утра.
Так уж сложилось, что мало к кому из своих подчиненных комендант ахтырской вспомогательной полиции испытывал хоть что-нибудь, похожее на симпатию или уважение.
Еще в бытность свою сотрудником милиции Петр Шлыков многое успел узнать о людях, с которыми теперь вынужден был работать. Потому отдавал себе отчет: этим нельзя доверять ни при какой власти. Сам Шлыков умудрился остаться беспартийным, от участковых партбилетов не особо требовали. Зато Петр прекрасно видел, кто вступает в партию, исповедуя единственное убеждение: личный интерес, карьерный рост и прочее, прочее, прочее. Именно новоиспеченные коммунисты строчили донос за доносом, и он, участковый уполномоченный Шлыков, был обычно первой, низшей инстанцией. Если вовремя не реагировал, следующий донос те же партийцы могли написать уже и на него самого – именно за то, что сотрудник органов без должного внимания отнесся к сигналу по поводу очередного врага.
