Одиночка - Эндрю Гросс
Он вспомнил, как на бар мицве в Кракове говорил об алие. Каждый еврей дает обещание однажды вернуться в Святую землю, хотя мало кто его выполняет. Так что, быть может, в этом и заключается его алия? В память о родителях и их гибели. Его наследие. Только это будет не Иерусалим, не Святая земля, а лагерь смерти, затерянный в лесах южной Польши…
Его земля обетованная.
Найти этого человека.
Без обратного билета.
Он сложил Лизин листок и убрал его обратно в бумажник, к фотографии сестры, которую всегда носил с собой. Затушив сигарету, Блюм подобрал фуражку. Пришлось чуть помедлить, прежде чем он смог вернуться в казарму — каждый раз, когда он вспоминал о сестре, на глаза наворачивались слезы.
Через несколько месяцев после того, как он узнал об ужасной участи Лизы, ему сообщили, что в то самое утро, спасаясь от немцев, Хаим Вайсман упал с крыши и погиб.
В тот момент, когда грузовик с немцами въехал во двор дома, и они с криками «Schnell!» начали выгонять всех из квартир, она, должно быть, медлила в ожидании Хаима, потому что дала обещание брату. Спряталась на лестнице. Она надеялась, что тот придет, но немцы обнаружили ее и поволокли вниз по ступенькам.
Он придет, придет, — повторяла она про себя. — Натан так сказал.
Она продолжала ждать, пока их не выстроили в ряд и не открыли огонь.
Глава 14
На следующее утро до начала смены Блюм направился в главное здание и спросил, где найти капитана Стросса. Кабинет помощника Донована оказался тускло освещенным тесным закутком в конце коридора на третьем этаже. Пару секунд он постоял перед дверью, потом снял фуражку и постучал.
Капитан оторвался от карт и донесений и, казалось, был рад появлению Блюма:
— Лейтенант!
Каморка Стросса была полной противоположностью кабинета его начальника. Если не считать редких лучей, проникавших сквозь зашторенное окно, единственным источником света была лампа, стоявшая на стальном столе. Полки на одной стене были сплошь заставлены книгами и папками. На другой висели карты Польши и Европы. На столе Блюм разглядел две фотографии в рамках: темноволосой женщины, скорее всего жены капитана, с двумя маленькими детьми и пожилой пары — мужчины в темном костюме с короткой бородой и женщины в белом платье и шляпке.
Стросс отодвинулся от стола и ждал.
Блюм просто спросил:
— Так когда я уезжаю?
Лицо капитана расплылось в улыбке. Встав, он протянул Натану руку.
— Послезавтра. Для начала в Британию. Сама операция начнется в конце мая — у нас будет целых две недели на подготовку. Вам надо освоиться с местностью и с лагерем. Знать, чего ожидать, когда попадете туда. Придется сбросить пару килограмм. Но при нынешних рационах это не потребует больших усилий.
Блюм улыбнулся.
— Босс будет доволен. Чертовски доволен, — Стросс присел на краешек стола. — Захочет сам вас поблагодарить. Он сегодня на Холме. Покажите мне, пожалуйста, свои руки.
— Руки? — Блюм удивленно повиновался.
Кивнув, Стросс повернул левую руку Натана ладонью вверх.
— Надеюсь, у вас нет проблем с уколами.
— С уколами? — Натан покачал головой. — Нет. А что?
— Так, ничего. Потом объясню. Я понимаю, что события разворачиваются слишком стремительно. Вы хотели бы кого-то проинформировать о своем отъезде?
— Вы имеете в виду здесь, в США? Ну, может, друга. Больше никого. Может быть, еще кузена и его жену в Чикаго. Это они перевезли меня сюда.
— Давайте договоримся, что истинная цель вашего путешествия останется между нами. Как насчет того, что вы получили перевод? Теперь многие меняют место службы. Нет нужды вдаваться в подробности.
— Понимаю.
— Да, и вот еще что, — Стросс потянулся через стол и извлек из папки фотографию. — Не вижу причин, почему бы вам не увидеть вот это.
На снимке был мужчина средних лет, должно быть, пятидесяти с чем-то. Тяжелое, но приятное лицо, обвислые щеки, очки в металлической оправе, седеющие волосы зачесаны набок.
— Вот ваш человек, — сказал капитан. — Сейчас он, наверное, выглядит несколько иначе.
Блюм рассматривал фотографию.
— Не переживайте, к моменту отъезда каждая морщинка на этом лице навсегда врежется в вашу память.
— Как его зовут? — поинтересовался Блюм. Лицо у незнакомца было добрым, но взгляд был внимательным и серьезным. На носу сбоку — родинка. Кто же он такой, думал Блюм, и что он такого знает, если ради его спасения нужно рискнуть своей жизнью?
— Его зовут Мендль. Альфред Мендль. Профессор из Львова. Боюсь, это все, что я могу сообщить о нем на данном этапе.
— Мендль… — повторил вслух Блюм. — А чем он занимается?
— Физикой электромагнитных излучений. Знаете что-нибудь об этом?
— Ну, яблоко падает на землю, если его уронить.
Стросс улыбнулся.
— Я примерно на этом же уровне. Но многие очень умные люди считают, что этот Мендль незаменим. И его надо заполучить любой ценой. Натан, — я надеюсь, что могу вас так называть, учитывая, что в ближайшие две недели мы будем работать бок о бок, — вы должны знать, что эта операция инициирована на самом верху. И не только в этом здании, вы меня понимаете. Все, что я имею право сказать вам, — вы сослужите нашей стране большую службу, согласившись выполнить эту миссию.
— Спасибо, сэр, — кивнул Блюм, ощутив прилив гордости.
— Вчера вы спросили, еврей ли я, — Стросс сел за стол и посмотрел на Натана. — Так вот, мой отец — кантор, — он пододвинул к Блюму фотографию в рамке, изображавшую мужчину в темном костюме и его жену. — Он служит в Бруклине в храме Бет-Шалом. И все его вечно пытают: почему?.. Почему мы бездействуем? Всем известно, что в Европе творятся ужасные злодеяния. Мы не бездействуем, повторяю я ему, но в глубине души знаю, что это не ответ. Ответом будет поскорей покончить с этой безумной войной и свергнуть нацистов. И то, в чем вы согласились участвовать, поможет этого добиться — как ничто другое. Поверьте моему слову. Позвольте… — Стросс протянул руку и с виноватой улыбкой взял со стола снимок Мендля. — Он у меня пока единственный. Не переживайте, до отъезда вы успеете выучить каждую пору на этом лице. Я проинформирую вашего старшего офицера. Полагаю, кто-нибудь сможет вас заменить?
— Моховицкий, — предложил Блюм. — Он из ЕП-4. Хороший специалист.
— В таком случае, — капитан УСС поднялся с места.
Блюм тоже встал.
— Если вы не против, — капитан снял очки, — я хотел бы у вас кое-что спросить.
— Что именно?
— Я думаю мы оба ясно представляем, с каким
