Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Анюта продолжала стоять на коленях, не решаясь подняться. Правая рука раз за разом окрещивала лоб, плечи и пуп. Стараясь не смотреть на морду лошади, она уставилась на покрытые чёрной пылью её копыта. Анюта слышала, как фыркает мерин, слышала топот за спиной – к ним приближались другие всадники. Эти выскочили из лесополосы. Не один, не два – несколько. Солнце стояло высоко, обрушивая на девушку мегатонны жара. Грудь, спина, подмышки – всё взмокло, всё сделалось липким. Всадник стоял прямо против солнца, но тень, отбрасываемая им, была слишком короткой – и не спрятаться, и лица всадника не рассмотреть. Да и не хотела Анюта рассматривать его лицо. И без того ясно – свой, советский, но не окруженец. Одет ведь не по форме – в полосатые штаны и короткие сапоги со шпорами. Странная, пугающая картина. До начала войны Анюта видела такие вот шпоры только на цирковых наездниках и на фотографиях, оставшихся со времён Гражданской войны. А тут ещё эта коза! Животина снова прижалась к ногам, дрожит, взблеивает. От её шерстистого бока ещё жарче. Хорошо! Если чувствуешь жар и холод, значит, пока не шибко боишься. Анюта попыталась отпихнуть козу локтем, но та не пожелала отстраняться. Топот копыт приближался. Анюта глянула через плечо – так и есть. Три всадника. Все на тощих грязно-белых скакунах. Что же это? Если коней нарочно под стать друг другу выбирали, то почему получше не поискали? С одного конного завода кони или… Анюта опустила голову и уставилась на знакомые теперь до мелочей копыта. Значит, их действительно четверо, как в библейской притче. Если пуститься бегом по полю – непременно и быстро нагонят. Да и мины там. Множество мин. Бежать по выгоревшей стерне так же бессмысленно. Горелая нива изрыта воронками. Провалишься – ноги переломаешь, но не убежишь всё равно. Куда же спасаться? Топот копыт затих. Зазвенела сбруя. Всадники осадили коней неподалёку от неё. Анюта снова обернулась. Кони стояли как вкопанные в пяти шагах. Она решилась оглядеть всадников, а те, словно близнецы, и одеты одинаково, и лица у всех закрыты кусками пропылённой материи, голова каждого покрыта картузом и сложением похожи друг на друга так же, как их кони. Анюта отвернулась. Правая рука сама собой возобновила движения ото лба к пупу и через правое плечо к левому.
– В Бога веришь? – спросил голос из-за спины.
– Неа…
– Комсомолка?
– Неа…
– Местная?
Анюта молчала, не решаясь обернуться. Что же ответить? Как соврать?
Вот один из троих спешился, приблизился к ней, сдёрнул с её плеч мешок.
– Я знаю её, Колдун. Она воронежская. Ты хотел её подстрелить, Голод?
Первый всадник отрицательно покачал головой.
– Воронежская? Узнаю! Почему так далеко забрела? Мы в Курской губернии, – проговорил тот, кого повеличали Колдуном. – Воронежкий сельхозинститут. Факультет почвоведения. Так?
Колдун склонился над ней, совершенно заслонив солнце.
– Анна Сменщикова. Так?
Анюта скосила глаза – решилась посмотреть на дознатчика. Ничего интересного. Нижняя часть лица закрыта куском пыльной материи, пронзительные глаза над ней живые, с тёмной каймой вокруг радужки и розоватыми белками, ворочаются из стороны в сторону. Странный дядька, но пока не страшный. Но вот приблизился один из его товарищей, тот, что потрошил Анютин мешок, и тогда ей сделалось тошновато.
– Тут только смена белья. Ха! Кружевное бельишко! Эй, Голод, посмотри! – всадник подбросил её жалкие пожитки в воздух, а Голод с той же циркачьей ловкостью поймал их и проговорил:
– Шелковое бельё. Крестьянское платье. Что-то тут не так, Колдун.
– Ищи, Гроб! Вытряси всё из мешка! – скомандовал Колдун. – А я сейчас её…
По телу Анюты елозили крепкие, пронырливые руки Колдуна. Анюта была спокойна. Карманов у неё нет. Одёжка простая, крестьянская. Раз эти люди её знают – опасаться нечего, свои.
– Колдун, еды – ни крошки, – доложил Гроб.
– Я иду в Михнево. Там у меня бабушка…
– Врёт, – фыркнул Гроб.
– Шелковое бельё, крестьянское платье, – повторил Голод.
– Ты ведь дочка директора первой школы? – спросил Колдун и рванул её за ворот платья.
Совсем простая хлопчатная ткань оказалась очень крепкой – затрещала, но не поддалась. Анюта ударилась лицом о твердую землю, но не вскрикнула. Теперь колдун ухватил её за подол. Прижимаясь лицом к тёплой пыли Анюта слушала, как Колдун превращает её платье в узкие лоскуты.
– На! – сказал он кому-то. – Пригодится, если перевязать.
Потом он намотал на кулак её косу и так поддёрнул кверху, что ей пришлось подняться. В глазах плясали разноцветные искры, а он тянул её за косу назад, заставляя изгибаться. Солнце больно ударило в глаза. Где-то совсем рядом завопила коза. Лязг железа. Громкий хлопок – и животное умолкло. Стало слишком тихо и совсем уж, нестерпимо больно.
– Зачем вы? – простонала Анюта. – Я же своя…
Боль стала утихать, но теперь перед ней появилось гладкое, продолговатое, опалённое солнцем лицо. Белые брови над синими глазами походили на огромных мучных червей. Анюта видела этого человека раньше. Давно. Однако она хорошо запомнила Матвея Подлесных.
* * *
Аня Сменщикова перешла в шестой класс, когда ей поставили диагноз сколиоз. Да дело не в диагнозе, а в ногах, которые болели. О сдаче норм ГТО не могло быть и речи. Тогда мать повезла её в лес. Куда-то на границу с Курской губернией, к знахарю Матвею. С тех пор прошло несколько лет, а человек этот нимало не изменился, только борода его стала совсем белой, как у деда Мороза.
– Вы – дед Матвей. Знахарь, – прошептала Анюта. – А я…
– Ты – директора школьного дочка, – ответили ей румяные губы.
– Бельё невинной девушкой пахнет, – сказал Голод. – Мытарь, ты не хочешь?
– Никто не хочет, – сказал дед Матвей и улыбнулся.
Улыбка его показалась Анюте ласковой, однако он по-прежнему держал её за косу.
– Посмотри-ка, Колдун, у неё панталоны тонким кружевом отделаны. И это под крестьянским-то платьем!
Чья-то рука ухватила её за ногу повыше колена и тогда Анюта решилась. Она наугад пнула того, кто ползал у неё под ногами. Вероятно, это был Гроб. Тут же её тело пронзила невероятная боль. Ах, зачем она послушалась матери? Зачем не избавилась от косы? Руки её всё время оставались свободными и, превозмогая невероятную боль, она, ослепшая от слёз, вцепилась в белую бороду своего мучителя.
– Вяжи её лоскутами!
– Колдун, где твоё зелье?
– Клади её поперёк седла!
– Погоди ты, Мытарь-нетопырь! Надо сначала слить!
Кто-то ударил её под вздох и она распахнула рот, желая глотнуть горячего, насыщенного черной пылью, но такого необходимого сейчас воздуха. Вкус его оказался горше полыни. Анюта закашлялась. Рот наполнился обильной слюной.
