Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин
Миновали середину реки. Оставалось несколько минут хода. И вдруг выглянула луна.
— И вынесло же ее, будь она неладна! — выругался рулевой. — Не могла подождать немного…
— Нам еще полбеды, — озабоченно прервал его Медведев. — Посмотри, что на фарватере!
На середине Волги, на сверкающем поле льда виднелся маленький буксирный пароходик— одно из немногих судов, еще отваживавшихся выходить на реку. Буксир шел от правого, сталинградского берега, таща за собой огромную высокобортную баржу.
— Эх, накроют! — с досадой стиснул зубы Медведев.
Вокруг буксира уже взлетали столбы воды. Сверкнуло на борту пароходика. Он густо задымил, дернулся, свалился на бок и вскоре исчез под водой.
— Теперь за баржу примутся!
Но фашисты перестали стрелять.
«Почему они оставили баржу в покое?» — недоумевал Медведев.
Через несколько минут катер подошел к правому берегу. Пехотинцы проворно высадились на лед.
— Раненые есть на отправку? — крикнул Медведев командиру, пришедшему принять пополнение.
— Нет, — ответил тот, — только что с баржей отправили…
— Так это та самая! — догадался политрук.
Бронекатер поспешно отошел от причала. На луну набежало облако, стало чуть темнее. Маленький корабль затерялся среди ледяного поля. Но почему гитлеровцы не стреляют по барже? Ведь ее темная громада, конечно, видна…
На берегу вспыхнул прожектор. Яркий луч протянулся к барже, ощупал ее. Но огня враг так и не открыл.
«В чем дело?»— терялся в догадках политрук.
Осторожно маневрируя, бронекатер приближался к барже. Луч прожектора шарил вокруг нее.
Вдруг в голову Медведеву пришла простая мысль: «Приманка!» Враг знает, что советские воины не бросят товарищей в беде. И не торопится расправиться с баржей.
«Врешь, не поймаешь!» — стискивает кулаки Медведев. Начинается опасная игра. Медведев ведет корабль, стараясь избежать луча прожектора. Катер лавирует по разводьям, меж льдин. Улучив момент, подходит к барже со стороны левого берега, прижимается к ее борту. Противник так и не успевает заметить маленький корабль, теперь надежно укрытый высоким корпусом баржи. Прожектор продолжает шарить по реке, но она по-прежнему пустынна.
А на барже между тем все приходит в движение. По приказу Медведева раненых переводят на бронекатер, матросы перетаскивают тех, которые не могут двигаться сами.
Через несколько минут Медведеву докладывают:
— Все раненые на борту!
— А кто это там, на барже?
— Один человек. Уходить не желает.
Старик-водолив стоит на корме пустой баржи, приготовившись сбросить трос, которым пришвартован к ней катер. Моряки уговаривают его перейти на корабль, но старик упирается:
— А как же баржа? Отчаливайте, ребята, а я тут останусь. Я на ней сколь годов плаваю!
— Расколотит ее враг!
— Ничего, авось, обойдется.
Старика почти силой переводят на корабль.
Так и не замеченный противником, бронекатер удаляется от баржи. А гитлеровцы все ждут момента, чтобы накрыть ее огнем вместе с теми, кто подойдет с буксиром.
Раненые доставлены на левый берег. Старик остался на катере. Вздыхая, смотрит на луну, вновь выглянувшую из-за туч.
— Бесстыжая! Выпялилась, когда не надо!
Наконец становится темнее.
— Вот оно и ладно! — радуется водолив. — Теперь и за моей старухой пойдем!
Бронекатер отправляется за «старухой». Еще раз обманув бдительность противника, Медведев осторожно подходит к барже и берет ее на буксир. Не сразу заметив, что баржа тронулась с места, гитлеровцы начинают стрелять. Но поздно. Катер и баржа уже вблизи левого берега. Старик-водолив, снова стоящий на корме своей баржи, усмехается, выбирая сосульки из бороды.
— Что, взял, аспид?
Лед сковывает Волгу все крепче и крепче. Но, пробираясь по разводьям, проламываясь сквозь льды, неутомимые «броняшки» продолжают свою нелегкую службу. Теперь на каждый переход от берега к берегу вместо нескольких минут приходится затрачивать по часу. Большим ходом идти нельзя — поломаешь винты. Нередко, чтобы пробиться через заторы, приходится подрывать лед взрывчаткой.
Тяжело в эти дни командам. Малая скорость вынуждает совершать рейсы без передышек. Не хватает ночи, последний переход приходится заканчивать под обстрелом.
Корабли зажимает густое ледяное месиво. От перенапряжения отказывают моторы. Но моряки нашли выход: одномоторные катера ходят попарно, пришвартовываясь один к другому. Двухмоторные идут на одном моторе. Когда один перегревается, включается другой.
Моряки еле держатся на ногах. Спят не более трех часов в сутки. Но никто не просит отдыха: ведь их катера сейчас — единственное средство, при помощи которого возможно обеспечивать фронт в Сталинграде боеприпасами, продовольствием, пополнением.
Моторы перегреваются. Патрубки насосов, подающих к ним воду, забиваются ледяным крошевом. В машинных отделениях нестерпимая жара. Горячий пар заполняет тесные помещения, жжет горло. Нечем дышать. Мотористы работают в противогазах. Сутками не отходят от моторов, ощупью, в клубах пара налаживают, чинят их.
Успех в эти дни зависит прежде всего от выдержки и мастерства мотористов, от их находчивости, умения заранее предугадать возможные неполадки. Старшина 1 статьи Сеник в короткие часы отдыха собирает по катеру изношенные спецовки, старые мешки, тряпки, чехлы, сносит все это к себе в машинное. Кто-то из товарищей посмеивается:
— Ты что, утиль заготавливаешь?
Сеник хитро улыбается:
— В моем хозяйстве и тряпочка воюет!
На середине пути моторы от перегрева начинают сдавать. Минута-другая, и катер остановится. И тут-то начинает действовать Сеник со своим «утильсырьем».
— Клади на мотор! — командует, выхватывая из угла ворох заготовленного тряпья. — Лей!
На ветошь выплескивают ведра забортной воды. Моторы начинают работать ровнее.
— Вот вам и утиль! — радуется Сеник.
Вдруг грохот, всех отбрасывает в угол…
— Прямое попадание! В машинном пожар! — докладывает сигнальщик.
— Из отсека— все наверх! — приказывает командир.
Приказ — закон. Мотор заглушен. Карабкаясь в дыму по трапу, мотористы выбираются на палубу. Последним подымается оглушенный Сеник. Поспешно захлопнут люк, выход огню закрыт.
— Разрешите спуститься, — отдышавшись, обращается Сеник к командиру.
— Задохнетесь!
— Я с противогазом…
— Ну что ж, попробуйте.
— Разрешите и нам! — порываются остальные.
Командир не разрешает.
Натянув противогаз, Сеник рывком открывает люк. Оттуда вырываются клубы дыма.
— Закрывай! — машет Сеник и спрыгивает вниз. Мотористы задраивают люк.
Минута, другая, третья… На палубе тишина, все вслушиваются. И вот — долгожданный рокот мотора…
Несколько рук тянутся к люку. Из машинного еще валит дым. Затем за край люка ухватывается закопченная рука с обгорелым обшлагом робы, вслед за ней показывается голова Сеника. Моторист вылезает на палубу, стаскивает с головы почернелый, местами сморщенный от жара противогаз. Глотнув свежего воздуха, докладывает:
— Все в порядке!
Старшина 2 статьи Коршунов по привычке проснулся часа через три. Открыл глаза и удивился. Над его головой не было знакомого клепаного железного подволока кубрика. Вместо него Коршунов увидел тщательно выбеленный бревенчатый настил землянки, освещенный неярким светом.
«Да я же в медсанбате!» — вспомнил с досадой.
Закрыл глаза, пытаясь снова заснуть, но беспокойство мешало: «Вот замполит! Прогнал меня. И как это я поддался?»
Попытался повернуться на бок, но боль в бедре заставила стиснуть зубы. Боль постепенно прошла, однако успокоиться и заснуть Коршунов по-прежнему не мог: томила тоска по кораблю. Всеми мыслями и всем сердцем он был сейчас там. В памяти неотступно стояло недавнее.
…Корабль — в который раз за эти дни — идет к правому берегу. То и дело снаружи, за обшивкой, слышится протяжный резкий скрежет, словно кто-то огромным ножом пытается распороть борт: корабль продирается сквозь лед. Еще слышно, как гулко стреляет носовая пушка.
Но вот удар, потрясший все: прямое попадание.
— Цуприк, пробоина! — кричит Коршунов, ощупывая правую ногу.
Цуприк бледный, на робе кровь. Видимо, тоже ранен. Однако спешит на помощь Коршунову.
Вода врывается сквозь пробитый борт, заливая помещение. Мотористы торопливо заделывают пробоину. Струя хлещет им в лица, сбивает с ног. Они поднимаются, продолжают работу. И вот пробоина закрыта.
Однако борьба за жизнь корабля еще не окончена. Клубы горячего пара наполняют машинное отделение: осколками снаряда пробиты радиаторы. Нельзя терять ни секунды, иначе перегреются и заглохнут моторы.
