Крымское зарево - Александр Александрович Тамоников
Он оставил огорченного Подбельца одного и вернулся назад на поляну. Снова построил разведчиков.
— Где заключенная?
Стукаленко ответил первым:
— Ее товарищ майор увел с собой.
Глеб качнул головой: видимо, и сам энкавэдэшник растерялся от того, что вышло из его затеи, поэтому поскорее сбежал с поляны.
Командир оглядел своих ребят. Они стояли бледные, строгие после увиденного. Жутко вот так близко столкнуться со смертью, и не просто гибелью во время сражения, а невероятной жестокостью, когда вдруг человек превращается в зверя и готов убивать себе подобных.
Глеб тихо произнес:
— Товарищи, ребята, бойцы, помните: не давайте боли и страданиям вами овладеть. Позволите себе такое — и совершите ошибку. Подбелец получил признание, но не ценные сведения. У заключенной можно было узнать, кто выжил, куда переправили оставшихся детей, списки имен, чтобы сообщить родственникам. Помните, что вы воюете не ради мести, не ради чьей-то смерти, пускай даже вашего врага, а ради жизни! Жизни будущих поколений, ваших товарищей, ваших будущих детей, ваших родных. Для этого мы здесь, чтобы жить и подарить другим жизнь.
Сейчас отправляйтесь на обед, занятия продолжим после обеда.
Оставшийся день в лагере прошел как всегда — снова занятия, вездесущий Тарасов с едкими замечаниями. Только бойцы до самого вечера были притихшими, не перебрасывались шутками.
Ночью Шубин долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, думал о сегодняшнем дне. Сам себя спрашивал: «А ты-то, Глеб Шубин, для чего воюешь, для чего на фронт рвешься? Ради жизни или мести за тех, кто погиб? Где твое место?»
Потом прислушался к мерному дыханию своих подопечных, почувствовал, как теплеет в груди, и твердо решил: «Останусь! Научу их всему, что знаю сам, все сделаю, чтобы они стали первоклассными разведчиками. Чтобы воевали с умом, выходили из любой ситуации живыми. Здесь мое место, для спасения их жизней буду служить!»
Глава 3
Грузовичок ревел изо всех сил, фыркал, но не трогался с места. Его колеса снова завязли в жидкой грязи и беспомощно выбивали фонтаны мутной воды: несмотря на то что сегодня было 10 января, с неба на Крымский полуостров лился без перерыва снег с дождем. Снежная морось размыла лесную дорогу, превратив ее в жидкое болото, и теперь почти каждый километр трехтонка тонула в коварных поймах из скользкого грунта. Шофер досадливо выругался, но сидящий рядом майор НКВД дважды стукнул по металлу кабины, подавая условный знак. Уже в который раз из кузова мгновенно спустились шесть фигур в плащ-палатках и навалились на борт ЗИСа. Завыл двигатель, колеса вгрызлись в размытую землю, но дернулись и соскользнули обратно с твердого холмика.
Водитель снова потянулся к дверце.
— Глубоко засели, не могут вытянуть. Подмогну ребятам. Вы, товарищ майор, на педальки жмите и баранку вот так вот вбок крутите, чтобы увести на край машину.
В ответ энкавэдэшник сурово приказал:
— Сиди, разберутся.
Удивленный шофер притих на своем месте. Ему было очень неловко: столько раз проезжал эту дорогу и всегда вместе со своими пассажирами, солдатами и офицерами, прибывшими на передовую часть фронта, дружно вытаскивал машину из грязи. Мужчины хохотали, ругались крепкими словами, но делали общее дело, работали вместе, кучно, плечо к плечу, отчего возиться на холоде под ледяным дождем было не так тяжко. Потом по очереди пускали в прыгающем кузове дерущую горло самокрутку и крепкие сто граммов, чтобы согреться. Так и добирались из тыловой части до основных войск, к передовой линии боев с чувством настоящего фронтового товарищества, ощущая поддержку однополчан во всем.
А вот эти пассажиры оказались странными: крошечный отряд в шесть человек под командованием молчаливого офицера, да в сопровождении сурового особиста. Обычно в трехтонку набивали как можно больше личного состава, провианта, боеприпасов — все, что нужно доставить на передовую линию фронта. В этот раз шесть человек молча ехали в практически пустом грузовике рядом с ящиками, укрытыми брезентом. И вещей у них было удивительно мало, ничего, кроме оружия, тощих вещмешков на плечах. Остальные ребята прибывали в расположение части с чемоданами, тюками, туго набитыми вещами, чтобы в окопах и землянках хоть немного обустроить скромный быт. Эти бойцы вели себя совсем по-другому: молчали, не перекидывались шуточками, не хохмили, только по двойному стуку ладони мгновенно и слаженно выполняли приказ. Да что там, их движения, бесшумные и быстрые, вызывали у водителя холодок на затылке. Он сразу вспоминал ночные байки с фронтовиками у костра про привидения и призраков, до того бестелесными и в то же время сильными оказались странные бойцы, неразличимые в одинаковых черных плащ-палатках.
Грузовик внезапно осел назад, натужно закряхтел стареньким двигателем. Водителю стало понятно, что никто не помогает ему выкарабкаться из глубокой лужи. Он вопросительно взглянул на сопровождающего майора. Тот сидел с равнодушным выражением лица, ни единым движением не выказывая своего беспокойства. И шофер растерянно замер над баранкой, отпустил педали. Решив про себя, что с офицером НКВД лучше не ругаться, хотят стоять в темноте посреди дороги — да пускай. Час в запасе у него есть, главное — успеть до рассвета добраться до расположения части. Немцы под утро запускали «рамы» для воздушной разведки, когда хоть что-то можно было рассмотреть в скудном рассветом свете. Иногда бомбили дорогу, потому что окопная фортификация была тщательно замаскирована и люфтваффе ничего не оставалось, как атаковать с воздуха единственную дорогу, что вела к передовой. Поэтому и ездила теперь трехтонка по ночам, с выключенными фарами, практически наощупь по разбитой снарядами дороге.
Минуты тянулись медленно, водитель ерзал на своем сиденье, не понимая, что же происходит. Вдруг грузовик заходил ходуном, чья-то крепкая ладонь стукнула по борту, подавая сигнал к движению. Шофер едва выжал сцепление, как ЗИС подпрыгнул на тонких стволах деревьев, нарубленных разведчиками, и за секунду выбрался из канавки. Бойцы на ходу запрыгнули в открытый кузов, уселись в кружок и замерли, скрывая дрожь замерзших тел. Ни слова не проронили они, пока помогали грузовику выбираться из грязи, делали все слаженно по движению рук командира. Крепко вбил он им в головы правило разведки: «Меньше говори, больше наблюдай и делай».
Отряд разведчиков впервые ехал из учебного лесного лагеря на передовую, чтобы показать все, чему их обучил командир отряда, капитан фронтовой разведки Шубин. Молодые разведчики старались ничем не выдать своего волнения: что ждет по прибытии, какое задание им дадут и получится ли его выполнить? Каждый из них пребывал в своих мыслях, в том числе и сам командир. Их осталось всего пять из десяти
