Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров - Юрий Васильевич Бондарев
Новиков на секунду оторвался от стереотрубы. Дым сплошь застилал и западную окраину Касно, ничего не видно было, только острие костела багрово светилось в пепельной мгле. Гул непрерывной артиллерийской пальбы толчками доходил оттуда – немцы атаковали и там.
И Новиков понял: немцы снова пытались взять город с запада, рассчитывая облегчить этим прорыв всей или части вырвавшейся из окружения в Ривнах группировке к границе Чехословакии.
«Ах, так вот оно что!» – с чувством понятого им положения и даже с каким-то сладким облегчением подумал Новиков и подал команду:
– Приготовиться! Овчинникова к телефону!
С гулом, точно остановившись над высотой, треснул дальнобойный бризантный; из черного облака, возникшего над орудием, ринулись осколки, зашлепали впереди ровика.
А старшина Горбачев, следя за продвижением левой колонны, за танками, вроде бы улыбнулся одними трепещущими ресницами.
– Кончай ночевать! – И ногой задвинул мешок из-под галет в нишу, посмотрел на Новикова выжидательно. Телефонист Колокольчиков, пригнувшись к аппарату, беспрерывно, осиплым тенорком вызывал орудия Овчинникова. Орудия не отвечали.
– Ну? Что? – поторопил телефониста Новиков. – Связь!
Он глядел на бурые навалы позиции Овчинникова, на кусты возле нее, густо усеянные разрывами. От кустов этих бежала зигзагами человеческая фигурка, падала, ползла, вставала и вновь бежала сюда, к высоте. Колонна, вытекая из ущелья на шоссе, толстым потоком неудержимо катилась на орудия Овчинникова. И, тускло отсвечивая красным, первые танки в голове колонны ударили из пулеметов по этой одиноко бегущей фигурке, трассы веером метнулись вокруг.
– Ну? – Новиков резко оторвался от стереотрубы. – Что у Овчинникова там, Колокольчиков? Быстрей!..
Тот моргнул растерянными глазами, сказал шепотом:
– Не отвечают… Связь порвана… Перебили. Я сейчас, я сейчас… по связи, – и, опустив трубку, начал медленно подыматься в окопе, зачем-то старательно отряхивая землю с рукавов шинели.
– Бросьте свою чистоплотность! – крикнул Новиков и, теряя терпение, показал в поле: – Вон там идут по связи от Овчинникова! Видите? Давайте навстречу, по линии! Чего ждете?
– Разрешите, товарищ капитан! Как на ладони вижу. Я и пулеметик захвачу. – Покачивая плечами, пододвинулся к нему Горбачев, жгуче-золотистые глаза его спокойно и никак не прекословя блестели Новикову в лицо. – Оставайся у аппарата, парнишка. – Он оттолкнул связиста в ровик. – Куда он в мины полезет? Я здесь всё как свои пять пальцев…
– Возьмите с собой Ремешкова, – приказал Новиков. – Возьмите его…
Колокольчиков, как если бы ноги сломались под ним, сел на дно ровика около аппарата, с ненужным усилием стал продувать трубку, а дыхания не хватало. Видно было: он только что – в одну секунду – мысленно пережил весь путь от высоты до орудий Овчинникова.
Новиков, соразмеряя расстояния между орудиями Овчинникова и катящейся массой колонны, понимал, что Овчинникову пора открывать огонь. Пора… Он думал: после того как передовые немецкие танки увязнут в перестрелке, натолкнувшись на орудия и на минное поле, он, Новиков, откроет огонь с высоты вторым взводом Алешина – во фланг им, сбоку.
Не слышал он за спиной невнятного бормотания Ремешкова, вызванного разведчиком Горбачевым. Гибко изогнувшись, неся ручной пулемет, Горбачев выпрыгнул из окопа, и вслед за ним выполз на животе Ремешков, елозя по брустверу ботинками, онемело раскрыв рот, и исчез, скатился по краю высоты вниз. Новиков поискал глазами человека, что бежал от Овчинникова, – маленькая фигурка распластанно лежала на поле, ткнувшись головой, разводя ногами: чудилось, плыла, а струи пуль всё неслись к ней, выбивая из земли пыль.
«Ну, огонь, огонь! Пора! Открывай огонь, Овчинников!» – хотелось крикнуть Новикову, теперь уже не понимавшему, почему тот медлит. Это был предел, после которого была гибель.
Почти в ту же минуту рваное пламя вырвалось из земли, где темнели огневые позиции Овчинникова, мелькнули синие точки трасс, впились в черную массу колонны. Будто короткие вспышки магния чиркнули там.
Одновременно с орудиями Овчинникова справа загремели иптаповские батареи, врытые в землю танки.
– Начал!.. – крикнул кто-то в окопе за спиной. – Начал! Овчинников начал, товарищ капитан! Соседи начали!..
«Теперь ни секунды промедления! Ни секунды! Давай, Овчинников!» – с отчаянным чувством азарта и облегчения подумал Новиков. Он увидел, как низко над землей остро вылетало пламя из орудий Овчинникова, как в дыму засуетились на огневой позиции появившиеся люди, и привычно ощутил сладкие уколы в горле – знакомое возбуждение начавшегося боя.
– Товарищ капитан! Начинать? Товарищ капитан, начинать? – услышал Новиков звенящий голос младшего лейтенанта Алешина, но не обернулся на крик.
Колонна, катившаяся по шоссе темной массой на орудия Овчинникова, замедлила движение, прикрывавшие ее танки с прерывистым ревом круто развернулись позади колонны, переваливаясь через шоссе, съехали на целину и, покачиваясь тяжело и рыхло, увеличивая скорость, поползли к голове колонны. Там, обволакиваясь нефтяным дымом, горели три головных танка. Изгибаясь змейками, пульсировал на броне огонь.
С чугунным гулом ползущие по целине танки, очевидно, издали засекли орудия Овчинникова. Высокие столбы земли выросли вокруг позиций. Новиков приник к стереотрубе. Орудия исчезли в закипевшей мгле, длинные языки пламени лихорадочно и горизонтально выскакивали из черноты: нет, Овчинников вел огонь.
Две приземистые, глянцевито-желтые легковые машины, что двигались в центре колонны под прикрытием четырех бронетранспортеров, розово сверкнув стеклами, плоскими жуками расползлись по шоссе, повернули на скорости назад, запрыгали на рытвинах, мчась по полю в сторону соснового урочища, к ущелью, откуда непрерывно вытекала колонна.
В середине колонны из крытых брезентом машин стали поспешно спрыгивать фигурки немцев, бросились в разные стороны, скачками побежали за танками, вся котловина засветилась автоматными трассами.
И Новиков, со злой досадой увидев, как умело ушли из-под огня офицерские легковые машины, видя, как тяжелые танки, непрерывно выплевывая огонь, упорно атаковали позиции Овчинникова, подумал: «Вот оно… пора!..» – и лишь тогда посмотрел в сторону орудий Алешина, на сутуло замершие фигуры солдат.
– Внимание-е! – подал он команду особенным, страстным, возбужденным голосом. – По головным танкам – бронебойным, прицел постоянный. – Он сделал короткую паузу и выдохнул: – Ого-онь!
Резкий грохот, сотрясший воздух на высоте, горячо и больно толкнул в уши, Новиков не расслышал команд Алешина на огневой – стремительные огни бронебойных снарядов мчались от высоты туда, в плотный жирный дым, затянувший орудия Овчинникова, танки в котловине. Дым сносило к тускло-багровому озеру, он недвижно встал, скопился меж кустов. В просветах возникали черные низкие туловища танков: они как бы ускользали от бронебойных трасс, и Новиков с решимостью, с незавершенной злостью, которая горела в нем сейчас к тем, кто защищенно сидел в недрах танков, готовый убить его, и
