Аурел Михале - Августовский рассвет (сборник)
Это и было главной причиной ненависти лейтенанта к солдатам. Он чувствовал их радость по поводу того, что его интересы поставлены на карту, и ненавидел их, как представителей мира, противостоящего его миру, мира, который он презирал, но которого начинал бояться.
Все это ему стало яснее после того, как он близко познакомился с майором Каменицей.
Позже этот майор Каменица укажет лейтенанту выход из ситуации, в которой Бобоча окажется помимо своей воли.
* * *Лейтенант Бобоча почти до дна осушил фляжку с ромом, когда в укрытие пробрался майор Каменица.
Слегка охмелевший лейтенант с трудом поднялся со своего места.
— Имею честь приветствовать вас, господин майор!
— Приветствую тебя, Бобоча! Что нового у тебя на участке?
— Ничего особенного! Тихо…
— Тихо!.. Тихо? А ты знаешь…
В этот момент проснулся Марин:
— Здравия желаю, господин майор!
— Добрый вечер, парень! Я перебил твой сон?
— Да, я заснул, господин майор, — ответил солдат, боясь сказать что-нибудь лишнее, что могло бы вызвать неудовольствие майора.
Майор Каменица, заложив руки за спину, насмешливым взглядом смерил солдата с головы до ног:
— Вот ты, Мариникэ, объясни, почему вам, солдатам, нравится так много спать?
Солдат молчал, уставившись в землю. Он мысленно спрашивал себя, чем это он провинился, если спал, но выразить вслух свое недоумение не решился.
— Молчишь, Мариникэ? — продолжал майор. — Почему вам нравится так много спать?
— Ну, мы спим, когда устанем, господин майор. Я вот…
Но майор не дал ему продолжать:
— Что ты сочиняешь, Мариникэ? Румынский солдат, если ему позволить, может спать без перерыва целые сутки. Причина в другом. Подумай сам!..
Солдат растерянно продолжал смотреть в землю. Видно было, что он не расположен последовать совету майора «подумать».
— Ну? — спросил майор через несколько секунд.
— Откуда мне знать, господин майор?
— Э, дорогой ты мой! — притворно дружеским тоном воскликнул майор, хрустнув пальцами. — В твоем ответе и заключено решение проблемы. Думать надо, дорогой мой! Понимаешь? Но это, как мне кажется, нелегкое дело. Ну ладно, объясню тебе в другой раз. А сейчас прощу тебя продолжить сон в другом месте. Мне надо с господином лейтенантом обсудить кое-что конфиденциальное. Секретное, понимаешь?
Солдат поспешил покинуть укрытие, обрадованный, что избавился от вопросов майора.
Майор Каменица несколько мгновений смотрел ему вслед.
— Телефон работает? — спросил он, отыскивая в карманах сигарету.
— Конечно!
— Я сказал, чтобы мне позвонили сюда, если меня будет искать полковник. Но лучше, если бы он меня не разыскивал.
— Почему?
— Очень просто. Он может искать меня только для того, чтобы сообщить, что завтра мы атакуем. Это было бы ужасно! После всего того, что мы с тобой затеяли… Однако не думаю, что мы двинемся так скоро. Все-таки мы правильно выбрали дату. Знаешь, я не хотел бы получить пулю именно теперь, под занавес.
— Да-да, вы правы, господин майор, — быстро согласился с ним лейтенант Бобоча. При мысли, что он может умереть именно теперь, у него по спине пробежали мурашки.
— Только людям мы не можем доверять.
— А мы и не нуждаемся в их доверии, — ответил Бобоча. — Мы их проведем, как провели Белдие.
— Белдие у нас в кармане. Бедняга! Слабоват умом. Так что… Ну ты тоже, Бобоча, большим глупцом был. Что ты, с твоими способностями, потерял на передовой?
— Так сложились обстоятельства, господин майор. А потом, может быть, ложно понятая гордость…
— Ты еще сам не знаешь, какой ты ценный человек!
— Преувеличиваете, господин майор! — запротестовал лейтенант, польщенный, однако, похвалой майора. Впрочем, как он мог устоять перед искушением поверить майору, когда тот был первым человеком, произнесшим слова похвалы по его адресу.
— Вовсе не преувеличиваю. Посмотрите на него! Человек, так умеющий тянуть людей за язык, выведывать их секреты, четыре года находится на передовой. Ты не представляешь, какой силой мог бы стать! Если тебя поставить в благоприятные условия, ты можешь держать в своих руках всех деятелей государства. Дорогой Бобоча, я рад, что имел случай ближе познакомиться с тобой и отметить тебя. Думаю, одним из ярких доказательств твоего таланта является ловкость, с какой тебе удалось выявить болячку Сфата.
— А ведь если честно, господин майор, то он сам мне во всем признался.
— В том-то и заключается твой талант! Теперь Сфат служит нам, потому что служит самому себе!
— В конечном счете у него больше причин бояться, чем у меня.
Майор Каменица посмотрел на него будто с сочувствием. В слабом свете фонаря продолговатое лицо майора казалось сильно постаревшим.
— Ты так думаешь? Посмотрим, что ему было терять: жизнь? Маловероятно. Дали бы несколько лет тюрьмы. Но ты…
— Меня не за что сажать, — поспешил уточнить лейтенант Бобоча.
— Действительно, нет никаких причин сажать тебя за решетку. Но все же ты должен намного больше бояться… завтрашнего дня. Дорогой мой, было время, когда я интересовался книгами. Тогда я читал кое-что и о большевизме. Да, в то время я много читал и мечтал стать актером.
— А вместо этого сделались офицером…
— Точнее, думаю, надо бы сказать: стал офицером.
— Разве в этом есть какая-нибудь разница?
Майор фальшиво, по-актерски, рассмеялся.
— Очень большая! Я не сделался, а стал офицером. Если принять твою формулировку, то я должен признать, что это было обдуманное действие, что я старался, прилагал усилия, чтобы сделать военную карьеру. На самом деле я просто стал офицером. С таким же успехом я мог стать адвокатом, преподавателем или просто уличным полицейским. То, что я стал офицером, — чистая случайность. К чему я тебе все это говорю? О чем шла речь?
— О том, что в свое время вы кое-что читали про большевизм.
— Точно! — воскликнул майор с просветлевшим лицом. — Так вот послушай, что я тебе предскажу на основании этого чтения. Во-первых, ты и твои близкие потеряете имение. Во-вторых, тебя выгонят из армии. Ты, конечно, читаешь приходящие из дому газеты? Там говорится о народной армии. Думаю, ты понимаешь, что невозможно представить себе народную армию, в рядах которой будут служить офицеры — сыновья помещиков. Одним словом, ты на собственной шкуре познаешь, что такое диктатура пролетариата.
Лейтенант Бобоча вздохнул:
— Вы уже говорили мне об этом. Хотя, убей меня бог, я все равно не понимаю, что означает эта самая диктатура пролетариата.
— То, что я тебе предсказывал, — это и есть претворение в жизнь диктатуры пролетариата. Диктатура пролетариата означает, что с вершины пирамиды ты скатишься в самый низ. Это означает, что если ты не подохнешь с голоду, то будешь получать заработную плату, выполняя, возможно, черную работу, которую ты сейчас презираешь! Диктатура пролетариата означает для тебя самое наихудшее, что можно себе представить, и в этом случае я прав, говоря, что у тебя больше поводов бояться того, что тебе уготовило будущее.
Лейтенант Бобоча ничего не ответил. Он только утвердительно кивнул головой и вздохнул. Потом инстинктивно поднес ко рту фляжку. Убедившись, что она пуста, он со злостью бросил ее в стену.
— Время тянется страшно медленно. До завтрашней ночи еще целая вечность.
Майор актерским жестом провел ладонью по лицу и спросил:
— Ты подумал, кого поставить завтра часовым?
— Подумал. Кроме Белдие, никого другого не вижу.
Майор поморщился:
— Не очень удачное решение! Белдие может нам понадобиться для другого дела.
— Никому другому я не могу доверять. А все из-за этого большевика Чури! Как мне не повезло, что он именно в моем взводе! Я так старался избавиться от него, не пропустил ни одного случая послать его на самое опасное задание, но он будто заколдован. Пуля его не берет. Вот я и боюсь, как бы этот проклятый Чуря не пронюхал чего и не спутал нам карты.
Майор хихикнул:
— Надо принять меры, дорогой, чтобы он не смог этого сделать. Поэтому я и сказал, что Белдие может нам понадобиться для другого дела.
— Возможно, я возьму это дело на себя.
Майор с удивлением посмотрел на него. Он явно не ожидал такого ответа.
— Да? Дорогой Бобоча, ты человек сюрпризов. А я-то думал, что хорошо знаю тебя… Должен сказать, что я не думал о таком решении, но, возможно, придется прибегнуть к нему. Ты прав: все зависит от часового. Так что в конце концов все равно придется положиться на Белдие. Если, конечно, до завтрашнего вечера я не найду другого решения.
— Я убежден, что найдете, господин майор! — ответил лейтенант, бесконечно веривший в способности майора Каменицы.
Впервые за четыре года войны кто-либо из офицеров, да еще более высокий по званию, искал дружбы Бобочи. Это было так непривычно, что прошло много недель, прежде чем он понял, почему майор так часто заходит в его укрытие на передовой. Мысль, что Каменица приходит сюда потому, что ему нравится беседовать с ним, льстила лейтенанту. Тем более что он сам не считал себя приятным собеседником. Он никогда не был общительным, а за годы фронта одичал еще больше. Другие офицеры в перерывах между боями собирались вместе, чтобы поболтать или сыграть в карты. К лейтенанту Бобоче никто не заходил, и он не ходил ни к кому. Такое одиночество должно было привести к граничащей с безумием скуке. Но в действительности Бобоча никогда не скучал, и в этом заключалась одна из странных особенностей его натуры.
