Лео Кесслер - Стальные когти
— Да. Этого, мне кажется, уже достаточно, чтобы навсегда отвратить человека от курения. — Лицо Шульце было хмурым, на нем напрочь отсутствовала обычная для него задорная ухмылка.
— В чем дело, Шульце? — спросил фон Доденбург. — Что ты все время сидишь такой нахохлившийся?
Обершарфюрер ответил не сразу.
— Я думаю о будущем, господин офицер, — наконец произнес он. — И я боюсь даже подумать о том, что оно нам принесет.
— Что ты, черт побери, имеешь в виду?
Шульце махнул рукой в сторону расположения второй роты:
— Вот это.
— Но почему ты, черт подери, вдруг решил, что нас должны расстрелять? — уставился на него фон Доденбург.
— А вы думаете, мы сумеем остаться безнаказанными после всего того, что натворили тут? — Шульце погладил серебряные руны СС на воротнике своего мундира.—Половина мира ненавидит нас. А другая половина хочет лишь одного — чтобы все мы сдохли. На наших руках слишком много крови, пролитой в Бельгии, во Франции, а теперь и здесь, в России. Нас везде ненавидят, господин офицер.
— Но кто-то же должен делать то, что делаем мы, — веско произнес фон Доденбург. — Рейх ведет борьбу за выживание. А мы — не что иное, как пожарная команда фюрера.
— Знаю, знаю. Но вы только посмотрите, во что мы все здесь превратились. Те парни, которые топили русских в канализационном отстойнике, всего полгода назад заучивали наизусть в школе чертовы романтические поэмы Шиллера и рассуждали вслух о благородстве немецкого духа. А возьмите того роттенфюрера. — Шульце указал на грузного эсэсовца, который первым выхватил перочинный нож, чтобы искромсать им член советского комиссара. — Год назад, когда этот парень только записался в «Вотан», он больше всего переживал о том, что рядом с ним нет его любимой мамочки. А теперь посмотрите, в кого он превратился, — в убийцу, хладнокровного убийцу. Точно так же, как и все мы здесь.
Фон Доденбург запальчиво посмотрел на Шульце:
— Мы не убийцы, обершарфюрер Шульце. Мы — солдаты. Мы — элита немецкой нации. Мы — лучшее, что есть в Германии.
Но велеречивая тирада Куно не произвела никакого впечатления на Шульце.
— Мы прокляты, — с горечью произнес он. — И вы, и я, и весь наш «Вотан», все СС — все мы и каждый из нас прокляты!
* * *Под чьей-то ногой хрустнула ветка.
— Смотри под ноги! — тут же рассерженно зашипели остальные бойцы.
Фон Доденбург осторожно зашел в реку. Течение было довольно заметным, но все же не слишком сильным. Обвязавшись веревкой, он двинулся вперед. Оставшиеся на берегу эсэсовцы удерживали свой конец веревки, страхуя его.
Фон Доденбург шел, держа автомат высоко над головой. Течение все больше сносило его, но он уже разглядел темные заросли кустов на противоположном берегу и двинулся прямо к ним. Вскоре он выбрался на берег, привязал веревку к дереву и дважды дернул, давая сигнал, что все в порядке и что остальные могут перебираться вслед за ним.
Вскоре рядом с ним на берег плюхнулся мокрый Шульце. Он даже не запыхался.
— И где же русские? — шепотом спросил обершарфюрер.
— А ты что, не чувствуешь их по запаху?
Шульце принюхался и кивнул:
— Теперь чувствую. Иваны, конечно, умеют здорово маскироваться, но совершенно не способны скрыть свой запах.
Фон Доденбург улыбнулся. Каждый русский солдат пах махоркой, желтым хозяйственным мылом и чесноком. Этот характерный запах всегда выдавал Иванов.
— Они, скорее всего, сидят там, на пригорке, видишь? В пятидесяти метрах от нас, в направлении на два часа? — прошептал фон Доденбург.
— Понял, — протянул Шульце.
— Скорее всего, они окопались на противоположной стороне этого пригорка, где-то в районе куста.
Несколько секунд двое эсэсовцев молча присматривались к темнеющему впереди пригорку, за которым, скорее всего, затаился их противник. Потом Шульце шепотом спросил:
— И каков же наш план действий?
Вместо ответа фон Доденбург молча извлек тускло блеснувший в лунном свете штык, который специально захватил с собой.
— Я понял вас, господин офицер, — прошептал гамбуржец. — Но только сам я лучше буду пользоваться своим старым проверенным кастетом.
Он надел на пальцы тяжелую свинчатку и плюнул на нее — для удачи.
— С помощью этой штуковины я уложил в Гамбурге больше подонков, чем вы за всю свою жизнь съели шницелей.
— Я не сомневаюсь в этом, Шульце, — прошептал фон Доденбург. — Но прежде чем ты вспомнишь свои старые уличные навыки, давай сначала переправим на этот берег всех остальных бойцов.
— Ну да, конечно, это надо успеть сделать, прежде чем наши сосунки обмочат со страха свои штанишки, — пробурчал Шульце.
С помощью натянутой через реку веревки они обеспечили быструю переправу всех остальных бойцов роты. Фон Доденбург вместе с Шульце тихо двинулись к первому русскому посту.
Как обычно, иваны так умело замаскировали свою позицию, что фон Доденбург понял, что обнаружил ее, только когда увидел прямо перед собой фигуру русского солдата. Несколько секунд они молча вглядывались друг в друга. Затем до русского наконец дошло, что темная фигура перед ним—это немец. От изумления у неприятеля отвисла челюсть. Фон Доденбург рванулся к нему, чтобы не дать ему закричать. Подмяв ивана под себя, он покатился вместе с ним по жесткой траве.
«Только не бить штыком ему в голову, ведь на голове у него каска, и она отразит удар. Бить только в горло!» — промелькнула мысль в мозгу штурмбаннфюрера, и он всадил штык глубоко в шею русского. Они вместе скатились на дно окопа. Фон Доденбург почувствовал, как тело ивана обмякло. Он вновь всадил штык ему в шею. Брызнула горячая кровь, оросившая его пальцы и рукав. Но враг все не умирал.
— Да сдохни же ты наконец! — прошептал фон Доденбург и в бешенстве опять ударил штыком часового.
Лицо ивана исказила агония, из угла его рта выкатилась струйка крови; голова упала набок. Теперь Куно стало ясно: русский мертв. Он почувствовал странное опустошение. В голове было пусто. Но вскоре странные звуки, указывающие на новую опасность, привлекли его внимание, и офицер, торопливо выскочив из окопа, увидел, что на Шульце бегут со штыками наперевес сразу двое русских бойцов. Шульце не двигался, спокойно дожидаясь их.
— Осторожно! — выдохнул фон Доденбург.
В тот момент, когда неприятели, казалось, уже проткнут Шульце своими штыками, тот неожиданно резко повернулся и пнул одного ногой по яйцам, а второму с бешеной силой ударил кулаком по лицу. Первый иван, громко вопя, упал на землю. У второго изо рта вылетели, блеснув при свете луны, металлические зубы.
— Надо сделать так, чтобы этот ублюдок замолчал! — прохрипел Шульце, набрасываясь на второго русского.
Фон Доденбург кинулся к первому и одним быстрым движением всадил ему штык в горло. В течение очень долгого времени, казалось, ничего не происходит. Но затем шея жертвы густо окрасилась кровью. Фон Доденбург зажал ивану рот ладонью и снова всадил в него штык.
Находившийся совсем рядом с ним Шульце бешено ударил кулаком по лицу второго русского. Фон Доденбург услышал, как хрустнул сломанный нос вражеского солдата. По его лицу густо потекла кровь, но он продолжал стоять на ногах. Шульце ударил его снова и подбил русскому правый глаз, но, несмотря на то, что неприятель раскачивался теперь из стороны в сторону, он все равно каким-то чудом ухитрялся держаться на ногах.
— Давай, падай, идиот! — вполголоса выругался Шульце. — Или ты хочешь принять геройскую смерть?
Его противник что-то пробормотал в ответ. По его лицу обильно струилась кровь. В этот момент фон Доденбург почувствовал, что первый русский, горло которого он несколько раз проткнул штыком, наконец испустил дух.
— Ну что ж, храбрец, тогда получай! — угрожающе процедил Шульце и ударил русского кастетом в лоб.
Иван упал на спину. Шульце не дал ему возможности подняться: он набросился на него, и кастет вновь обрушился на окровавленную физиономию русского бойца. Снова удар… еще и еще. Фон Доденбург слышал, как хрустит и крошится череп ивана, но тот все равно не сдавался и все еще пытался подняться с земли.
— Что за дьявол? — вне себя от ярости, вскричал обершарфюрер. — Ты что же, хочешь жить вечно?
Он нанес ему чудовищный удар по челюсти. Голова русского безвольно откинулась назад. Наконец-то он был мертв.
* * *Пять минут спустя в небе над головами эсэсовцев прогремел страшный гром, сравнимый по силе с грохотом бомбежки «штук»[36], и хлынул чудовищный ливень. Воздух стал непрозрачным из-за стоявшего стеной дождя. В небе беспрерывно мигали молнии. Неистовый вихрь, прыгая и крутясь, обдавал брызгами мундиры эсэсовцев. Капли яростно ударялись о землю, колотили по стальным шлемам бойцов «Вотана». С трудом передвигая ноги, увязавшие в сразу же раскисшей почве, солдаты двигались вперед. Однако эта неожиданно разразившаяся гроза была на самом деле на руку немцам: она скрадывала шум их шагов и позволяла незаметно подкрасться к позициям русских.
