Иван Шевцов - Бородинское поле
Замаскировав машины в кустах, Макаров и Кавбух пошли к двум пограничникам, стоявшим возле глубокой воронки. Оба с автоматами. Серые лица испачканы землей. Смотрят в сторону Орла, откуда доносится характерный рокот моторов. Где-то там, еще далеко, идут танки. Метрах в трехстах от опушки прямо на поле догорает немецкий самолет. Ветер доносит от него неприятный смрад.
- Это кто его? - Макаров кивает в сторону обломков самолета.
- Лейтенант. Из противотанкового ружья, - отвечает сержант.
- Он где, лейтенант? - спрашивает Макаров, и в голосе его звучит напряженная настороженность.
- Здесь… - Сержант делает вялый жест рукой на огромную воронку и печально прибавляет: - И Шишков тут, вместе с лейтенантом был. Прямое попадание.
Макаров и Кавбух подходят к краю воронки.
- Вот она, смерть, какая - и хоронить нечего, - сокрушенно говорит Добрыня. - Сожгло - и прах развеяло-разметало в чистом поле.
- Как фамилия лейтенанта? - спрашивает Игорь.
- Не знаю. - Сержант пожимает плечами.
- Вы разве не из одного погранотряда? - удивляется Игорь.
- Из одного, только заставы разные, - отвечает- сержант.
- Кажется, Гришин его фамилия, - вспомнил другой пограничник. - Точно, Гришин. Он говорил, что дядя у него в Москве, на каких-то Верхних Котлах живет.
- Есть такие, Верхние Котлы, - говорит Игорь, коренной москвич, и вслушивается в звуки моторов. На какую-то минуту он погружается в глубокую задумчивость. Его мысли, как всегда, резким неожиданным возгласом вспугивает Кавбух, он протягивает руку в сторону Орла:
- Вон они, смотрите, смотрите, танки! Тьма-тьмущая.
И верно, из-за перевала показались танки. Они шли тремя колоннами по шоссе и по обочинам. Много танков, трудно сосчитать. Да и некогда было.
- По машинам! - скомандовал Макаров и потом, понизив голос, обратился к пограничникам: - Вы пойдете со мной.
Договорились, что из засады первым будет стрелять командир. Его выстрел послужит для второго танка сигналом к открытию огня.
Макаров усадил пограничников на броню своей тридцатьчетверки, посоветовал привязаться к поручням ремнями, чтоб не сбросило на крутых поворотах. Пробовал шуткой подбодрить:
- Держись, ребята, ничего страшного, все будет как в кино. Замаскированные в кустах танки стояли на опушке рощи. Макаров и Кавбух, приоткрыв люки, наблюдали за движением стального клина танковой армии Гудериана, охраняемого сверху "мессершмиттами". В устрашающем грохоте моторов, от которого дробился воздух и стонала земля, ощущались дьявольская уверенность в своей мощи и неуязвимости и дерзкий вызов всему живому. Восемьдесят танков, восемьдесят стальных крепостей, в сопровождении пехоты, посаженной на бронетранспортеры и мотоциклы, неудержимой лавиной надвигались на маленькую златокудрую, искалеченную бомбами рощицу, в которой, притаясь, стояли всего два танка.
Не раз смотрел смерти в глаза Игорь Макаров; не однажды ходил над пропастью… Но даже в последнюю ночь в занятом немцами Орле, когда казалось, что западня захлопнулась и ему уже не вырваться из фашистского капкана, он не испытывал того чувства, которое охватило его сейчас. Это был не страх, хотя чувство страха ему было знакомо. Это было нечто иное, более страшное, чем тревога за собственную жизнь. То было доселе неизвестное, впервые осознанное чувство огромной всемирной беды, жуткой катастрофы, надвигающейся над людьми, - не над ним, Игорем Макаровым и его товарищами, что стоят рядом с ним, а над теми, что за их спиной, в окопах и блиндажах, что под Мценском и за Мценском, под Тулой и за Тулой, что под Москвой и в Москве. Выстоят или будут смяты и раздавлены чудовищным, гигантским раскаленным утюгом, за которым тянется след примятой выжженной земли?
Катится лавина, все резче и свирепей ее гул, он не в уши врывается, а пронизывает все тело, каждую клетку, заполняет душу тяжелым свинцом. Вот они уже отлично видны, ощетинившиеся жерлами пушек, дулами пулеметов. Чем ближе к роще, тем осторожней их движение. Игорь видит, как поворачивается хобот идущего впереди танка. И выстрел. Затем другой. Шмелем прожужжали снаряды. За ними пулеметная строчка. По роще. "Неужто обнаружили?" - мелькает тревожная мысль. Снаряды летят мимо. Нет, стреляют наобум, на всякий случай. Боятся. А ведь и вправду боятся, трусят. Кажется, пора. Уже совсем близко. Вполголоса, будто его могут услышать враги, он командует:
- По головному танку…
А мысль торопливо сверлит мозг: только бы с первого снаряда, как будто это что-то решит. Выстрел!
Сверкнула змеей в воздухе и отлетела в сторону гусеница. Макаров недовольно поморщился, подумав о наводчике: "Это он случайно? Или намеренно целился в гусеницу? Подраненный танк по инерции развернулся на девяносто градусов, выставив уязвимый бок. И Макаров не успел скомандовать, как раздался второй выстрел, и черный клуб дыма хлынул из смертельной раны врага. Лавина не остановилась, напротив, она как будто ускорила движение, отвечая шквалом огня. Но острие ее клина, направленное по шоссе, разделилось надвое. Лавина разделилась на два потока, образуя клещи. Две колонны повернули от шоссе - одна вправо, другая влево, обходя рощицу с флангов. Игорь видел, как задымился еще один танк. Он понимал, что медлить больше нельзя, иначе два его танка окажутся в стальном мешке. Круто развернув свою тридцатьчетверку, он прошелся перед танком Кавбуха, высунувшись из люка, замахал рукой:
- Давай за мной! Отходим.
Маршрут отхода был ему известен: не по шоссе, а параллельно, по обочине. Через четверть часа они подходили к небольшой багряно-золотистой рощице, подозрительно приумолкшей, выжидательно-настороженной. Игорь чутьем бывалого солдата угадывал, что в рощице стоят наши в засаде. Открыл люк, приветливо заулыбался пограничникам:
- Как, мои пассажиры, живы?
- Сами-то живы, только всю душу вытряхнули: телега-то ваша, видать, без рессор, - так же весело и добродушно отозвался сержант.
- Коль живы сами, то и душа с вами. Вы-то не очень вперед высовывайтесь: невзначай и свои могут подстрельнуть, - предупредил Игорь и, выбросив, как было условлено, флажок, спрятался в люк.
У самой рощи из-за куста вышел танкист в шлеме и засаленной куртке, поднял флажок. Игорь открыл люк, легко соскочил на землю, весело заговорил:
- Лаврененке - салют!
Но лейтенант Лаврененко энергично махал флажком водителю макаровского танка: давай, мол, ныряй в рощу. И когда оба танка скрылись в зарослях, подминая кусты и мелкие деревца, спросил Игоря:
- Ну что там, в роще? Как наши чучела?
- Все перепахано бомбами. Березки вверх корнями стоят, - ответил Игорь. Он был возбужден и оттого, что удачно выполнил боевое задание, и оттого, что целым и невредимым возвратился к своим.
- А как у вас? - спросил Игорь обступивших его танкистов.
- Пехоте досталось, - ответил Лаврененко. - А мы отделались легким испугом. Нет, ты скажи, здорово фрицы клюнули на нашу приманку! А? Мы видели, как они долбили рощу, точно коршуны.
Подошел капитан, строгий, подтянутый, сурово спросил:
- Макаров, твои танки? - Хотя и знал, что его. - Давай в свою роту. Ты нас демаскируешь.
- А где она, наша рота? - спросил Игорь.
- Где-то там… - Капитан неопределенно качнул головой вправо и только теперь осведомился: - Что немцы? Близко?
- Разбились на две колонны, идут по обе стороны шоссе. Через полчаса, а может, и раньше будут здесь.
- Понятно, - сказал капитан и решительно прибавил: - Ты вот что, не задерживайся, ищи свою роту. Гусев должен быть где-то тут недалеко.
Дмитрий Лаврененко проводил Игоря до его танков. Увидав пограничников, сидевших на танке, спросил, сверкая глазами;
- Твой десант?
- Половина десанта, - угрюмо ответил Игорь и прибавил: - Половину там оставили. И лейтенанта.
- Похоронили? - Лицо Лаврененко сделалось суровым.
- Нет, нечего было хоронить: бомба угодила в их щель… Жалко ребят.
- Расквитаемся, - коротко сказал Лаврененко и вздохнул.
- Уже расквитались, - сообщил Игорь. - Лейтенант из ружья свалил "юнкерс", да мы две коробки подожгли.
- А что ж ты молчишь? - оживился горячий, темпераментный Лаврененко. - Поздравляю, Игорь. Ты открыл счет сегодняшнего дня.
- День предстоит жаркий, - сказал подошедший Кавбух. - По моим подсчетам, их около сотни наберется, танков-то.
- Плохо считаешь, старший сержант, - сказал Лаврененко. - Четвертый месяц в бою, пора научиться.
- А еще Главбух называешься, - дружески подмигнул Игорь.
- Ну, я точно не ручаюсь, - смутился Кавбух. - Может, девяносто, но не меньше восьмидесяти.
- Не девяносто, а тридцать, - твердо сказал Лаврененко. - Надо считать, один к трем. Потому что, во-первых, мы в обороне. Наступающий должен иметь трехкратное превосходство числом. А во-вторых - и это главное, - мы на родной земле. Тут каждый кустик за нас. Понял, как надо врага считать?
