Брэд Брекк - Кошмар: моментальные снимки
И вот ещё что хочу сказать…
С самого первого дня, с самого приезда в долину меня не покидает смутное, неотвязное ощущение, что я уже был здесь раньше. Deja vu.
Мне снились об этом сны. Было это давно, в другом времени. Я тогда был индейцем. Помню, старики били в обтянутые оленьей кожей барабаны, а я, десятилетний мальчик, распевая песни, прыгал в мокасинах вокруг священного костра и кричал на разные лады то голосом брата-совы, то голосом брата-орла, то голосом брата-ворона.
Один из снов перенёс меня в Белла-Кулу, в 18-ый век. Меня звали Красный Орёл; так назвала меня мать, потому что я появился на свет на закате, когда заходящее солнце окрасило в багровый цвет небо над фьордом, и первым она увидела орла, парящего в восходящих потоках воздуха. Когда я возмужал, матерью моих детей была Пляшущая Луна, но она умерла в 1756-ом, рожая нашего четвёртого сына. А я умер от голода зимой 1757-го. Вот и всё, что мне приснилось.
Я спросил пояснений у своего духовного пастыря. Его зовут Одинокий Волк, и когда-то он был храбрым воином-кри. Он достиг таких высот духа, что после смерти ему уже не нужно было возвращаться к новому физическому существованию. Таких, как Одинокий Волк, называют ангелами-хранителями; он — хранитель моего духа и защитник моей жизни. Он предоставляет право выбора мне, если есть вероятность познать новое, и разговаривает со мной через сны и мысли.
Одинокий Волк рассказал, что в год моей смерти была особенно холодная зима и пищи в Белла-Куле стало в обрез. Я ушёл с охотниками на поиски оленей, и в одном из далёких отрогов Береговых гор нас занесло снегом, еды мы не нашли и все умерли от голода и холода.
Такое чувство приходит ко мне вдруг, внезапно, когда я слежу, как лениво плывут облака по своду Отца-Неба. И когда вижу, как во время осенних дождей плачут осины чистыми слезами на моём дворе. И когда в зимних бурях слышу голоса предков. И когда замечаю, как клубятся речными туманами духи мёртвых над Матерью-Землёй.
Потому что жизнь — это круг, она начинается и кончается, и начинается вновь, и мне ещё топать и топать по Дороге Приключений…
Глава 56
«Дни оружия и роз»
«До свидания, старина. Мне будет тебя не хватать, я тебя не забуду. Да, Билли, хорошенько отдохни перед тем, как вернуться. Увидимся в «Сумасшедшем клубе» на улице Тю До. Оттянемся, сгоняем на аллею «100 пиастров» и проделаем Сайгону новую дырку в жопе. Вот увидишь!»
О Билли, видимо, уже всё сказано, но есть одно интересное примечание. Несколько месяцев спустя после его смерти я получил письмо от Кейти.
*****23 августа 1986 г.
Дорогой Брэд.
Спасибо за письмо. Полагаю, вы поняли из телефонного разговора, как далёк был Билли от реальности последние два года. Всё это пошло от неумеренного потребления алкоголя. Физически он стал полной развалиной. Я пыталась не замечать этого, но два друга потом говорили об этом прямо. Он часто выходил из себя. Иногда, вставая с кушетки, падал. Его руки и ноги сильно исхудали, и ел он очень мало. Если любишь человека, то стараешься не видеть в нём подобные перемены. Сам он отказывался обсуждать это, поэтому я тоже не касалась этой темы.
Он понимал, что делает с собой. Он мне всегда говорил, что умрёт в море, что 40 лет ему не разменять. Что ж, он справился с этим за один день. День рождения у него был 21-го мая.
Он никогда не возил автоматы в Арубу и не ездил в Пакистан. Как не оставил для вас и ружья 10-го калибра для охоты на акул. Он просто всё сочинил. Это был его миф, его мечты о днях оружия и роз. Он очень долго жил только воспоминаниями и своими наградами, былыми интрижками и приключениями. Но с самого момента возвращения с войны он только и делал, что занимался саморазрушением.
Я видела, как Билли постепенно опускается. В последний год он вообще не хотел работать. Только пил. Не мог ни подровнять траву на лужайке, ни заниматься садом. Я всё тащила одна, как всегда.
Но больше я так поступать не буду.
Лучшее, чему меня научил Билли, это поступать не так, как он. Наша совместная жизнь потихоньку сводила меня с ума. Не знаю, насколько бы меня хватило. Хотя он всегда называл меня своей «скалой».
Так вот, теперь я одна. Сердце моё окаменело.
Это он меня сделал такой…
Кейти
*****Над могилой сырою не плачь и не стой —Я ещё не уснул, не лежу под плитой.
Я в ветра потоках, которые веют,Я в злаках зелёных, которые спеют,Я в белом снегу, что алмазом сверкает,И в шуме дождя, что по крыше стекает.
Я здесь, я везде: я — предутренний сон;Ты знаешь меня — я любви страстный стон.Я в небе причудливой птицей летаю,А ночью неяркой звездою мерцаю.
Над могилой сырою не плачь и не стой —Я как прежде живой, нет меня под плитой.
Глава 57. «Соблазны чистого листа»
«Мимолётные и сладкие, клятвы вечной любви и преданности — в горе и в радости, в болезни и во здравии — не рассчитаны на долгий срок. Эти сиюминутные обещания написаны на зыбучих песках сердца двумя любовниками, стремящимися в страну по имени «Навсегда»…
Это новый Эдем, его имя — Надежда. И, как Любовь, надежда рождается и умирает и снова рождается в сердце человеческом».
Весной 88-го мне стало лучше. В целом я превозмог своё уныние, и душевная боль уже не была такой острой, как за год до этого. К августу она почти совсем пропала. Немногим меньше двух лет прошло со дня смерти Джойс, но за одну ночь, словно сработала кнопка замедленного разъединения, с глаз моих спала чёрная пелена, и я снова обрёл способность думать о будущем, строить планы и загадывать наперёд.
До того момента я был во власти жестокой депрессии и не имел сил и думать о дне грядущем: мне было наплевать, наступит ли «завтра» вообще, жив ли я или уже окочурился. Опять меня мучило чувство вины как оставшегося в живых — то самое чувство, что вцепилось в меня по возвращении из Вьетнама: я-то вернулся, а Дэнни, Крис и столь многие товарищи — нет. За много лет до знакомства с Джойс у меня обнаружился рак, но я всё ещё был жив. А она умерла. Тоска — логичное страдание, и мне пришлось его перебороть, прежде чем стать готовым к новой жизни.
В долине у меня были и друзья, и добрые соседи. Джим и Патрисия Флетчер: они позвали меня на рождественский ужин в первый же год моего пребывания здесь и приглашали все последовавшие годы. И Нил Эрлих, живший через дорогу, с которым мы подолгу прогуливались и говорили обо всём — от Бога и Дьявола до философии и искусства. Вокруг меня были люди, и мне было с кем поговорить, но в то же время, оставаясь на ночь один на один с двумя псами в щелястой избушке, я чувствовал себя страшно одиноким.
Здесь всё крутилось вокруг семейных интересов, а я был старым бородатым отшельником и жил сам по себе в заваливающемся на бок бревенчатом срубе, поставленном у горы.
Мне нравилась моя новая жизнь почти во всём. В самом деле нравилась. За исключением одного…
Я был Адамом без Евы, и мой райский сад был пуст. Тогда я решил, что без женщины моё приключение на лоне первозданной природы будет неполным. Но какая женщина согласится жить так, как живу я? Индейская скво? Может быть, её так воспитывали. Но уж конечно не городская женщина из Ванкувера или Калгари, которая носит шёлковые чулки и обута в изящные туфли-лодочки, а не грубые походные башмаки.
Ни одна женщина в долине меня не заинтересовала, и вот однажды в универмаге я достал из кармана два доллара и купил «Ванкувер Бай энд Селл», полную всяческих объявлений газету, которую продают по всей Британской Колумбии.
Я заглянул в раздел международной переписки, про себя размышляя, что если никого не найду в этом номере, то уж в следующем обязательно найдётся такая, которая соберёт рубашки и джинсы и примчится ко мне.
Как трудно умирают старые привычки, парень.
По мне, переписка всегда была развлечением. Мне нравится открывать для себя жизнь людей из самых разных стран света. Я человек, который любит соблазн, хоть реальный, хоть на бумаге; соблазн долгий, неторопливый и всеобъемлющий, захватывающий ум, душу, эмоции и — как coup de grace — секс.
Поэтому я выбрал адрес и вступил в переписку с девушкой из Германии. Потом — с девушкой Ингой из Дании. И с Соней из Австрии. Скоро у меня набралось 10 девушек. Потом 20. А потом целый гарем из 30 человек.
— Боже правый, — как-то хлопнул я себя по лбу, — одна девушка — уже много, а тут бульон из 33-х. Я совсем спятил. Я просто слетаю с катушек…
Не успел я оглянуться, как эта «погоня за талантами» вышла из-под контроля и заполонила мою жизнь. Времени на работу не осталось. Я с головой ушёл в отстукивание ответов на письма на своей пишущей машинке «Ай-Би-Эм» 63-го года выпуска. Каждое послание отличалось от предыдущего, я строчил страницу за страницей, писал всё, что приходило в голову, описывал владевшие мной мысли и чувства и, если быть честным, когда иссякали случаи из жизни, я сочинял небылицы, шлифовал их, и с каждым адресатом эти россказни становились краше и краше: я что-то добавлял, что-то убирал, привирал, и мне это нравилось. Ведь правдивость истории не имела значения. Это была игра — и для меня, и для них.
