Анатолий Полянский - Война - судья жестокий
— Повезло тебе, Иванцов, — шепнул мне перед уходом Дылда, выразительно подмигнув. — Хоть несколько дней покантуешься без занятий и строгого начальственного ока.
Шелест протянул мне руку и сказал:
— Будем знакомы. Тебя как зовут? Костя?.. А меня, как ты, наверное, уже слышал, Николаем Николаевичем. Так и будем общаться друг с другом.
Капитан был невысок ростом и узковат в плечах. Ни мощных бицепсов, ни пудовых кулаков не имел, зато лицо было выразительным. Высокий покатый лоб венчала шапка смолистых кудрей, непокорно выбивающихся из-под фуражки. Большие карие глаза с огоньком обрамляли пушистые, как у девушки, ресницы. Губы полные, красиво очерченные, мягкий подбородок. У баб он наверняка пользовался бешеным успехом, хотя, как я позже выяснил, оставался холостяком, точнее — разведенным. Да и прожил-то с женой, признался потом Шелест, всего три месяца, после чего разбежались в разные стороны навсегда. Спустя некоторое время, получше его узнав, я, кажется, понял почему. Капитан был слишком увлечен работой, мог сутками пропадать на службе, а это редко какой жене может понравиться.
Следователь присел на топчан, стоящий в углу. Его где-то раздобыл старшина, торжественно водворил в канцелярию для антуража и отдыха командира. Боярышников действительно спал на топчане, когда заступал в наряд дежурным по полку. Ему было положено четыре часа ночного отдыха.
— Что ты, Костя, обо всем этом думаешь? — спросил Шелест, жестом приглашая сесть на стул.
— Скверная история, — пожал я плечами.
— Слабо сказано. Паскудная! Убить своего брата-солдата — преступление, которому нет и не может быть оправдания! — жестко проговорил капитан и, помолчав, поинтересовался, что за человек был Вышневец.
— Да как вам сказать, товарищ капитан… — раздумчиво протянул я и тут же спохватился: — Виноват, Николай Николаевич!..
— Ничего, привыкнешь, — улыбнулся он. — Продолжай.
— Скрытный был очень, весь в себе. Ни с кем секретами не делился. Я знаю, что Валет — так мы его прозвали за любовь к карточной игре на интерес — сидел вроде бы за разбой.
— Друзья у него были?
— Практически нет. Только Букета он считал как бы своим.
— Кто такой?
— Я говорю о рядовом Виталии Букетове. Он тоже из этих… из бывших осужденных.
— За что отбывал наказание?
— Говорит, что за девчонок вступился. К ним парни пьяные приставали, а он боксер. Вот и отправил двоих в нокдаун. Одному челюсть сломал, другому пару ребер. За это и упекли.
— Ты ему веришь?
— Да, товарищ… Николай Николаевич.
— Вот давай с него и начнем. Зови.
Увы, допрос Букета, как и других солдат взвода, ничего нового к характеристике Вышневца не добавил, разве что некоторые не очень существенные мелочи. Я был прав, говоря, что Валет держался особняком и язык зря не распускал. Шелест был разочарован. Он, вероятно, надеялся на большее. От сослуживцев Вышневца капитану хотелось получить более подробные сведения об облике преступника и его поведении. Откуда у парня, например, появился пистолет, найденный ротным? Что намеревался с ним делать? Не высказывал ли чего крамольного?..
Ничего этого ребята не знали. Лишь последний из опрашиваемых Лева Арончик, которого капитан оставил на закуску, уже не надеясь узнать что-либо, неожиданно сообщил любопытную деталь. Он видел, как Валет однажды общался с прапорщиком Столбуном. Они, размахивая руками, о чем-то ожесточенно спорили.
— Кто такой этот прапорщик? — спросил Шелест.
— Заведующий оружейным складом, пояснил я. — Личность знаменитая. Захар Яковлевич Столбун — ветеран нашей части, имеет боевые награды. Его портрет на Аллее Героев позади плаца висит рядом с Горобцом и командиром полка. Все они воевали в Афганистане, потом в Чечне. Люди очень заслуженные!
— Что может быть общего у рядового с ветераном? — задумчиво протянул капитан.
— Не исключено, что Вышневца ротный или старшина за чем-нибудь на склад посылали.
— Вполне вероятно, — согласился Шелест, — но проверить не мешает.
Отпустив Арончика, капитан, не теряя времени, разыскал сперва Сома, потом ротного и расспросил каждого персонально. Оказалось, Валета никто из них на склад не направлял, надобности такой не было.
Вернувшись в канцелярию, Шелест сел за стол ротного и крепко потер лоб ладонью. А я по наивности брякнул: считаете, что это ниточка, за которую можно ухватиться?
— Начитался ты детективов, Костя, — засмеялся капитан. — Но как бы там ни было, зацепка все же есть. Откуда могло попасть к Вышневцу оружие?.. Возможно, со склада.
— Он мог купить его где-нибудь на базаре. Сейчас это запросто делается, были бы бабки.
— Верно, теперь все продается и покупается, в том числе оружие, но пистолет, обнаруженный у Вышневца, новенький. Из него еще не стреляли, а на базаре, как правило, продаются подержанные стволы частенько с перебитыми номерами, чтобы замести следы предыдущих преступлений. — Капитан помолчал, глядя куда-то мимо меня, и неожиданно предложил отправиться прямо сейчас к Столбуну.
Прапорщик оказался на месте и занимался проверкой накладных. Встретил он нас довольно нелюбезно.
— Зачем я понадобился прокуратуре? — спросил Столбун с вызовом. Черные, лохматые, с обильной проседью брови его сердито сошлись над переносицей. Лицо, подбородок, острые скулы, горбатый нос как-то сразу затвердели.
— Вы знакомы с рядовым Вышневцом? — сразу взял быка за рога Шелест.
— Ах, вот в чем дело, — проскрипел прапорщик, и губы его сложились в кривую усмешку. — Это тот тип, что драпанул с губы, убив часового?.. Не имел чести знать.
— И никогда с ним не сталкивались?
Столбун посмотрел на следователя враждебно.
— Я же сказал, мы незнакомы.
— Странно, — протянул капитан, — а есть свидетель, который показывает, что на днях видел вас оживленно беседующих.
Ни один мускул не дрогнул на лице заведующего складом. Ответил он с невозмутимым спокойствием: мало ли к нему, дескать, присылают солдат по разным вопросам. Может, и этот тип был. Разве всех упомнишь?
Больше ничего существенного Столбун не сказал. Прапор твердо стоял на том, что его хата с краю. Мы покинули склад, что называется, несолоно хлебавши. По крайней мере, я так думал, но Шелест, как оказалось, был иного мнения. Когда мы вернулись в канцелярию, он неожиданно сказал:
— Полезный визит! Теперь я почти уверен, Костя, что Столбун Вышневца знал. Заметил, как окаменело лицо прапорщика при упоминании убийцы? Выдержка у него, конечно, колоссальная, но до конца он не мог сдержаться.
Следователю нельзя было отказать в проницательности. Он явно был неплохим психологом. Когда я сказал ему об этом, Шелест засмеялся.
— Профессия обязывает, Костя. Я же ее сам выбрал.
Подтверждение догадки следователя о связи Столбуна с Вышневцом мы нашли на следующий день, причем совершенно случайно. Шелест продолжал опрашивать солдат и офицеров роты. Я прилежно записывал показания, набив, можно сказать, на этом руку. Ничего мудреного в том не было. Только строчи побыстрее да основные моменты в рассказе допрашиваемого улавливай, не растекаясь по древу. Прочитав одно из моих последних творений, капитан даже меня похвалил, а доброе слово, как говорится, и кошке приятно.
Ничего существенного в показаниях ребят не было, так, отдельные моменты, подтверждающие заносчивость Вышневца. И хотя Шелест упорно продолжал свою работу, я уже не верил, что удастся узнать хоть что-то новое. И хотел даже сказать об этом капитану, как вдруг в канцелярию стремительно вошел запыхавшийся Сомянин.
— Прошу прощения, товарищ капитан! Можно?
— Заходите, старшина, — радушно пригласил Шелест. — У вас что-то срочное?
Прапорщик был явно взволнован. Даже усы топорщились в разные стороны больше обычного.
— Уж не беглеца ли поймали? — спросил капитан. — Да вы присаживайтесь, прапорщик.
— Ни, того гада ше не схватили! — мотнул головой Сом. — Его шукают усиленно. Милиция подключилась, даже ФСБ.
— Значит, будем надеяться, — заметил Шелест, и я уловил, что следователь не очень-то верит в розыскные способности названных прапорщиком структур. Надо полагать, капитан уже не раз имел с ними дело. Случаи дезертирства солдат случались во всех армейских частях. Нам неоднократно зачитывали грозные приказы министра обороны по этому поводу. Офицеров жестко за них наказывали: снимали с должностей, понижали в званиях. Смысла в этом не было. В чем виноват какой-нибудь Ванька-взводный, ежели его солдату моча ударила в голову и он драпанул до дому? В чужую душу не залезешь, какие шальные намерения в башке бродят — не узнаешь. При чем же здесь командир!
— Так что привело вас ко мне, прапорщик? — спросил Шелест у Сомянина.
— Тут дело такое, товарищ капитан. Докладаю! Вчера у меня из-за этой беготни совсем с головы вылетело. Нужно было сразу получше глянуть вещички убивца, которые у нас по распоряжению ротного в каптерке хранятся. А нынче я Дылде, виноват, ефрейтору Хворосту велел перетряхнуть их как следует. Гляньте, шо вин обнаружил. — Старшина вытащил из кармана и положил на стол три коробочки пистолетных патронов. — Представляете, шо ховала сволота в служебном помещении! — возмущенно пророкотал Сом. — Там фанерка проходит у стены в каптерке, так они за нее были засунуты.
