Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин
Командир катера лейтенант Бутько внимательно следит за погрузкой. Успеть бы, пока фашисты не угодили в корабль!
Последний раненый принят на борт. Следом, ухватившись за протянутые навстречу руки матросов, взбирается медсестра.
— Погрузка закончена! — докладывают командиру.
Бутько взглядывает на часы: прошло всего несколько минут.
В мокрый берег с сотнями свежих следов ударяет мина, за ней другая. Фашисты пристрелялись. Там, где только что стоял бронекатер, с грохотом вздымается вихрь воды и песка…
Приоткрыв дверь рубки, Бутько бросает взгляд за корму.
— Вырвались!
Напрягая моторы, бронекатер удаляется от берега.
Два громовых удара потрясают корабль. Лейтенанта Бутько с силой бросает на стену рубки, теряя сознание, он падает. Сверху, из башни, сваливается пулеметчик Алексей Казаков. Рядом с ним, выпустив штурвал из окровавленных рук, опускается рулевой, старшина 1 статьи Васильев.
Едкий дым разорвавшегося снаряда заполняет рубку.
Но бронекатер не остается без управления. К штурвалу встает командир отряда старший лейтенант Перышкин.
Вода хлещет в пробоины. Заделывать их некому. Катер все больше накренивается на правый борт. Того и гляди перевернется. А до берега еще далеко. Стиснув зубы, Перышкин сжимает штурвал. Ведет корабль строго по прямой, хотя это и облегчает гитлеровцам пристрелку. Но маневрировать некогда. Катер нужно довести до берега, ведь на нем раненые.
Пройдена середина реки. Еще триста, двести, сто метров до берега, до левого, своего берега…
Противник ни на минуту не оставляет в покое израненный бронекатер, тяжелые мины шлепаются вокруг.
Самый полный ход! Выжать все из моторов! Волна хлещет через борт, заливает палубу.
Вот он, свой берег! Заскрежетав днищем по песку, корабль останавливается. И сразу же над головой слышится звук летящей мины. Она рвется у кормы. Тотчас же падает вторая. В воздухе непрерывный вой. Разрывы сливаются в сплошной грохот. Сотни осколков долбят броню корабля, ставшего неподвижной мишенью.
Уйти от огня нельзя. Что же делать? Перышкин выбегает на палубу, поджигает дымовую шашку. Белый непроницаемый дым обволакивает катер, стелется по воде, по берегу.
Мины больше не падают. Гитлеровцы, видимо, решили, что корабль горит и стрелять по нему уже не стоит. Перышкин отдает приказ немедленно эвакуировать раненых.
Когда последнего из них уносят с корабля, старший лейтенант возвращается в пропахшую гарью, развороченную снарядами боевую рубку, где лежат убитые командир, рулевой и пулеметчик. Достает из их карманов документы. Вот в его руках пробитый осколком комсомольский билет Казакова. Из него выпадает листок бумаги. Торопливым почерком, видно наспех, перед самым боем, написано: «Я, сын, комсомола, буду всегда драться так, как велит мое сердце советского патриота. Сталинград наш и вечно будет нашим!»
Четвертые сутки бились десантники. Немецко-фашистское командование, обеспокоенное тем, что севернее города вновь появились русские, перебрасывало к Латашанке подкрепления за счет частей, штурмовавших город. Все новые и новые роты гитлеровцев шли в атаку на плацдарм. Но бойцы десантного отряда держались стойко. Многие из них уже пали на сталинградскую землю, густо начиненную железом, сырую от осенних дождей и пролитой крови…
В ночь с третьего на четвертое ноября Лысенко, теперь уже капитан 3 ранга, появился на одном из бронекатеров, стоявших в укромном месте у левого берега. Командир группы пришел с приказом: несколько катеров должны прорваться к десанту в ста — ста пятидесяти метрах от вражеских позиций.
Лысенко спустился в тесный кубрик, где собралась почти вся команда катера, и объяснил задачу.
— Помните, товарищи, там, на «пятачке», дерутся по-сталинградски, не отступая ни на шаг, до последнего дыхания. Десантники свою задачу выполнили. Нам поручено их снять.
Он сам повел головной корабль.
Вздымая по бортам белеющие в темноте пенистые буруны, катера устремились к правому берегу.
Веер ослепительных искр взлетел над палубой, потрясенной раскатистым ударом. В смотровую щель из рубки стало видно, как по железному настилу запрыгали сгустки огня.
— Зажигательными бьют! — обернувшись к Лысенко, сказал рулевой.
— Ничего, — успокоил командир, — не сгорим. Мы — железные!
Взглянул на часы. До условленного срока оставались считанные минуты.
— Самый полный! — скомандовал в машинное.
Грохот заглушил его слова. Рулевой, отброшенный в угол рубки, теряя сознание, увидел, как падает раненый командир.
Корабль, оставшийся без управления, начал описывать кривую, подставляя борт противнику. В рубку вбежал боцман Красавин, схватился за штурвал.
Сильнее заревели моторы. Катер, взрезая воду, бурлящую от разрывов, полным ходом устремился вслед ушедшим вперед кораблям.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул Красавин. — Командира перевяжите!
В рубку вбежал краснофлотец с индивидуальным пакетом в руке…
В багровых отсветах огня боцману было видно: на береговой круче суетятся гитлеровцы, что-то кричат, стреляют из автоматов. Пулеметная очередь с катера заставила их залечь.
Остальные корабли уже подходили к берегу, когда катер снова вздрогнул от удара. Красавин рывком повернул штурвал и с досадой выпустил его. Рулевое управление не действовало. Бронекатер стал игрушкой течения. Оно медленно поворачивало его, словно подставляя под новые удары врага.
Под днищем заскрипело: мель.
Противник, надеясь разделаться с неподвижным, беспомощным кораблем, усилил стрельбу. Очереди автоматов и пулеметов хлестали по палубе. Но Красавин скомандовал:
— Все наверх! За борт, сталкивать корабль!
Через несколько секунд вся команда стояла в бурлящей воде, укрываясь от огня за бортом катера. Жгучий холод. Но его не замечали моряки, им, пожалуй, даже жарко казалось в студеной ноябрьской воде.
— Навались! — кричал Красавин.
Однако усилия были тщетны, катер словно прирос ко дну.
На правом берегу взвились ракеты. Пронзительный свист, грохот. Еще, еще… Корпус корабля стонал от ударов. Враг пристрелялся по неподвижному бронекатеру, бил наверняка. Снаряды ложились у борта, рвались на палубе, кромсали надстройки…
Упал последний командир корабля — боцман Красавин. Он до конца сдержал свою клятву, погиб как коммунист…
Корабли готовились к новому выходу в бой.
— Как там наш командир? — спрашивали моряки у каждого, побывавшего по каким-либо делам в тылу. Всем не терпелось, чтобы Лысенко быстрее вернулся к ним.
Но он не вернулся. На бронекатера пришла печальная весть: командир скончался в госпитале.
Имя Сергея Петровича Лысенко, героя волжских боев, было известно и почитаемо не только в отряде. Все военные моряки на Волге с уважением произносили имя замечательного боевого командира, с которым любой из них уверенно и смело пошел бы на самое трудное дело. В посвященной ему листовке политотдела Волжской военной флотилии говорилось: «Свой долг перед Родиной товарищ Лысенко выполнил до конца, честно и самоотверженно отдав свою кровь, капля за каплей, своему народу, своей Родине. Он приумножил боевую славу военных моряков Волжской флотилии.
Советские моряки! Родина, партия никогда не забудут мужественный образ командира-большевика…».
В знак признания заслуг перед Родиной защитник Сталинграда капитан 3 ранга Лысенко был посмертно награжден орденом Ленина.
Первый снег густыми хлопьями падает со свинцовосерого неба, словно спеша прикрыть истерзанную боями сталинградскую землю. Но не успеет он лечь, как уже чернеет от пороховой копоти, перемешивается с выброшенной взрывами землей.
Третий месяц, не утихая, идет битва за Сталинград. Мужеством и стойкостью его защитников изумлен весь мир. Раздосадованные неудачами гитлеровские генералы бросают в огонь все новые и новые дивизии из Германии, Франции, Северной Африки…
Ноябрь 1942 года. Положение защитников города исключительно тяжелое. Несмотря на героическое сопротивление, противнику удалось потеснить их к Волге.
Действия кораблей затруднены. «Сало» сплошной белой массой плывет по реке. В некоторых местах к берегу уже нельзя подойти, и, чтобы пришвартоваться, приходится с разгона проламывать ледяной припай корпусом корабля.
Броневые катера оказались выносливее всех остальных волжских судов: у них сильные моторы и прочный стальной корпус. Поэтому на их долю выпала вся тяжесть работы на переправах. Им теперь приходилось пробиваться не только сквозь огонь врага, но и через все более крепнущий лед.
Это было в одну из ноябрьских ночей. Покрытые снегом берега, реку, пятнистую от плывущих льдин, — все скрыл мутный полумрак. Луну плотно заволокли тучи. От скованной ледяным припаем кромки левого берега, с трудом отдирая примерзшие борта, отошел бронекатер с бойцами пополнения. Он держал курс к правому берегу. Корабль вел политрук Медведев— командир выбыл из строя в предыдущем походе.
